Однажды Арнстейну Арнебергу пришла в голову шальная мысль послать в Пульхёгду парламентеров среди ночи. Он думал, что удастся смягчить Нансена. Многие из гостей во главе с Арнстейном двинулись к Пульхёгде и выстроились под окнами отцовской спальни. Арнстейн откашлялся:
«Фритьоф Нансен»,— начал он осторожно. Никакого ответа. «Фритьоф Нансен»— опять молчание. Тогда он взмахнул руками, и раздался хор: «Фритьоф Нансен!»
Заспанное лицо отца показалось в окне. Пока что оно не очень смягчилось.
«Что это значит?»—«Можно Лив остаться подольше?»— заикаясь спросил Арнстейн. «К дьяволу с такой чушью!» Казалось, вот-вот разразится гроза. Но Арнстейн был в приподнятом настроении и не падал духом: «Мы только пришли спросить, можно ли Лив...»—«Лив может оставаться, сколько захочет, черт побери!»— прорычал отец, захлопывая окно.
Арнстейн и все остальные вернулись гордые собой. Отец разрешил, все в наилучшем порядке! Я в этом не была уверена. Но мы танцевали до рассвета, пока рыбацкие лодки не вышли в море. К моему удивлению, отец наутро ничуть не сердился.
«Верно, тебе было очень весело вчера вечером,— сказал он,— но что за дикость посылать всех просить за себя — не тиран же я в конце-то концов?»
Перед отъездом в Сибирь отец надумал отвезти детей (кроме Коре — он в то лето уезжал) в Сюндволлен.
Мы ехали в нашей старой желтой коляске, запряженной гнедым, через всю округу Берум и по лесам Соллихегде. Поездка наша заняла целый день, и все время пекло солнце. В то время Сюлдволлен был маленькой сельской гостиницей, с хлевом и конюшней, посреди лесов и полей. Отцу нравилось здесь, и он с удовольствием показывал нам этот край. Вечером настроение его изменилось, и он записал в дневнике:
«Лив и дети уже попрощались перед сном, скоро и мне пора спать. Но так трудно уснуть, ночь слишком хороша. Я лягу у раскрытого окна, чтобы мне виден был фьорд и голубые холмы вдали, и мне пригрезятся прекрасные голубые сны... О, зачем в высшей красоте природы столько грусти, и почему эта грусть прекрасна — к чему любить, если это приносит горе?
Кажется, в твоей душе все время бьется бессмысленное таинство природы и жизни и колеблются сокровенные струны:
Печальные слышала я голоса
в тот час, как с небес озаренных
светило сошло, почернели леса
и скатилась роса
с дерев, над водою склоненных ».
Это припомнился отцу «Водяной» Кьерульфа на слова Вельхавена — любимая песня мамы.
VI. ПО СИБИРИ
Главное затруднение для морского судоходства между Европой и северным побережьем Азии представляют льды Карского моря. Попытки использовать этот путь для торговых сношений между Западом и Востоком начиная с 1876 года неоднократно предпринимались Англией, Россией и другими странами, и в 1911 году было создано Сибирское акционерное общество[156], директором которого стал молодой Иона Иванович Лид. Лид часто обращался к Нансену за советом, и отец заинтересовался его планами, которые обещали большие выгоды и России, и Норвегии. Первая попытка Общества преодолеть льды Карского моря закончилась неудачей[157]. Новую попытку решили предпринять в 1913 году, использовав судно большего водоизмещения и мощности. На этот раз была сделана крупная ставка. Если и эта попытка потерпит неудачу, то Общество обанкротится.
И вот тогда-то директору Лиду и пришло в голову пригласить в это плавание Нансена. Он считал, что к этому делу нужно подходить дипломатически. Лучше всего не упоминать пока об интересах Общества, а попытаться увлечь Нансена перспективой проделать новые исследования в Ледовитом океане, которые сыграют важную роль для освоения Северного морского пути. Лид, кроме того, решил, что если Нансена пригласит Сибирское общество — этого мало, нужно добиться официального приглашение русского правительства. Так будет куда лучше!
Лид вспоминает:
«Когда я пришел к Нансену на его виллу в Люсакере, он спустился ко мне, прыгая через две-три ступеньки сразу, как мальчишка, хотя ему было уже пятьдесят два года. Начало хорошее! Он явно не чувствовал себя слишком старым для новой схватки со льдами. „Возможность поплавать по Ледовитому океану, дойти до Енисея да еще повидать Сибирь до самого Дальнего Востока весьма заманчива,— сказал Нансен,— мне как раз нужен отдых, и там я использую его как нельзя лучше, поэтому я с радостью даю согласие"».
Были приглашены еще двое пассажиров: Иосиф Лорис-Меликов, секретарь русского посольства в Христиании, и Степан Востротин[158], владелец золотых приисков и бывший губернатор Енисея, ныне член Государственной думы от Енисейской губернии. Современный грузовой пароход «Коррект», водоизмещением в 1650 тонн, обшили ледовым поясом и установили на его прочной высокой мачте наблюдательную бочку; в Тромсё на борт поднялся старый опытный полярный лоцман.
Для Нансена все плавание от начала до конца стало большим событием. Особенно свидание с Ледовитым океаном. «Коррект» шел по маршруту «Фрама», и потому опыт Нансена, его знание ветров, льдов и течений очень пригодились. Часто лоцман, не решаясь брать на себя ответственность, советовался с Нансеном, и советы эти неизменно оказывались полезными. А один такой совет спас всю экспедицию. «Коррект» причалил к огромному айсбергу, а Нансен по собственному опыту знал, что при таянии айсберги часто теряют равновесие и переворачиваются подводной частью вверх. Так и случилось несколькими часами позже, и все радовались, что вовремя ушли в другое место.
Нансен работал все время. Если он не сидел на марсе, высматривая путь, значит, был занят на палубе научными наблюдениями, если не давал советов другим, значит, учился чему-нибудь сам. В долгих беседах с Востротиным он из первых рук собирал сведения об условиях жизни в Сибири и ее населении. Затем он уточнял и углублял эти сведения по письменным источникам и картам и заносил материал в свои рабочие тетради.
Часто выпадала и возможность поохотиться. Однажды севернее Марресале на льду показалось стадо моржей. Нансен и Лид отправились на охоту. Лид остался в лодке, держа наготове ружье и бухту троса, а Нансен взял гарпун и осторожно пополз к огромному секачу. Подкравшись довольно близко, Нансен выпрямился во весь рост и изо всех сил метнул гарпун в зверя, тот замертво свалился на лед. Нансен давно уже не охотился, но не утратил сноровки и по-прежнему был в форме.
На «Корректе» все восхищались его выносливостью. Несколько раз команда вместе с пассажирами высаживались на берег поохотиться. Походы были нелегкими, участвовала в них в основном молодежь, однако все выбивались из сил после долгих переходов по тундре. Нансен же бодро шагал впереди всех, помолодевший, радостный от ощущения простора, и, возвращаясь обратно, он шел так же легко, как в начале пути.
Но даже во время этих походов он не забывал о своей работе. Шагая с ружьем за плечами, он в одной руке держал фотоаппарат, в другой — карандаш. Заметив что-то интересное или узнав что-нибудь новое, он тут же делал запись в блокноте. «Огромные знания Нансена, его живой ум и любознательность, готовность, с которой он делился своими знаниями, сделали это плавание незабываемым для всех его участников»,— вспоминает Лид.
К концу августа была пройдена важнейшая часть пути от пролива Югорский Шар до устья Енисея, и оказалось, что льды Карского моря вполне преодолимы. Советы и указания Нансена относительно плавания по Карскому морю учитывались и в дальнейшем. Судоходство к устьям сибирских рек стало развиваться и постепенно превратилось в крупное, хорошо налаженное предприятие, которое в настоящее время представляет собой необходимое звено в экономической жизни Сибири. Пробное плавание 1913 года и вышедшая затем книга Нансена «По Сибири» способствовали раскрытию огромных возможностей, заложенных в этой стране будущего.
