Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Я подумал, что мне снится фантастический сон, ночной кошмар, который рано или поздно кончится. Но потом я вспомнил все, что слышал от Оуны и понял, что могу никогда не проснуться, могу никогда больше не увидеть своих детей. При этой мысли меня охватил праведный гнев, ненависть к Судьбе и другим, не столь абстрактным силам, которым служил Сепирис и его сподвижники.

Я переборол свои эмоции, сосредоточившись на том, чтобы не отстать от Лобковица, который скакал по туннелям, пещерам и коридорам из сверкающих алмазов, сапфиров и сердоликов, вниз по крутым склонам и вверх по лестничным пролетам. Копыта наших скакунов почти не касались дороги. Когда мой конь впервые промчался по пустоте, отделявшей одну часть горы от другой, я судорожно вздохнул и сжался всем телом; однако уже очень скоро мне передалась уверенность, с которой он ступал по невидимым тропам.

Мы галопом мчались по океанам лавы и пенистым рекам пыли, по мраморным озерам с голубыми прожилками; порой нас ослеплял яркий свет, и тут же мы ныряли в непроглядную тьму. Наши огромные черные скакуны не ведали усталости. Когда мы миновали ледяные пещеры, дыхание вырывалось из их ноздрей подобно дыму, но ни одно естественное препятствие не могло смутить их. Только теперь я начал понимать, что получил от Сепириса поистине бесценное животное.

Вопреки терзавшим меня мрачным мыслям ко мне вернулось старое хорошо знакомое воодушевление. Клинок у моей ноги уже окутал меня своей кровавой аурой, наполняя меня предвкушением того, что я почувствую, обнажив его. Но я не решался выхватить клинок из ножен, зная, что он сделает со мной, какие наслаждения я испытаю и каким мучениям будет подвергнут мой разум.

Я оказался во власти неистового желания, смешанного со страхом. Зная, что моей жене грозит опасность, я жаждал вновь ощутить в своей ладони рукоять меча и отведать ужасного наркотика – жизненной субстанции своих врагов, которую кое-кто называет душой. По мере того как дух Эльрика объединялся с духом клинка, они грозили одолеть ту часть моего существа, которая оставалась Ульриком фон Беком. Уже теперь слишком большая его доля стремилась ринуться в бой на этом великолепном скакуне, рубить и резать, крушить и кромсать, сея повсюду смерть беспощадной рукой.

Все это ужасало Ульрика фон Бека, поборника либерального гуманизма.

Но вряд ли этот здравомыслящий цивилизованный человек мог с успехом противостоять тем реальностям, которые его сейчас окружали. Я должен был полностью подчиниться Эльрику.

Я подумал, что, сделав это, в некотором смысле предал бы своих детей и жену. Я должен был сохранять свою гуманную личность, но Эльрик все упорнее вторгался в мое существо, грозя полностью покорить меня и сделать верным орудием своей кровожадности.

Как я жалел о том, что познакомился с ним и был вынужден принимать его помощь! С другой стороны, если бы я не связал свою судьбу с Эльриком, я бы не женился на его дочери Оуне, которую мы оба любили, хотя и каждый по-своему. По крайней мере в этом мы были едины. И, что важнее, последний император Мелнибонэ спас меня от пыток и унизительной смерти в концлагерях фашистов.

Эта мысль помогла мне вновь обрести душевное равновесие, а мой скакун тем временем все выше и выше возносил меня из глубин ревущей бездны; потом мы спустились к потокам черной глины и красной лавы, окунувшись в дождь серого пепла. Нихрэйнские кони продолжали следовать своим путем, параллельным этой реальности. Меня неотступно преследовал запах пота и серы. Шея моего громадного коня дымилась, вздуваясь буграми мышц- он мчался вниз по склонам черных гор навстречу ночному миру, в котором постепенно занимался рассвет, а безжизненные пепелища сменялись холмистыми полями с высохшими дубами и вязами.

Меня одолевала усталость. Скакуны замедлили бег и перешли на мерную рысь, словно наслаждаясь прохладным осенним воздухом и запахом уходящего лета. В мягком умиротворяющем свете листья деревьев стали золотыми, ярко-желтыми и красными. Лобковиц, который по-прежнему мчался впереди меня – его плащ и треуголку покрывала светло-серая пыль- обернулся и махнул мне рукой. На его лице был написано торжество. Я решил, что мы преодолели очередной рубеж. Удача продолжала сопутствовать нам.

В конце концов мы остановились отдохнуть у пруда, в котором несколько белых уток устроили шумную перебранку. Вокруг не было ни души, хотя местность имела приятный возделанный вид. Я сказал об этом Лобковицу. Он ответил, что, по его мнению, мы оказались в одной из частей мультивселенной, которая по каким-то причинам не заселена людьми. Порой исчезают целые периоды будущего, оставляя самые неожиданные следы. Он предположил, что эти земли некогда принадлежали зажиточным крестьянам. Какое-то событие в мультивселенной затронуло их существование. Природа этого мира уцелела, а они покинули его. Все что было создано ими, исчезло.

Лобковиц печально вздохнул.

Он сказал, что слишком часто был свидетелем такого явления и не сомневается в своей правоте.

– Вам, граф, могла броситься в глаза безжизненность этих холмов, деревьев и древних камне. Они превратились в сны, но тех, кому они грезились, уже нет.- Лобковиц вымыл лицо и руки в пруду и поднялся на ноги. Он поежился и сунул ладони под мышки, согревая их и, пока я умывался и пил, продолжал объяснения:- Я опасаюсь таких мест. Они чем-то сродни вакууму. Никогда не знаешь, какие ужасы их заполнят. В лучшем случае – какое-нибудь бредовое сновидение.

Я уловил нить рассуждений Лобковица, но мне не хватало его опыта. Я мог лишь слушать и стараться уразуметь сказанное. Все сверхъестественное раздражало меня, я понимал, что никогда не буду чувствовать себя спокойно в его присутствии. Отнюдь не все члены моей семьи стремились к безграничному могуществу. Многие из нас предпочитали возделывать свои крохотные сады. Мне вдруг пришла в голову забавная мысль – нельзя ли мне стать тем "ужасом", который заполнит здешний вакуум. Я буквально воочию увидел Оуну и своих детей, которые трудятся на ферме, славный домик, в котором мы живем…

Потом я понял, чего боялся Лобковиц. В мультивселенной великое множество самых разнообразных ловушек. В суровом климате может прятаться неизъяснимая красота, самый восхитительный цветок может оказаться ядовитым. Подумав об этом, я поспешил вскочить на своего огромного не ведающего усталости скакуна и помчался вслед за Лобковицем по безбрежным полям. Наконец на землю опустилась ночь без луны и звезд, а далеко под нами послышался шум воды.

Я не отваживался смотреть вниз. Когда наконец я пересилил себя, то почти ничего не заметил, но, по всей видимости, нихрэйнский конь мчался галопом по озеру. Мы проспали ночь в седлах, а утром помчались по обширной степи, заросшей высокой жесткой травой. Вдали я увидел пасущихся животных, которые при ближайшем рассмотрении оказались североамериканскими бизонами.

При мысли о том, что мы, вероятно, находимся на одном континенте с Оуной, я испытал огромное облегчение. Потом бизоны исчезли.

– Она где-то рядом?- спросил я Лобковица, когда мы в очередной раз остановились на холме с видом на широкую извилистую реку. Мы не видели вокруг ни растений, ни животных, а единственным доносившимся до нас звуком было неумолчное завывание западного ветра. Мы спешились и закусили черствыми бутербродами, которые Лобковиц вез в своей седельной сумке из самой Москвы.

Его ответ отнюдь не улучшил мое настроение.

– Нам остается лишь надеяться,- сказал он.- Прежде чем мы узнаем это наверняка, нам предстоит одолеть множество препятствий. Многие из этих миров погибают… в сущности, они уже мертвы.

– До сих пор это удавалось вам без труда, сэр,- заметил я.

– Смерть облагораживает нас.- Лобковиц процитировал Томаса Харди, но я не понял, как его высказывание связано с нашим нынешним положением. Он швырнул остатки бутерброда на землю и присмотрелся к нему. Бутерброд не шевелился. Я был озадачен. Чем его заинтересовал этот огрызок?

– Ничего не вижу,- сказал я.

– Совершенно верно,- ответил Лобковиц.- Тут не на что смотреть.

58
{"b":"134958","o":1}