Все так и было: люди длинной воли, разогнав южан, хватали с повозок добро противника, рубя саблями стариков, пытавшихся защититься. Врезавшись в толпу разбойников во главе отряда, Чиркудай с Субудеем увидели, что многие бандиты лежали между повозками на женщинах, насилуя их с яростью и злобой. А в повозках дико кричали напуганные дети.
Выхватив нагайки из седельных петель, Чиркудай с Субудеем стали бешено стегать всех подряд, по потным спинам и дергающимся голым ягодицам. Нукеры взвизгивали, вскакивали с земли и хватались за сабли. Но, увидев озверевших всадников, молча хлеставших нагайками, сразу узнавали их. Торопливо подвязав штаны, бежали к уже пасущимся коням, подвывая от боли, прячась за арбы. Вскочив в седла, уносились в степь, где их поджидали верные воины Бельгутея и Джелме. Криками и ногайками людей длинной воли опять собрали в тумены, и повели навстречу войску белых аратов.
Неделю войско Темуджина гонялось за разрозненными отрядами южан. Темуджин встретился с довольным ханом кераитов. Приезжали нойоны и из других племен. Чиркудай видел всех и ему не понравилась спесь князьков, свысока посматривающих на Темуджина. Весь их вид говорил: ты должен лизать нам сапоги, за то, что мы разговариваем с тобой на равных. Темуджин все понимал и кривил губы в нехорошей улыбке, стараясь казаться вежливым. Наблюдая за всем этим, Субудей опускал глаза вниз и краснел о негодования, Тохучар зло скалил зубы. Джелме с Бельгутеем напились от радости архи и ничего не замечали. Один Чиркудай не выказывал своих чувств.
Можно сказать, что белых аратов больше не существовало. И, в основном, благодаря воинам Темуджина, которые, при всей своей расхлябанности, сражались лучше всех. Пленных казнили, по решению военачальников племен, с согласия Тогорила. А у Темуджина даже не спросили, что он думает. Головы отрубали всем, кто был выше тележной оси. Но Темуджин не был в обиде, он радовался тому, что ненавистные южные араты почти полностью уничтожены и что Джамуха не принял участие в войне.
Добычи собрали много. И прямо среди степи нукеры устроили обмен награбленным. Делёж длился около недели. Китайский корпус так и не подошел к ним, завязнув между топких солончаков около безводной пустыни. Великая степь для китайцев, была непреодолимой преградой.
От чжурчженей прибыли военачальники и сообщили приказ своего императора о том, что Тогорил становится заместителем Алтан-хана в степи со званием Ван-хан. А Темуджину присваивается китайское звание командира корпуса. Командирам туменов других племен тоже дали различные китайские звания. И хотя эти регалии были бесполезны для кочевников, но новоиспеченные начальники были довольны.
Покончив с обменом трофеев, тумены Темуджина вернулись в свой курень. Их встречали женщины, старики, дети. Все сразу же кинулись к арбам с вещами, которые привезли с войны их мужья и сыновья.
Чиркудай увидел мать Темуджина Оэлун, которая с состраданием рассматривала осиротевших детей белых аратов, оказавшихся ниже тележной оси и не убитых в степи. Около неё толпилось несколько десятков пожилых араток.
Не удержавшись, Оэлун подошла к одной арбе и, притянув к себе маленького испуганного мальчика, взяла его на руки. Чиркудай молча наблюдал, как люди длинной воли, кривясь нехорошими улыбками, наблюдали за женщиной, не мешая ей забирать не нужного им мальчишку. Ребенок прижался к ней, крепко обхватив ее шею руками.
– Как тебя зовут? – мягко спросила Оэлун, стараясь не заплакать.
– Шаги, – едва слышно сказал мальчик, прижимаясь к ней: – Шаги-Хутух.
Проявленное милосердие будто подтолкнуло остальных женщин. Они молча накинулись на арбы, вытаскивая уцелевших в сече детей и, прижимая трепещущие от страха живые комочки к себе, быстро разошлись по своим юртам.
Чиркудай бесстрастно смотрел на это, вспоминая, что сам был в их положении. Но у него в душе ничто не шевельнулось. Он не испытывал жалости к тем, кому было суждено погибнуть. То, что их решили спасти женщины, его совсем не тронуло.
Курень моментально разросся до нескольких тысяч жилищ кочевников, отнятых у белых аратов. Чиркудай с Тохучаром тоже обзавелись своими юртами, поставив их недалеко от субудеевской. А Субудей, неожиданно для них, взял себе женщину из южных араток, исчезнув с их поля зрения на несколько дней. Посовещавшись, Чиркудай с Тохучаром поставили еще одну юрту, общую. Все свободное время они проводили в ней.
Их часто требовал к себе Темуджин, пивший со своими командирами водку в честь победы. Но пьянство не нравилась ни Чиркудаю, ни Тохучару. Темуджин искоса смотрел на них трезвыми глазами, хотя сам пил очень много, но друзей пить не принуждал.
Джелме подарил Темуджину желтый китайский шатер. И Темуджин стал ночевать в нём с двумя сёстрами южанками, которых ему подарил Бельгутей. Первая жена Темуджина Борте злилась и говорила, что белые аратки никуда не годятся, что среди араток есть немало хороших женщин, которых Темуджин может взять в жёны. Темуджин побаловался десять дней и отдал сестёр вместе с шатром Хасару. После этого у Хасара началась беспробудная пьянка. Он устроил пожар и спалил шатер. Его и белых араток едва спасли.
Неожиданно в курене появился Теб-Тенгри. Чиркудай присмотрелся к черному колдуну, и определил, что тот заматерел, стал более жесток и властен. Он быстро приковал к себе внимание, заставив слушаться командиров, потом воинов, и в один солнечный день устроил на холме, который окружили тысячи любопытных людей, церемонию общения с Вечным Синим Небом. Затем он провозгласил Темуджина ханом, что было встречено громкими и одобрительными криками.
Теб-Тенгри пообещал посоветоваться с Вечным Синим Небом о том, какое имя будет носить новый хан Великой степи, и сказал, что объявит об этом на всеобщем Курултае. Его опять поддержали одобрительными криками. Темуджин воспринял все спокойно, будто ждал подобного. Через несколько дней Теб-Тенгри уехал к кераитам, хотя они не поклонялись Вечному Синему Небу, а были христиане николаитского толка.
А курень, из-за разбойников, превратился в настоящий ад. Люди длинной воли шатались пьяные между юртами, отнимая друг у друга женщин, схватываясь в поединках. Когда в драках погибло несколько сотен человек, Темуджин собрал командиров и сказал, что отпускает людей длинной воли, а когда наступит нужда, он их снова призовёт.
Сразу уехало десять тысяч человек. Около восьми решили остаться с Темуджином. Стало тише и спокойнее. Уехали неисправимые грабители, а остались те, кому надоела жизнь изгоев. Они все были из разных племен. И им нравилось, что вокруг Темуджина образовалось какое-то новое общество, где не спрашивают, из какого ты рода. Все были равны.
Через две недели, когда пришли осенние холода с остылым дождем, в общую юрту пришел Субудей, с синяками вокруг провалившихся глаз. Смущенно глядя в сторону, он сказал, что эта южанка злая, как юртовая, недавно ощенившаяся сука, поэтому пришлось её отдать брату Джелме, у которого уже было три жены. Субудей, скривив, побледневшие за неделю губы, дополнил, что Джелме любит злых. И всё пошло как прежде: они стали жить втроем в одной юрте. А в свои наведывались лишь иногда, если возникала какая-нибудь надобность.
Когда выпал первый снег и степь побелела, к ним в юрту ввалился Темуджин с Бельгутеем и Джелме. Они были трезвые, хотя их воспаленные от недосыпа глаза еще лихорадочно блестели. Темуджин сбросил волчью шубу на кошмы, молча уселся и по привычке замер, что-то обдумывая.
– Вам, наверное, надоело без войны? – неожиданно спросил он у троих друзей. Джелме хохотнул от этого вопроса, а Бельгутей с улыбкой посмотрел на воинов.
– Вы стали знаменитые, – продолжал Темуджин. – Благодаря вам и вашим нукерам у нас в курене стало спокойнее, – помолчав немного, Темуджин объявил, в виде приказа:
– Всё! Отсиживаться больше не будете. Начинаем загонную и облавную охоту. Нужно чем-то занять людей, да и дичинки хочется. Настреляем оленей, лосей, кабанов на мясо, а волков на шубы, – и он хлопнул ладонью по тёмно-серому меху волчьей шубы. – Будете сопровождать меня, это приказ.