И однажды, в городе Херсонесе, произошла встреча, которая должна была произойти. Это событие встряхнуло туменного. Он даже немного испугался, хотя и не подал вида.
Остановившись у одного из лотков на базаре, Сочигель стала примерять пурпурное ожерелье. Продавец, зная, кто перед ним, старался всячески угодить. Чиркудай с иронией смотрел, как его женщина любуется никчемными, по его мнению, побрякушками. Но он понимал, что все люди разные и многие смотрят на ненужные для него вещи, как на богатство. Особенно женщины. И не отказывал Сочигель ни в чем. У него было столько золота в повозках, что он мог на него купить не только этот базар, но и весь город.
Пока Сочигель примеряла украшения, из подвальчика, находившегося за лотком, вышел пожилой мужчина и замер, во все глаза уставившись на Чиркудая. Выбрав обновку, Сочигель расплатилась, и тут заметила остолбеневшего грека. Она растерялась, переводя глаза с него на своего мужа. Они были похожи друг на друга, словно отец и сын.
Наконец мужчина качнулся и с волнением заговорил сначала на греческом, а затем на кыпчакском языке. Но, опомнившись, перешел на согдийский язык. Нукер-переводчик сообщил, что этот знатный купец приглашает уважаемого командующего пройти к нему в дом. Чиркудай заколебался, внутри у него что-то шевельнулось. Заметив возбуждение Сочигель и её зовущий взгляд, он согласился.
Они обошли лоток и оказались у резных деревянных ворот. Купец оглянулся, тяжело вздохнул и, пройдя во двор, пригласил за собой Чиркудая, Анвара и Сочигель. А вздохнул мужчина потому, что десятка нукеров, позванивая ножнами клинков и кольчужными китайским рукавицами, ни на шаг не отставала от своего туменного. Они без приглашения вторглись под виноградные лозы, и расселись на грядках с какой-то зеленью.
Купец провел Чиркудая с сыном и его женщиной под навес, где в прохладной тени, на мозаичном полу возвышался мраморный стол и плетеные из тростника кресла. Пригласив гостей сесть, хозяин хлопнул в ладоши, и что-то сказал слугам, выскочившим из громадного дома. Через некоторое время каменную столешницу заставили, возможными и невозможными яствами, быстрые и молчаливые лакеи. Хозяин попросил гостей есть всё, по крайней мере – испробовать. Чиркудай, как и Сочигель, в знак уважения, лишь попробовали по чуть-чуть, от каждого блюда. Они всё это уже видели и ели в Бахчисарае. А Анвар, напившись красного кисло-сладкого гранатового сока, склонил голову к плечу, и уснул от усталости.
Мужчина долго набирался мужества и, наконец, начал издалека, сказав, что наслышан о непобедимом Чингизхане, о Субудей-багатуре и Джебе-нойоне. И он знает, что Джебе-нойон самый храбрый среди монголов. Но его удивляет: почему он так сильно похож на него?
Чиркудай уже понял, в чём дело, вспомнив рассказ Хоахчин о своих родителях, и быстро думал, как вести себя дальше. Внутри у него ничто не колыхнулось. Это поняла и Сочигель, искоса посматривая на опешившего нукера-переводчика, стоявшего рядом с ними. И она неожиданно для себя, взяла инициативу в свои руки и рассказала историю молодого купца с запада, приехавшего со своим отцом торговать в Монголию.
Услышав о смерти купцов, грек скорбно опустил голову и, не стесняясь присутствующих, заплакал. Нукеры повскакали с грядок и схватились за клинки. Но Чиркудай едва заметно шевельнул пальцами, отдавая приказ: не вмешиваться! Воины, настороженно посматривая на рыдающего грека, вновь уселись на укроп, петрушку и сельдерей.
– Арист был моим любимым братом! – негромко, сквозь слезы, причитал грек, раскачиваясь от горя: – Я не хотел его отпускать! Хотел пойти с ним... Но у меня не получилось.
Немного успокоившись, грек вытер слезы и срывающимся голосом произнес:
– Значит, ты мой племянник! А я даже не подозревал о твоём существовании. Если бы знал, то поехал бы на край света и вызволил тебя...
– Всё уже в прошлом, – бесстрастно заметил Чиркудай. – Всё осталось там, – он ткнул пальцем за свою спину. – И я не грек, я – монгол.
Купец сначала удивленно вскинул брови вверх, но, помедлив и подумав, понимающе кивнул головой:
– Да... Я знаком с философией времени и человеческой психологией. Мне жаль, что я не могу сейчас познакомить тебя с твоими двоюродными братьями и сестрами. Они недавно уехали за товарами в Афины и в Венецию. Но терять с тобой связь я больше не хочу: людей на земле немного, да и человек живёт на земле слишком мало, чтобы позволить себе роскошь разбрасываться ближними родственниками. И Христос меня за это накажет, – и, взглянув на Чиркудая, спросил: – А ты веришь в Бога?
– Мой Бог – Этуген. Он живет на Вечном Синем Небе, – отчеканил Чиркудай.
Сочигель поёжилась от тона мужа, но, вздохнув, вытерла платочком навернувшиеся слезы, и решила не вмешиваться.
Грек вновь понимающе покивал головой и спросил:
– Но ты не против того, чтобы мы не прерывали связь?
– Нет. Не против, – ответил Чиркудай и строго посмотрел на своего переводчика, который от волнения взмок и начал дрожать всем телом. Нукер подобрался и попытался успокоиться.
– Не беспокойтесь, – бросил Чиркудай разволновавшемуся воину, и всей десятке: – Я останусь с вами.
Воины, сидевшие на грядках, ловили каждое слово. Они заулыбались, услышав заверения своего командира.
Заметив, что Чиркудаю не хочется продолжать разговор, грек расстроенно сказал:
– Я хотел бы побыть с сыном моего брата подольше, но понимаю, у вас много дел. Не буду вас задерживать, – срывающимся голосом перевел нукер слова купца. – Надеюсь, что скоро приду к вам, или вы ко мне.
Грек ласково погладил ничего не понимающего, проснувшегося от плача купца и матери, Анвара.
– Как его зовут? – поинтересовался неожиданно обретенный Чиркудаем дядя.
– Анвар, – улыбнувшись сквозь слезы, произнесла Сочигель.
Купец жалобно посмотрел на Чиркудая, желавшего поскорее уйти, и выдохнул:
– Такова жизнь... Я понимаю...
Чиркудай кивком головы попрощался с родственником и, подойдя к выходу на улицу, оглянулся:
– Я передам тебе значок, с которым ты можешь ездить по всем землям Чингизхана без помех, – и вышел на улицу. Его тут же подхватила под руку Сочигель, оглядываясь на застывшего в воротах грека. С другой стороны на руке отца повис Анвар, с любопытством спрашивая: что случилось?
Сочигель вкратце рассказала ему то, что он просмотрел, пока спал. Больше они про удивительную встречу не говорили. Чиркудай был благодарен за это Сочигель. Ему не нравилось все то, что заставляло вспоминать детство. Хотя на душе от чего-то стало легче. Раньше он как бы висел между небом и землёй. Был никто. А сейчас вдруг почувствовал, что у него на земле есть корни, и что он человек.
Но больше увидеться Чиркудаю с дядей не довелось.
Весной следующего года великое ожидание окончилось и, обменявшись письмами, Чиркудай с Субудеем покинули насиженные места, двинувшись по левому берегу Днепра на север, где тумены объединились. Они вторглись в пределы Киевской Руси. По дороге произошло несколько небольших стычек с одиночными разъездами дозорных дружинников каких-то окраинных князей. Но неожиданно, около реки Ворскла, тумен Субудея наткнулся на большой курень половцев. Субудей хотел его обойти. Однако половецкий вождь Юрий Кончакович решил показать, кто здесь хозяин, и напал с семью тысячами всадников на замыкающую тысячу Субудея.
Если бы он знал, что за Субудеем в двадцати верстах движется тумен Чиркудая, то, скорее всего, убежал бы подальше. Но он этого не знал и поэтому попал в клещи. Обоим туменам понадобилось три часа для того, чтобы уничтожить почти всех, и сравнять с землей их курень. Вот с этого момента и поднялась невообразимая суматоха среди половецких и кыпчакских племен.
Имеющий самые большие стада и самое большое количество чабанов, половецкий хан Котян, был тестем кагана Мстислава Удатного. Он тут же бросился в Киев, просить помощи, от свалившихся на голову, страшных гогов-могогов, вынырнувших из тартара.
