Вдруг Чуча замедлил шаги, затем и вовсе остановился. Владигор насторожился и посмотрел через голову Дара в темноту.

— Чего ты там увидал, Чуча? — спросил он. — Э, да и впрямь что-то есть. Каменные сундуки какие-то.

— Это не сундуки, — мрачно произнес Чуча, — а гробницы. Это подземное кладбище.

Гробы были сделаны из розового гранита и отполированы так, что можно было увидеть свое отражение на стенках. Верхние плиты лежали ровно и плотно, почти не оставляя зазора. На них были высечены какие-то письмена, жукообразные буквицы отливали золотом.

— Это имена грунов, которые погребены здесь, — сказал Чуча и прочитал: — «Вдали от родины ты лежишь, отец. Сын продлит твою тоску по ней».

— Сколько же он тоскует за отца? — спросил Владигор.

— Этой могиле более ста лет, — тихо ответил Чуча. — Может, и сына уже в живых не осталось. Когда груны переселились сюда, они еще надеялись, что смогут вернуться в свои пещеры под холмами Синегорья.

— Может, и по сей день надеются?

— Навряд ли. Иначе дали бы как-нибудь знать о себе. Но даже отомстить за свое изгнание им теперь некому. Подземельщики рассеялись по миру…

— Но пророк Смаггл, — напомнил князь, — свою книгу оставил неоконченной. Значит, и история твоего народа не кончилась. Вам еще доведется соединиться в одну большую дружную семью, я верю в это.

— Твоими бы устами, князь… — вздохнул Чуча и добавил негромко: — Честно сказать, и я верю в это. Без веры как же?

— Конечно. С верой дальше и пойдем. Мы еще не мертвые, нам успокаиваться рано.

Они пошли дальше вдоль гранитных гробов, которые все не кончались, но постепенно начали выглядеть не такими аккуратными. Позолота больше не украшала надгробные надписи, теперь совсем короткие, порою их не было вовсе. Гранитные плиты уже были не гладко отполированы, а вытесаны грубо, кое-как. Самый последний и самый большой гроб был приоткрыт, будто могильщики, торопясь уйти, забыли задвинуть плиту. Чуча заглянул внутрь. Гроб был наполнен человеческими скелетами.

— Они перестали хоронить мертвых как подобает! — воскликнул он с горечью. — Вообще перестали их хоронить.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Владигор.

— Уже несколько лет сюда никто не приходил. — Он указал рукой на землю под ногами. — Колеи от колес повозки покрылись пылью.

— Может быть, груны стали хоронить своих мертвых в другом месте?

Чуча с сомнением покачал головой:

— Племя грунов вырождается. Боюсь, что, когда мы повстречаемся с ними, ни о чем нельзя будет договориться.

— Я не собираюсь ни с кем ни о чем договариваться, — сказал Владигор. — Мне нужно, чтобы Дар сделал то, что должен сделать, и я помогу ему. Мы все поможем ему. Так?

Аскан с готовностью кивнул и добавил:

— И поможем свергнуть Рума, если это в наших силах. Как бы я этого хотел!..

— Осторожно! — завопил Чуча.

От левой стены рядом с тем местом, где стоял Дар, отделилась вдруг огромная, до самого потолка, плита и начала падать, грозя раздавить мальчика в лепешку. Но еще ближе к плите оказался савраматский конь, задержавший падение плоской громады. Владигор рванулся к Дару, схватил его за руку и дернул на себя так, что мальчик перелетел через Чучу и покатился по земле. Плита со скрежетом и громом рухнула, подняв густое облако пыли. Владигор подбежал к Дару, поднял его на руки и прижал к себе:

— Жив? Не очень ушибся? Хвала Перуну! Тебя же убить могло, сынок! И не узнал бы ты, что я — отец твой…

— Я догадался, — прошептал Дар. — Я во сне тебя видел. И маму видел. Только думал, что тебе сейчас не до меня.

— Ах ты! — задохнулся князь от неведомой прежде отцовской нежности. — Да как же мне может быть не до тебя! Я просто открыться боялся. Думал, не простишь, что за Ольгой, матерью твоей, недоглядел, упустил ее, не спас от врагов.

— Ты не виноват, — сказал Дар, осторожно освобождаясь из крепких отцовских объятий, от которых ушибленные локоть, плечо, лодыжка вовсе не перестали болеть. — Если мама еще жива, она то же самое скажет.

— Жива, жива… — пробормотал Владигор, не столько Дара утешая надеждой, сколько себя. Глаза его увлажнились.

Чуча с асканом подошли к упавшей плите, оказавшейся железной дверью. Из-под нее торчали копыта задавленного коня.

— Вот и еще одного коня лишились, — произнес аскан. — Если бы не он…

— Если бы да кабы! — перебил его Чуча. — Разве так раньше двери ставили! Косяки сгнили, камень раскрошился. Все кое-как, на скорую руку. Как будто не подземельщики-груны, а прямо не знаю кто!

— Если б дверь крепко стояла, мы бы ее, если бы и обнаружили, все равно не открыли, — справедливо заметил аскан.

— Ну, это еще неизвестно. Может, эта дверь совсем не туда, куда мы идем.

— Хотелось бы так думать, — промолвил аскан.

За упавшей дверью уходил вглубь не прямой, а сворачивающий в сторону коридор. Саженях в тридцати, там, где начинался поворот, на стене плясали слабые красноватые блики. Изнутри веяло горячим воздухом, пахнувшим сажей, железом и еще чем-то, похожим на запах болотных пузырей. И еще слышались отдаленные глухие удары по камню, которые могли производить только человеческие существа.

— Сколько мы уже под землей, Чуча? — спросил Владигор.

— Сутки скоро, — ответил подземельщик. — Сейчас звезды на небесах просыпаются, ночь настает.

— Неужели мы так мало идем? — удивился аскан. — Я, когда от стражников Рума убежал, несколько дней и ночей плутал, чуть от голода не умер.

— Это потому, что ты плутал, — сказал ему Чуча не без достоинства. — А мы напрямую, самым коротким путем пошли.

Владигор похлопал его по плечу:

— Верно, Чуча. Куда бы мы без тебя! А теперь оставайтесь все на месте. Дальше я один пойду. Оглядеться надо, что и как.

Дар, Чуча и аскан молча стояли и смотрели, как Владигор уходит все дальше и дальше. Вот он достиг поворота, оглянулся, махнул рукой и скрылся за ним. Дар повернул голову и посмотрел в темную даль другого коридора, по которому они пришли сюда, и увидел знакомую девицу-смерть в белом платье. Та была далеко, однако мальчик успел заметить, как, прежде чем исчезнуть в темноте, она предостерегающе подняла руку.

Филимон вытер пот со лба и перевел дух. Немногочисленные защитники Вороньей горы бежали. Это были не защитники даже, а увечные воины, которых не взяли в поход, случайные купцы со своими охранниками и рабами, обозники, пастухи, конюхи, бродяги. Некоторые и не пытались сопротивляться, предпочитая убежать от маленького отряда синегорцев, которых здесь вовсе не ждали. Ждали не их, а возвращающихся с победой и богатой добычей айгурских вождей Салыма, Маласа и Арана. Ждали верховного вождя Рума. Но так и не дождались…

Филимон объехал гору вокруг. К вершине вела одна-единственная каменная лестница, обвивающая гору, словно змея. По лестнице нетрудно было подняться, она была пологой и широкой, но Филимон опасался, как бы не встретили их на середине подъема стрелы или кипящая смола. Пока никто не стрелял в синегорцев из немногих окон и с самой верхней площадки, где виден был большой разноцветный шатер. Обитатели горы словно затаились. Не готовят ли каверзу какую-нибудь?

Впрочем, Белун и не велел Филимону проникать внутрь горы. Он должен был дождаться чародеев и ничего не предпринимать в одиночку. Филимон, не желая рисковать людьми, над которыми получил командование, разбил отряд на четыре группы по пятьдесят ратников и расположил их вокруг горы на расстоянии, недоступном полету стрелы. Они должны были просто поглядывать по сторонам, а в случае опасности вновь объединиться и действовать уже по обстановке. Если с востока появится подкрепление айгурам, благоразумней будет отступить и присоединиться к основным ратям Братских Княжеств, которые вот-вот должны будут вступить в Селочь.

Сделав эти распоряжения, Филимон, отказавшись от провожатых, отъехал в степь. Просто сидеть и ждать, что случится, было не в его обычае. Не отпускала тревога о Владигоре, Чуче, мальчике Дарии. Даже об аскане, этом безымянном бродячем певце, думалось с беспокойством. Аскан был хорошим спутником и надежным товарищем, хоть и айгуром по рождению. Кто знает, может быть, среди этого народа немало достойных людей? Жаль только, что встречаться чаще приходится со всякими оборотнями вроде Рума.