До реки оставалось не более трех десятков верст. Неожиданное препятствие раздражало Салыма, медлить не хотелось. Он приказал разделиться на три ударные группы. Главная двинулась вперед, две другие начали обходить берендов с флангов.

Салым не особенно тревожился за исход этой не к месту случившейся стычки. Он наблюдал, не скрывая злорадства, как две лавины всадников начинают окружать безрассудных смельчаков слева и справа. На некоторое время поднявшаяся из-под копыт пыль скрыла происходящее впереди. Слышались только торжествующие вопли айгуров, звон мечей, какой-то звериный рев и вой. Вдруг всадники поскакали назад. Многие лошади мчались без седоков.

— Что там такое? — закричал Салым. — Куда они бегут? Прикажу казнить трусов!

Беренды не преследовали беглецов, и всеобщая паника мало-помалу улеглась. Выяснилось вот что. Слева и справа от пешей рати берендов было вырыто множество ям. Неглубоких, чуть больше человеческого роста. Однако сидели там не беренды. Почти в каждую яму могучие жители лесов посадили волков, а в некоторых, поглубже, ревели и медведи. Лошади, почуяв свирепых хищников, обезумели, начали вставать на дыбы, сбрасывая всадников с седел. Сами айгуры также были перепуганы, они ждали чего угодно, но только не врагов в обличье хищных зверей. Многие искренне поверили, что беренды, эти косматые великаны, обладают даром превращаться в волков и медведей. Сумятица поднялась такая, что сотни айгуров нашли свой конец под копытами собственных лошадей. Несколько воинов упали в звериные ловушки. Их отчаянные вопли не прибавили остальным решимости продолжить атаку, началось бегство.

— Вперед! — приказал Салым, когда все разъяснилось. — Лесные дикари посмеялись над вами. Дорого же обойдется им эта шутка!

Конница вновь поскакала в атаку. Приблизившись к берендам на расстояние в сто шагов, каждый всадник выпустил по стреле. Те прикрылись огромными щитами. Затем ответили тем же. Били по лошадям. Раненые кони ржали, вставали на дыбы, падали и давили упавших на землю. Вновь началась сумятица. Скакавшие сзади напирали, не понимая, что происходит. А беренды по единой команде дружно раздвигали щиты и вновь выстреливали из сотен луков. В стрелах у них не было недостатка.

Айгуры отступили, готовясь к новой атаке. Солнце на западе коснулось крон дальнего леса. Повеяло прохладой. Густая туча пыли постепенно рассеялась, и Салым с удивлением увидел, что беренды быстро покидают поле сражения, отходя в сторону темнеющих горных отрогов. Соблазн броситься за ними вдогонку был велик, но вождь начал сомневаться, не очередная ли ловушка это внезапное отступление? Солнце уже наполовину скрылось, близились сумерки. Вряд ли благоразумно драться в темноте на незнакомой местности с незнакомым противником. Продолжать идти к реке Угоре также было опасно. Да и после дневного похода по жаре его воины нуждались в отдыхе. И Салым приказал становиться на ночлег и разбивать лагерь.

Пожалуй, ни одно из его приказаний с начала похода не исполнялось столь быстро и охотно.

— Все-таки странно это, — произнес Чуча. Это были его первые слова с тех пор, как путники, оседлав лошадей, возобновили свое путешествие. Остальные тоже молчали, думая каждый о своем. Видимо, думы эти были невеселы, вид у всех четверых был довольно унылый.

— Странно что? — посмотрел на него Владигор.

— Что она нас отпустила. Убить не попыталась или пленить хотя бы, чтобы помешать нам дальше идти.

— Ну, меня-то она уговаривала погостить подольше, — сказал Владигор, мрачно улыбаясь. — И ведь все ласково так, нежно, будто дороже никого у нее нет.

— Она что, правда так красива, как о ней говорят? — спросил аскан.

— Правда, — кивнул Владигор. — Гвидор на что чародей был гордый, и тот перед ее чарами не устоял. Чудовищно красива! Вот верное слово! — Он вдруг хлопнул себя по колену. — Чудовищно! Что-то нечеловеческое в ее красоте, не людское, меня прямо холод так и пробирал. Да и о людях она с таким презрением говорила…

— Тот садовник действительно не человек был?

— Человек, но… Неживой, полумертвый какой-то. Убитых она, что ли, оживляет?

— Помните безумного всадника, который на нас поскакал? — сказал Чуча. — Я таких целую дюжину во дворце встретил, пока Дария искал. Один навстречу пошел, так я подумал, что все, каюк мне, а он меня даже не увидел. — Чуча покачал головой и умолк, вспоминая свои переживания.

— А что потом было? — спросил аскан, которому было интересно все, что случилось во дворце, куда его не взяли.

— Потом я Дара с девчонкой отыскал, — произнес Чуча задумчиво и вдруг оживился: — А ведь она не случайно за камнем охотилась, Замарошка-то. Дочь с матерью в сговоре были. — Он повернулся к мальчику. — Думаешь, она из озорства камней похожих наделала? Нет, это мать ее науськала. Чуть не прибила девчонку, когда та про камни обмолвилась.

Дар пожал плечами:

— А мне жалко Замарошку. Ее и по голове погладить некому.

Владигор пристально посмотрел на Чучу:

— Ты хочешь сказать, что царице только и надо было от Дара, что камень его размножить? Но зачем?

— Откуда я знаю зачем? Ты с ней беседу вел, а не я.

— Она не может сама прикоснуться к нему, он ее может убить, — произнес Дар.

— Точно! — вспомнил Чуча. — О том и Седон говорил. Замарошке камень чуть руки не оторвал, когда она его схватила.

Владигор помолчал. Затем промолвил:

— Значит, она нас отпустила, чтобы проследить, куда мы отправимся. И теперь наблюдает за нами. Надо скрыться с ее глаз.

— Как же, скроешься от нее! — проворчал Чуча. — Она нас даже у Седона нашла. Даже в пустыне отыскала. Теперь ни за что не отстанет. Хотя постой! Сдается мне, что, когда мы к самому дворцу подошли, она нас не видела.

— Ты откуда знаешь?

— Я единственный из вас павлина ел. Жесткое мясо такое, до сих пор в зубах сидит! Так вот. Хоть стол-то и накрыла она, но не в последний час, а накануне, на всякий случай, значит. Я заметил, что еда присохла чуть-чуть, а фрукты уж и портиться стали.

Аскан пожал плечами:

— Почему же, по-твоему, когда мы далеко были, царица нас видела, а как ближе подошли, перестала видеть?

— Так из-за камня же!

— Из-за камня?..

— Чуча хочет сказать, — пояснил Владигор, — что сила камня враждебна Черной Магии, которой владеет царица Морошь. И сила эта такова, что обезоруживает царицу, оберегая Дара. И нас вместе с ним.

— Значит, и сейчас она нас не видит? — спросил аскан.

— Может, и не видит, — вздохнул Чуча. — Да что толку! Нам ведь не свернуть никуда, сами взгляните.

Слева и справа от путешественников на расстоянии не более ста шагов тянулись вдаль широкие рвы. Владигор мог поклясться, что минуту назад их еще не было. Словно две безводные реки текли от видневшегося вдали дворца. Перепрыгнуть рвы смог бы, пожалуй, лишь Лиходей, и то с немалым для себя риском. Другим коням, даже помолодевшему Пятнышку, это было не под силу.

Чуча подскакал к краю левого рва и присвистнул:

— Глубоко, однако! Вниз спрыгнешь — не выкарабкаешься.

Сзади послышался глухой шум. Чуча обернулся. И без того круглые глаза подземельщика еще больше округлились. По дну двигался черный поток, вздымаясь волнами до самых краев рва. Иногда высокая волна выплескивалась на траву, сразу же превращаясь в черную шевелящуюся массу. «Змеюки! — вспомнил он слова Замарошки. — Из яиц вылупляются…»

— Скачем скорей! — крикнул Владигор и пришпорил Лиходея.

Все поскакали за ним.

Дворец уже едва был виден на горизонте, а два рва по-прежнему никуда не сворачивали, словно указывали единственный путь, от которого не велено было куда-либо отклоняться. Змеиное шипение осталось далеко позади, но ни у кого не оставалось сомнений, что гады ползут по пятам, и стоит остановиться, как они опять появятся.

Впереди начала обозначаться стена, про которую Филимон говорил, что она защитным кольцом огибает пространство вокруг дворца. Оба рва упирались в эту стену, сближаясь и оставляя между собой лишь маленькую площадку. Подскакав к стене, Владигор спрыгнул с седла и обнажил меч, собираясь, как накануне, прорубаться сквозь сыпучую песчаную преграду. Однако стена на этот раз не рассыпалась, удар получился звонким, из-под меча вылетел сноп искр.