Нужно сказать правду: большевистские военные и гражданские власти этому уходу повстанческого махновского командования радовались - Махно ушел от командования повстанческими силами, значит, силы эти будут все сделаны большевистскими силами и все будет хорошо. Мы восторжествуем и в украинском городе и на селе - злорадствовали большевики в верхах. И начали задабривать повстанчество, переименовывая полки в красных орлов и т. п.

А большевистский фельдфебель Л.Троцкий настолько обрадовался, главным образом, моему уходу от повстанчества, что первое дни не знал, что делать. И лишь когда опомнился, сделал командарму № 14 т. Ворошилову распоряжение: схватите Махно и представьте в центр его живым.

К несчастью Троцкого, в Красной армии нашлись начальники дивизий, большевики, которые, с прямых рук прочитав это его распоряжение, в тот же час сообщили об этом мне.

И Ворошилову схватить меня не удалось. Наоборот, он и присланная к нему из центра свора чекистов, которая и должна была меня схватить живым, сами чуть было не погибли, их деникинцы окружили вместе с бронепоездом «имени Руднева». Мне, уже сдавшему свое командование и ехавшему с незначительной группой на линии фронта пришлось посылать свои 4 пулемета и взвод кавалеристов, чтобы спасти этих своих палачей. И деникинцы махновцами были отбиты... Бронепоезд был спасен, и спасены Ворошилов и свора чекистов.

Помню, как рад был командарм Ворошилов, как благодарил он меня через моего адъютанта; в присланной мне записке через своего курьера этот самый Ворошилов изливает свое уважение ко мне и настойчиво просит приехать к нему и с ним вместе обсудить ряд важнейших планов дальнейшей борьбы.

Я ему ответил:

«Я знаю распоряжение Троцкого и роль, какая выпала на Вашу, тов. Ворошилов, совесть выполнить в связи с этим распоряжение. Поэтому обсуждение с Вами планов дальнейшей борьбы считаю невозможным. Сообщаю Вам свои планы. - Я намереваюсь пробраться в тыл армии Деникина и займусь разрушением его. Это так важно теперь именно, когда он предпринял на всех своих фронтах решительное наступление...

Бывший Ваш друг в борьбе за торжество Революции Батько Махно». 15 июня 1919 г.

Этот самый Ворошилов в эту же ночь (с 15-е на 16-е июня) распорядился арестовать членов моего штаба Михайлова-Павленко и Бурбыгу и 17-го июня расстрелял. А верховное Красное командование в согласии с правительством Ленина объявило меня и все движение Махновщины в целом вне закона, глупо надеясь, что оставшееся под их командованием вооруженное повстанчество отнесется к этому их преступному акту, если не сочувственно, то молчаливо наверняка.

Но упрямые повстанцы-махновцы в тот же день, как только получили приказы об объявлении меня и движения вне закона, убили проезжавшего по фронту моего заместителя, присланного из центра, и потребовали от своих командиров «немедленно снестись с Батьком Махно и попросить его указаний, как быть дальше оставаться ли под командованием красных дураков и действительных изменников революции и дальше, или же начать такую же жестокую борьбу, какую ведем против Деникина, и с этими преступными красными дураками»...

В то время, когда меня и движение объявляли большевики вне закона, их полки и бригады требовали, чтобы поручить командование над ними Батько Махно, ибо «кругом видим измену Революции» - гласили их резолюции. Даже бригада имени Ленина вынесла свою резолюцию с требованием «допустить Батько Махно до руководства революционными силами против Деникина».

То был момент, когда большевистское Красной армии командование замешалось, не знало, что делать. Военный комиссар из Александровска тов. Гопе спешно приехал ко мне в час ночи и умолял меня «взять под свое оперативное и организационное руководство защиту города Александровска и плацдарма Александровск-Мелитополь, чтобы дать возможность Крымской армии под командой Дыбенки свободно выйти из Крыма и переправиться на левый берег Днепра. Я от этого отказался после того, как узнал, что у них нет в резерве никаких сил на этом боевом участке, которые мне нужны были, если бы я принял предложение, чтобы заменить ими махновцев и части Красной армии, стоявшие параллельно с махновцами на фронте, и подготовить этим части к защите г. Александровска и района; эти части были испытанными и закаленными в боях. Равно же я счел долгом указать через т. Гопе высшим большевистским властям, чтобы они в связи с его обращением ко мне занять ответственный пост по защите района разъяснили трудящимся свою глупость, которая толкнула их на объявление меня и повстанческое движение вне закона

Это - два условия, которые не позволили мне до их выполнения самими большевиками, занять предложенный мне революционный пост в стороне от повстанчества, чтобы снова вместе с большевиками и их спецами продолжать дело борьбы против Деникина.

За это я был повторно объявлен вне закона. Теперь большевики уже открыто призывали красноармейцев и повстанцев убить меня, заверяя их, что за это из них никто никакого наказания не понесет, а получит награду.

Как раз в это же самое время и Деникин объявлял награду со своей стороны тому, кто убьет меня. Но после всего этого и того, что повстанцы и красноармейцы требовали меня к себе, - я не пошел уже в тыл деникинской армии. Я погрузился в то, как наибезболезненной для революции на Украине перенять инициативу действия против Деникина снова в свои руки. В противном случае Деникин, - говорил я тогда своим близким, - укрепится на Украине, благодаря большевистской политике и стратегии, настолько, что в ближайший год-два нечего и думать о его ликвидации. А это может привести его к недопустимой победе и в России над тружениками.

Вот поэтому то я и начал сближаться снова с оставшимся в красной армии повстанчеством и вести надлежащую работу через него и непосредственно среди трудового населения и красной армии, работу по указанию массам того, что делают большевики с их великими завоеваниями.

Оправдалась ли эта моя работа, - это читатель увидит из следующей главы.

Все большевистские «историки» всегда касаются махновщины, стараются показать махновщину в роли узко-местнических целей, не стоящих, дескать, серьезного внимания историка. Гр. Кубанин тоже стал на этот неверный путь толкования Махновщины. Тогда как ему стоило бы взглянуть более трезво на махновщину, ибо, как ни как, он призван дать по вопросам Махновщины исчерпывающие ответы от имени своей партии. Но он обходит факты о том, что Махновщина несравненно дальше своего района смотрела и в связи с этим действовала.

Уже в сентябре и октябре месяце 1918 г. вооруженные силы махновщины, ведя борьбу против гетманщины и немецко-австрийских экспедиционных армий на Украине, выходили далеко за пределы местностей, где Махновщина взяла свое основание, и создавала на своем пути нужные группирования тружеников, а в ноябре месяце 1918 г. Махновщина уже занимала фронтовую линию против белого Дона и Деникина, действуя на ней далеко не во имя только местных целей. Мне известно (не знаю, почему только не известно большевистским историкам), что в это время Махновщина имела против себя четыре контрреволюционных боевых участка, как-то: деникинские - Мелитополь-Бердянский, Таганрогский и Гришинский, и Украинской Директории -Александровско-Синельниковский. Правда, последний боевой участок активно себя в то время не проявлял, но он в наличии был, и против него штабу Махновщины приходилось всегда держать внушительные силы, пока не наступил благоприятный момент, чтобы и на этом подозрительно себя ведшем боевом участке заняться ликвидацией врага. Когда же момент этот наступил, махновщина ликвидировала и на этом боевом участке врага, притом ликвидировала она его далеко не из-за местных целей. Махновщина руководствовалась идеей Революции, свободы и независимости тружеников деревни и города на ее пути и она хорошо сознавала, что ввести в жизнь трудящихся реально эти идеи можно только через полное и решительное физическое уничтожение вооруженных сил действительной контрреволюции на всей территории революции и к этому она стремилась, это она делала.