— Жил-был Хельсинк, — попробовал я еще раз.

— Почему же "жил"? Таки я и сейчас вроде как не мертвый, — усмехнулся хитро Абрам Ваныч. — Только по-хорошему, а не как упыри — те тоже не мертвые, только на первый взгляд, конечно. Ладно, ты пока думай, дам тебе пару минуток.

— О чем думать-то? Разве что о бородке твоей куцей? — злобно сказал я.

— Можно и о бородке, — степенно огладил оную Хельсинк. — А вообще-то думай, присоединяешься к моему крестовому походу или нет?

— А если нет? Убьешь?

— На кой? Дам тебе раза по голове, шоб не мешал с упырями разбираться, и всего делов.

И я принялся думать. Только не над тем, что сказал Абрам Ваныч. А над тем, как справиться с этим оголтелым расистом. Не могу я придумать про него сказку, хорошо. А про кого могу? Кто может справиться с этаким мерзавцем? Интересно, как он сам-то справился с семерыми волшебниками — и неслабыми, надо сказать, как физически, так и сказочно? Может, наслать на него огромных птиц? Железных, чтобы уж наверняка. Они его в клочья раздерут! Ага, перебил я сам себя, а как потом справляться с птицами этими несчастными? Еще больших птиц придумать? Тогда уж сразу динозавров, огнем плюющихся… Нет, на каждого гада должен быть супергад, но…

Как, например, я — с Антисказочником!

Значит, против Хельсинка надо выставить, наоборот — Антихельсинка!

Точно!

Как я сразу не додумался!

Тут же я вспомнил про последний совет Двоих из ларца и густо покраснел. Выходит, я и в самом деле тугодум.

— Ну шо? — окликнул он меня Абрам Ваныч. — Готов в бой? Или обухом по башке?

— Погоди, — и я лихорадочно забормотал: — Жил-был Ванхельсинг (не знаю, почему я это сказал, оговорился, наверное) в стране далекой, чужеземной, и вздумалось ему в путешествие отправиться, людей посмотреть, себя показать. Бог ведает, какими дорогами, какими путями, но очутился он в наших краях и повстречался с Абрамом Ванычем Хельсинком…

— Oh, my God! — раздался незнакомый голос со стороны леса.

— А-батюшки! — всплеснул руками Хельсинк, и перехватил половчее топор.

Вот теперь мне стало ясно, что я все же стал сторонним наблюдателем. Потому что из-за деревьев показался человек (Антихельсинк, кем же ему быть?) в долгополом плаще и широкополой шляпе, из-под которой выбивались лохмы волос. Лицо его было наполовину закрыто воротником водолазки, но блеск холодных глаз наводил на определенные мысли. Увесистость мыслям придавал и огромный чудо-арбалет, которым потрясал человек из леса.

— Он пришел из Мерики, вампиров защищать, — прошептал я Абраму Ванычу, дабы добавить напряга в ситуацию. — У них там эта, как ее — а, политкорректность! Слышал, что он сказал? "Лучше уйдите, сэр".

— Таки я ему уйду, — завращал топором мужичонка. — Гляди, семерых одним махом топором побивахом, а с этим патлатым голыми руками…Ну давай, мерикос, давай! Посмотрим, шо ты могешь…

Однако, к моему величайшему удивлению, долгого и кровопролитного боя не вышло. Едва чужой Хельсинк по-честному отбросил арбалет и выхватил саблю, едва наш (в смысле Царско-государский) занес свой топор, едва они сошлись в ближнем бою — как оба просто-напросто исчезли.

С громким хлопком.

Испарились.

Улетучились.

Совсем.

Эта выходка меня поставила в тупик. Хотя и обрадовала, конечно. Нет необходимости объяснять Семенам, куда подевался их обидчик, да и с вампирами проще — ушел, мол, Хельсинк, и обещал не возвращаться.

Куда больше меня волновал другой вопрос.

А если мы с Антисказочником так же взаимоуничтожимся?

— Этого не произойдет, — утешил меня Семен Евсеич спустя некое время, когда мне удалось привести в чувство не только его, но и остальных Семенов. — Видишь ли, Хельсинки самоустранились по законам, которые в нашей стране не действуют.

— И тем не менее?

— Тем не менее это произошло. Винить в этом следует, вероятно, коллапс при встрече ирреального с еще более ирреальным, на одно из которых было наложено мощное заклятие, на второе же, соответственно, еще более мощное контрзаклятие.

— А почему же вы, все-таки, исключаете наше с Антимагом обоюдное исчезновение?

— Потому что вы с ним обычные люди. С задатками, конечно, с талантом — но люди. А твой Ван Хельсинг — придуманный. Произошло столкновение антивещества с веществом. Теперь понятно?

— Теперь — да. Я есть хочу!

— Эй, братцы, давайте-ка поторопимся, Сказочник, спаситель наш семибатюшный, есть захотел!

— Только без низкопоклонства, — проворчал я. — Я гордый.

— Обычное проявление вежливости, — пожал плечами Евсеич. — Привыкай. Как-никак, ты и вправду нас всех спас.

За едой я поинтересовался у азартно чавкающего рядом Семен Семеныча:

— А теперь мы куда?

— Ты же с Двоими из ларца разговаривал, — отозвался Семеныч. — Что они сказали?

— Что надо на берегу речки сидеть, — сказал я. — И ждать трупа.

— Это иносказание, — заметил Семен Эдуардыч. — Речка точно присутствовала?

— Нет, я просто так сказал, ради смеха! Конечно же, там присутствовал огромный океан с акулами.

— Ясно. Ну что же, речка Козематка нам как раз по дороге.

— По дороге куда?

— Домой, конечно. Вампиров мы спасли? Значит, задачу доделали. Теперь можно обратно в Мастерскую.

— А как же Антисказочник?

— Я же говорю, — как маленькому, повторил Эдуардыч, — речка нам по дороге. Наверняка что-то такое и имели в виду Носценосцы. Пойдем потихоньку, а там видно будет.

— …Интересно, а где же Кащей с Колобком? — спросил я наутро, когда мы затягивали подпруги и жевали недоуздки в ожидании, когда добрые вампиры с голодными глазами принесут нам немного солонинки и молочка на дорожку.

— Вот за кого абсолютно не надо переживать, — хмыкнул Семен Стругович.

— Я и не переживаю. Вот еще — за Колобка переживать! После того, что он со мной чуть не сделал…

— А что он сделал?

— Дырок во мне чуть не насверлил!

— А, иглометом-то. Это он любит. Не держи на него зла, Глым. Он создание резкое и неуемное, тем более что ущербное. По вине Антисказочника, между прочим. Так что, глядишь, он тебе еще и обязан будет.

— Не надо мне ничего! — я поудобнее закинул рюкзачок за спину и зашагал к лесу.

— Мы оттуда пришли, — заметили мне в спину. — Нам туда, по тропинке.

Я побрел в указанном направлении.

Козематка не заставила себя ждать. Примерно спустя полдня пути передо мной блеснула серебристая ниточка.

— Собрались! Собрались! — проревел Семен Семеныч. — Глым, в середину! Мало ли что может произойти!

Но ни мало, ни много происходить не собиралось. Обычная речка текла мимо обычных берегов. Обычные лягвы квакали в камышах. Обычная рыба время от времени взрезала хвостом искрящуюся водную гладь.

— Тут один умник из числа рекрутов предлагал сделать молочные реки и кисельные берега, — произнес Игнатьич, догнав меня.

— Бред какой, — сказал я. — Оно же все жидкое будет, как ходить?

— Ну, положим, кисель знаешь, какой твердый бывает? Да и в молоке плавать для кожи полезно. Вот только ни про рыбу, ни про общую фауну он и вправду не подумал. Глупости это все. Знаешь, какие интересные кадры попадались? Считали, что раз страна у нас сказочная, значит, и все должно быть чудесное, невзаправдашнее. Луна из сыра, говорящие кролики, люди-мыши, руки-ножницы… Нет, конечно, в малых дозах без этого никак, какие же без чудес сказки? Только повсеместно так не бывает. Не то мы бы все тут с ума посходили. Вместе с Царем-батюшкой. Вот ты, Глым, рациональный человек, это в тебе и ценится.

— Кем?

— Нами. Кащеем и Колобком. Всеми, кто тебя знает.

— Мы знакомы-то без году неделя! — резонно заметил я.

— Верно. Только хорошего человека сразу видно.

— Спасибо и на этом.