Я не стал настаивать на гнусных подробностях древесной ночной жизни, а стал досказывать легенду про нимфу, превращенную по ее особой просьбе в дерево. До конца свалки мы добрались без приключений. Которые не замедлили на нас свалиться, как только мы приблизились к опушке леса. Из-за деревьев внезапно выбежало немалое количество людишек в бурой, под стать лежалой листве, одежде. Все, как один, были с огромными ножами в руках.

— Голубчики-душегубчики, — сказало дерево безразличным тоном.

— Спасибо за информацию, — хмыкнул я. — И что теперь?

— Идем дальше. Не боись, они слабые. Еще слабее хоббутов. Ниже их только крестьяне.

— Почему?

— Потому что с косами.

Ничего не поняв из вышеизложенного, опасаться я не прекратил.

— Да ты не дергайся, — поощрило меня дерево. — Я — Орех, ты — Сказочник. Что с нас взять? Орешки да сказки?

— А, может, и вправду сказочку про них сочинить? — я приободрился. — Превратить их, скажем, в свинок-серых щетинок?

— Вот как Сказочник — так сразу Преобразователь, — покачалось дерево. — Думаешь, самое простое — раз, и оборотня заделать? А то, что своими необдуманными действиями человеку жизнь искалечишь — это как?

— Так они мою щас вообще прекратят! — завопил я, не в силах помешать нашему медленному, но верному окружению.

Тут один из воров, низенький и почему-то в зимней шапке, натянутой на уши, пробасил:

— Жизнь или кошелек?

— Жизнь, — сказал я. — Потому что кошелька у нас, к счастью, нету.

— К сожалению, — мрачно поправил меня вор.

— Для вас — да.

— А для вас — нет. Потому что тем, у кого нет кошелька, и жизнь ни к чему.

— То есть?

— Они же бедные. Зачем же засорять наше Царство всяким нищим сбродом?

— А у вас деньги есть? — спросил я, чем поставил вора в тупик.

— Ну… Конечно, — сказал он, подумав.

— А зачем вам еще?

— Чтобы больше было! — захихикал вор.

— А зачем?

— Чтобы кутить, пить и веселиться!

— Так кутите. Деньги же есть.

— Ага-а! А вдруг закончатся?

— Ну сейчас же есть.

— А потом?

— Вот потом и награбите.

— А мы впрок! — поддержал вора в шапке абсолютно лысый громила, перепоясанный широким ремнем, за который было заткнуто еще по меньшей мере восемь ножей.

— Да! Впрок мы! — обрадовался подмоге коротыш. — Так что давай, давай, деньжата доставай!

— У нас есть деньги? — спросил я Ореха.

— Нет, — покладисто сказало дерево, чем привело большую часть бандитов в замешательство.

Только не Зимнюю шапку.

— Но-но, — сказал он. — Па-апрашу без хамства!

Но дерево и не собиралось хамить. Оно сделало молниеносный рывок, распялило дупло, сделало: "ХАП!" — и низенький предводитель воров полностью скрылся в деревянном отверстьице.

— Ухуху! — отважное воинство разом схлынуло. Лысый, правда, молниеносно выдернул из-за пояса три ножа, но вовремя рассудил, что против дерева сгодится разве что двуручная пила, и со вздохом засунул оружие обратно. О том, что для меня пила отнюдь не понадобится, он не догадался. И то славно. Но на всякий случай я забился под Орех и заслонился нижними ветками.

Бандиты скрылись за деревьями, но не ушли. Было слышно, как они там находятся в непонятках и производят грязную мышиную возню. Затем послышался голос плешивого:

— Дядьки! Грызла-то отдайте! На что он вам?

— Не бувет бавоваться! — прошамкало дерево.

— Через лес пропустите? — спросил я, выныривая из-под ветки.

— Через наш — да! Еще и проводим, чтоб никакая мразь не напала! Мало ли тут ворья всякого шастает!

— Это верно. Провожайте, — я вылез и демонстративно затопал по тропинке. За мной шло дерево, из нутра коего сыпал ужасными проклятиями незадачливый предводитель ворянства.

Шли мы не то, чтобы очень долго. Пару раз устраивали привал, присмиревшие бандиты угощали нас свежепоймаными зверьками и поили чистой ключевой водой. А лысый, особым образом высвистав из кустов парочку куропаток, приготовил нам такое чудное блюдо, что даже дерево сжалилось и зашвырнуло в дупло пару кусков мясца, откуда тут же зачавкала Зимняя Шапка под чудным прозвищем Грызло.

Я уже начинал наслаждаться свалившимися на меня благами иноземной цивилизации. Никаких радиоактивных облаков, никаких дождей, от которых начинала дымиться и слезать кожа, никаких внутренних разрывов от нечаянно съеденной птички-невелички. Просто какой-то рай! Интересно, моя собственная родина тоже когда-то была такой?..

— Все, — остановившись, сказал лысый, когда мы выбрались из плена деревьев на простор. — Дальше уже не наш участок. Дальше сами.

— Спасибо, ребятки, — я зашуршал было к следующему леску, но меня остановил дикий крик из орешьего пуза.

— Ба-атюшки! Отпуститя-а!

— Можно, я его еще немножко потаскаю? — умоляюще попросило дерево. — Он так смешно щекочется!

— Плюй! — возмутился я. — Нам междулесной конфликт не нужен!

Орех затейливо изогнулся и изрыгнул коротышку, причем метнув его таким образом, что тот приземлился аккурат в приготовленные лапы лысого вора.

— Это вам, — сказал я. — Сдачи не надо. Адьос, амигос.

— Амигос адьос, — неожиданно отозвался лысый, после чего все воры, как по команде, скрылись с глаз — только трава шумнула.

— Это вы по-каковски? — удивился Орех.

— Тайный язык нарушителей закона, — подмигнул я. — Называется — "каретная феня".

— Я же говорил — из-под Ростова, — и дерево, оставив меня стоять с разинутым ртом, замаршировало к следующему "участку".

Пришлось догонять, позорно прыгая через кустики. А как еще прикажете?

— Вашему вниманию предлагается деревня Рябовка! — бодро воскликнуло Дерево. — Во-он уже погост виднеется.

— Надеюсь, нас на погосте не положат, — поежился я.

— Как повезет, — философски отозвался Орех. — Тут уж или за щитом, или щитом.

— Это что еще за народное творчество?

— Древесная поговорка. Значит — либо тебя признают памятником природы и щитами оградительными обнесут, либо из тебя самого щитов наделают. Пожарных.

Как я понял спустя несколько колов времени, судьба с милой улыбкой поджидала нас, вооружившись багром, ведром и огнетушителем — со стороны Рябовки на погост направлялись какие-то странные фигуры в белом. Передвигались они весьма странно — ползком, и было их много — цепочка растянулась от деревни до кладбища.

— Что бы это значило? — озадаченно пробормотал Орех, когда мы приблизились к дороге.

— Призраки бледные с цепями звенящими? — спросил я, благоразумно не подходя ближе.

Орех открыл дупло для ответа…В это время из придорожных кустов вынырнула всклокоченная рыжая башка.

— О! Глым Харитоныч! — расплылась она в щербатой улыбке.

— А! — я схватился за сердце. — Опять душегубы? Всю деревню перерезали! Креста на вас нет! Орех, ну-ка, хапни его, чтоб неповадно было!

Орех направился к кустам, наклонился… И с ревом кинулся к рыжему обниматься.

— Семен Игнатьич! — скрипело Дерево. — Сколько лет, сколько зим!

— Да нисколько, — радостно отвечал ему рыжий. — На той неделе виделись. А вы какими судьбами туточки?

И тут я узнал в щербатом дядьке одного из семи Семенов-Додельщиков! К которым, кстати говоря, в Мастерскую мы с Орехом и направлялись, если вы помните.

— Мы — со Свалки, — просвещал его Орех. — А вы? Где все ваши?

— Спят. Я — на карауле. На задании мы, — помрачнев, ответил Семен Игнатьич. — Глянули на карту — а в Рябовке неспокойно. Не происходит то, что должно было.

— А что должно было произойти? — спросил я, присаживаясь на траву. Семен присел рядом со мной и начал рассказывать:

— Ихняя девка должна была за парня из соседней сказки замуж в ту субботу выйти. Не вышла почему-то. И обе сказки нарушились. Мы котомки похватали — и сюда.