— Только не очень уж задавайся, — пробасил Семеныч с другого боку. — Иначе ухи оборву.

— Не люблю, когда рвут ухи, — сказал я. — Вроде взрослый человек, а туда же…

И заорал — Семеныч отвесил мне здоровенного пенделя. Я погнался за ним, по дороге зацепился за кого-то, покатился по земле, проклиная подлого Семеныча, и поэтому проморгал мостик. Нет, не Семеныча, сделавшего мостик, ничего похожего. Просто через речку был переброшен мостик — совсем такой же, как тот, на котором загорали Бегемот и Борец. Только на сей раз на нем никто не загорал. А просто один человек старался спихнуть вниз другого, напялив ему на голову мешок. Больше ничего.

И этого хватило!

Потому что я узнал одного из них.

Того, что без мешка.

Именно его, жрущего раков, я видел на Кащеевом блюдечке.

Шаман.

Собственной персоной.

Собственной толстой усатой мордой.

Только на сей раз он не жрал раков, а собирался их накормить.

Увидев нас, Шаман вот ни настолько не растерялся. Более того, он вроде как обрадовался. И заорал:

— Скорее! На помощь! Я поймал Антисказочника! Надо его срочно сбросить с моста, дабы пресечь! Топим его, господа! Топим!

Мешок протестующее завопил.

— Нечего, нечего! — Шаман пнул его сапогом. — Сам натворил — тебе и ответ держать! В речку его, господа! В речку!

— Пусть сперва ответ подержит, — пробасил Семеныч. — А в речку всегда успеем.

— Нельзя его выпускать! — завизжал толстяк. — Таких гадостей натворить может — ужас! А скрутил и поймал его — я! Прошу мои слова занести в протокол. Да будешь ты падать, наконец, или нет?

Отчаянно сопротивляясь, мешок, конечно, не желал падать. Шаман, пыхтя, попробовал применить другую тактику: вместо того, чтобы перевалить Антисказочника через перила, он стал подсовывать мешок под них.

— Запрещенный прием! — я вскочил на мостик и стал приближаться к Шаману. — Постой! Нельзя же так! А если это не он? Надо разобраться.

— Нечего разбираться! — рычал Шаман, расшатывая перильца. — Сбросить мерзавца, и все дела.

— Но — топить?!!

— Это иносказание, господин гуманист! Все равно не утопнет, в другую реальность вывалится. Зато наша очистится. И будет у нас новый Сказочник.

— У нас и так есть новый Сказочник, — вставил Семен Евсеич. — Вот он, Глым.

— Этот, что ли? Какой же это Сказочник? Лично я не вижу в нем волшебной силы! — напыжился Шаман и даже про мешок забыл.

— Что характерно, — осмелел я, — и я в тебе ничего похожего не наблюдаю.

— Без году неделя, а туда же! — ткнул в меня корявым пальцем Шаман — Кто ты такой? Кто ты? Тебя никто не знает! Выползок! Может, они сговорились? — и он опять пнул извивающийся мешок. — Один пакости делает, другой его покрывает? А? А?

Семены притихли. А действительно, подумал я, кто я такой? Человек, вызванный по рекомендации Кащея, и почти ничем еще себя не проявивший. А Шаман… Он все-таки абориген. Слава, как о волшебнике, о нем ходит, пускай и дурная. Вот удружил ты мне, товарищ Костистый! Где ты, Кащеище, когда нужен позарез?

— Здесь я, Глым Харитоныч, — сказал за спиной знакомый голос. — Не шуми. Сейчас все уладим.

— Ух, — только и мог сказать я. — Вот это номер. А лошадь из-под купола, я надеюсь, не упадет?

Семены, как по команде, задрали головы и глянули на небо.

— И я здесь, и я! — завопил другой — пронзительный — голос, чьим черствоватым интонациям я тоже был весьма рад. — Дайте мне этого толстопузого! Покрошу!

— Еще посмотрим, кто кого! — голос Шамана неуловимо изменился. Да и сам он стал как бы выше, глаза его метнули искры, а усы ощетинились. (Я уже хотел ляпнуть про "конька-горбунка", но прикусил язык.)

— Ой-е-ей! — завопил он, отпуская дымящиеся перильца. — Что это?

— Это? А это, любезный, называется "э-лек-три-чест-во", — пояснил Кащей. — Пару ампер для острастки хватит? Ну-ка, кончай баловаться и подавай сюда мешок.

— Мешок вам? — хихикнул Шаман, рывком стащил его с укрываемого внутри человека. — Хвост крысячий и хрен моржачий вам, а не мешок! Иди сюда, животное!

С этими словами он обхватил одной лапой голову своего пленника — невысокого худенького парнишку — а в другой узенько блеснуло лезвие. Шаман прижал нож к тощей шее мешочника и торжествующе заорал:

— А теперь вы слушайте! Вон с моста, негодяи! Пошли отсюда! И дайте пройти!

— Куда тебе идти-то? — устало спросил Кащей. — Мы тебя сами туда отведем. Только не психуй.

— Кащей, что же ты стоишь? — не выдержал Колобок. — Заморозь его!

— Не могу, — покачал головой Кащей. — Не дается.

— Он что — и вправду Антисказочник? Почему же я его не увидел?

— Потому что он не Сказочник. Он простой Злой Колдун.

— Его зовут так?

— Нет, Шаманом его кличут… А что?

— Ты просто с большой буквы сказал, значительно так — Злой Колдун…

— И ЧТО? — рявкнул Кощей, и достойный господин Колоб, поперхнувшись, умолк

— А разница? — не выдержал я.

— Огромная. Его может победить только не менее злой колдун. Или Сказочник.

— А ты? Разве не… — начал было Колобок.

— Рот закрой, позор хлебопека! — прошипел Кащей. — Я не! По крайней мере, в ближайшее время. Уговор такой был, ясно? А вот Сказочник среди нас все же имеется.

Что? Опять?

— Глым, не опять, а снова. Давай, делай что-нибудь.

— А что? — спросил я. — Придумать сказку, как нож в его руке превращается…

И глаза у меня чуть не повисли на стебельках. Потому что ими, глазами, то есть, я только что увидел, как лезвие у шеи паренька пожелтело и заструилось ему за шиворот.

Шаман машинально тронул жидкий нож пальцем и попробовал на вкус.

— Масло, — сказал он. — Мамой клянусь, масло. Это что же выходит?

— Выходит, что мы его нашли, — шепотом сказал Колобок. — Глым, дружочек, я был неправ. А можно…

— Потом, господин Колоб, — я размял пальцы. — Давай, колдун. Выходи.

— Ах, так? — взревел колдун и, закрутив вокруг головы вихрь, метнул его в Семена Семеныча. Отскочив от того, вихрь прошелся по остальным Додельщикам. Мгновенно лица у них окаменели, и Великолепная Семерка принялась окружать меня с явным намерением надавать по мордасам.

Краем глаза я увидел, как Кащей что-то торопливо бормочет и делает в мою сторону пассы, но они мне что-то не сильно помогали.

— Жили-были… — я не успел договорить, как Семен Игнатьич прыгнул ко мне и со всей дури зарядил ногой в живот.

Я и не знал, что может быть так…

Больно?

Очень больно?

Да нет же!

Так легко предотвратить удар всего лишь одним блоком под названием "Ловкая черепаха выдавливает из своего панциря непрошенного гостя". Ай, да Мамба! Аригато!

Удивленные глаза Игнатьича мелькнули перед моим носом, а затем их обладатель ударился спиной о ближайшую липку и сомлел.

Нет нужды описывать, что спустя пару минут остальные Семены нашли приют в разных прибрежных уголках. Ни одного я не сбросил в Козематку к неведомым пока крокозябрам, хотя и очень хотелось. Все-таки я не злой колдун… Ах, да!

Я повернулся в сторону посиневшего от злобы Шамана.

— Один злой колдун, не сумевший взять в плен молодого человека и вызвавшийся противостоять Сказочнику, не справился с управлением собственных конечностей, — принялся с выражением рассказывать я. — Ухватил он мешок, державший в руках, напялил его себе на голову — хотя очень этого не хотел, — да и бросился в Козематку. Только круги по воде пошли. Вот и сказке конец, а кто слушал — молодцы.

Ну, все было не совсем так. Хотя в общем, в особенности насчет кругов, все правильно. Только перед падением он успел кое-что сказать. Вернее, прокричать:

— Албибэк!

— Сам дурак! — ответил я.

А из-под моста продолжало нестись:

— Вы еще попляшете!

Ну, это фигня. А вот посерьезнее:

— А мерзкому Колобу — проклятие ВЕЧНОЕ!

И еще:

— Козлы!!!

Потом наконец-то все стихло. Я подошел к вздрагивающему от обиды Колобку.

— Я-то тут при чем? — спросил он меня, утирая бегущие из черных глазок слезы. — Это же вы с Големычем его победили и разоблачили! За что меня-то? Лучше бы он тебя в обезьянку превратил, а Кащея — в шарманщика. Мне-то уже надоело бессовестным быть!