Последователи Вана были далеко не равноценны по своим способностям, поэтому он разделил их на два направления или уровня. Представители первого, называвшегося «боевое» (у), занимались исключительно боевыми искусствами и представляли собой прекрасно подготовленных бойцов, основным стилем которых стал багуацюань. Представители другого, называвшегося «культурное — гражданское» (вэнь), изучали помимо боевых искусств медитацию, сложную тайную технику созерцания, и, по сути, являлись носителями доктрины «Восьми триграмм». Уровень «вэнь» обладал тем, что обычно и называлось «тайным знанием», численно небольшой, он главенствовал над основной массой бойцов.

Интересно, что большинство тайных обществ, которые так или иначе были связаны с древним «Учением Белого лотоса», имели два таких этажа. Например, ихэтуани, поднявшие грандиозное восстание в конце ХIХ в., также подразделялись на слои «вэнь» и «у», в соответствии с традиционной идеей взаимосочетания двух начал в человеке и обществе.

Ван Лунь, являясь непревзойденным мастером ушу, стремительно расширял свою секту. У него было лишь шестеро ближайших последователей, с которыми Ван общался непосредственно. Эти люди считались его «приемными сыновьями и дочерьми», они имели право вещать от имени своего учителя и трактовали откровения, приходившие к Ван Луню в моменты мистического экстаза. Они же несли стиль Ван Луня в другие районы, например, известный своим мастерством «свирепый, сильный и смелый» Мэн Цзан насаждал багуацюань в провинции Хэнань. Так, благодаря сектантской традиции распространялись стили ушу, а боевые искусства, в свою очередь, способствовали росту тайных обществ, привлекая все новых и новых поклонников [442].

В 1774 г. секты, руководимые Ван Лунем, подняли восстание, проповедуя, что пришло время смены династий и в мир явился истинный правитель. Хотя это восстание было быстро подавлено, школы, в которых преподавался багуацюань, сохранялись еще долгое время и в трансформированном виде дожили до наших дней.

Открывая книгу об ушу мы думаем, что сейчас прочтем о «самой эффективной системе боя». В реальности же мы сталкиваемся с чем-то куда более сложным и глубоким.

Боевые искусства стали в Китае уникальным видом духовной практики, и важнейшей частью общего культурного потока. Совсем иначе они осознаются в западной традиции, где они никогда не стали ни формой религиозной практики, ни способом воспитания.

Хотя в общем можно согласиться с тезисом о том, что «ушу существовало всегда», все же его функции и формы заметным образом менялись на протяжении столетий. Зародившись в древности на стыке ритуальных танцев и методов боя, к ХVII в. ушу превратилось в сложное социальное и культурное явление, ценности которого лежат далеко за пределами собственно практики боя.

Положение о единой линии ушу от древности до современности — это отражение извечной идеи единства китайской нации, единства не только пространственного, но исторического — единства в духе. Хотя традиции ушу в Китае всегда имели локальный и дисперсный характер и в сущности «единого ушу» для всего Китая не сложилось, тем не менее чисто психологически ушу воспринималось как нечто единое. Занятия оставались семейными, клановыми, или велись в местных тайных обществах и именно здесь чисто прикладные методы боя могли безболезненно сочетаться с духовной практикой.

Исторически возник особый стереотип боевых искусств, ушу обретало типовую форму ритуала. Постепенно оно стало расцениваться как путь, ведущий к постижению духовных откровений, в мир внутренней реальности вещей, к осмыслению глубин Космоса. Фактически ушу стало особым типом ритуального священнодействия. Именно ярко выраженный ритуальный и сакральный оттенок позволил этому явлению сохраниться на исторической арене даже тогда, когда необходимость в ушу как в способе боевой тренировки отпала. Ушу стало частью — и весьма важной — духовной культуры Китая, превратившись в реальное и конкретное воплощение духовной практики. А поэтому возникали такие формы ушу, которые никогда не были предназначены для боя, хотя им традиционно приписывалось боевое содержание: танцевальные, ритуальные, имитационные, оздоровительные стили. Так родились тайцзицюань, «Кулак обезьяны» (хоуцюань), «Вечная весна» (юнчунь) и другие.

Ушу являет собой живой пример синкретизма в китайской культуре. При отсутствии опоры на конкретную религиозно-философскую систему (как мы видели, на самом деле не существовало «даосского» или «буддийского» ушу), школы боевых искусств заимствовали многие внешне несопоставимые доктрины, термины, методы религиозной практики и формы литургики из разных систем. Именно как форма ритуальной практики ушу стало основой организации ряда крупнейших тайных обществ и сект, объединяя сотни и тысячи людей внутри единого «боевого» ритуального действа. По крайней мере с середины ХVII в. народные школы ушу оказываются полностью слиты с такого рода сообществами.

В создании «боевой субкультуры», которую можно встретить до сих пор в деревенской среде, особую роль играла мифология ушу. Именно она через ряд устойчивых архетипов передавала традиционные ценности и народные верования. Большинство полулегендарных (Бодхидхарма, Чжан Саньфэн) или реальных (Ян Лучань, Гань Фэнчи) героев пантеона ушу, по существу, представляют собой метафору «истинного человека» (чжэньжэнь). В конечном счете, к началу новейшего времени история ушу на поверхности выступала исключительно в виде мифов.

На протяжении всей своей истории ушу выполняло целый ряд функций, которые слабо ассоциируются с понятием «боевые искусства». Прежде всего это — социализация, т. е. привитие людям основных ценностей культуры и даже норм общения. Именно в школах ушу многие узнавали об истории древнего вооружения, старых обрядов и ритуалов, о героях и воинах прошлого, даже обучались грамоте. А значит, одной из функций ушу стала передача культурно-духовных и исторических ценностей.

И в этом смысле ушу стало носителем традиции, причем носителем абсолютно универсальным, так как его могли практиковать как аристократы вплоть до членов императорской фамилии, так и простолюдины, и даже маргинальные элементы.

Развиваясь в течение почти двух тысячелетий, ушу представляет одну из наиболее устойчивых, «сквозных» традиций Китая. Возникнув на заре государственности, оно сохранилось до настоящих дней, и при этом продолжает играть заметную роль в местном обществе, национальной культуре и даже в идеологических кампаниях КНР. Мир ушу нескончаемо многообразен в его бесчисленных вариациях и обертонах. Но во все эпохи идеалы и функции ушу находились за гранью собственно боевых искусств, тяготея к нравственному идеалу традиции.

1. Абаев Н.В. Чань-буддизм и ушу // Народы Азии и Африки. 1983. № 3.

2. Абаев Н.В. Психофизические упражнения ушу. Улан-Удэ, 1989.

3. Абаев Н.В. О некоторых философско-психологических основах чаньских (дзэнских) военно-прикладных искусств // Общество и государство в Китае. М.: Главная редакция восточной литературы, 1981.

4. Абаев Н.В. Даосские истоки китайских ушу // Дао и даосизм в Китае. М.: Главная редакция восточной литературы, 1982.

5. Абаев Н.В. Чань-буддизм и культурно-психологические традиции в средневековом Китае. Новосибирск, 1989.

6. Абаев Н.В., Горбунов И.В. Сунь Лутан о философско-психологических основах внутренних школ ушу. Новосибирск, 1992.

7. Алексеев В.М. В старом Китае. Дневники путешествия 1907 г. М.: Наука, 1958.

8. Алексеев В.М. Наука о Востоке. М.: Наука, 1982.

9. Асмолов К.В. История холодного оружия: Восток и Запад. Ч.1. М.: Здоровье народа, 1993.