Через некоторое время в Тульскую дивизию прибыл начальник штаба ВДВ генерал-лейтенант Павленко П.Ф… Он присутствовал на десантировании БМД-1 на ПРС с лайкой внутри. К великому неудовольствию Лушникова кто-то из членов комиссии без всякого умысла сказал начальнику штаба ВДВ, что первая собака сбежала и десантироваться будет другая лайка. Павленко по приезде в Москву доложил Командующему о результатах десантирования и рассказал о том, что лайка не выдержала испытания и сбежала.
Вскоре в Учебный центр дивизии (он расположен на пути из Москвы в Тулу, не доезжая 20 километров) приехал Командующий ВДВ. При встрече с ним он сразу начал так материть заместителя комдива, как это мог делать только он. А мог это делать мастерски. Пришлось полковнику набраться терпения и выслушать все до конца, пока Командующий не высказал все накипевшее по поводу пропажи лайки.
Лушников А.П. отметил позже, что «нужно отдать должное тому, что за все время совместной службы частенько приходилось выслушивать от Командующего разносы воспитательного характера, но наказывать в дисциплинарном порядке он не был сторонник. За это никто на него не обижался, так как нравоучения, как правило, были заслуженными и справедливыми».
Капитан Маргелов об экспериментах с собаками узнал только летом 1974 года, когда перед выпускниками Рязанского воздушно-десантного училища проводил показательное десантирование «Кентавра-4», в составе экипажа внутри БМД-1 принимали участие также выпускники училища курсанты Алымов В. и Шепелев Н. Одновременно офицеры НТК ВДВ под руководством полковника Парийского В.К. готовили «Реактавра» с собакой по кличке Буран. Правда, это была не лайка, а, скорее, немецкая овчарка. К тому времени, как говорили, Буран десантировался два раза и даже имел нормальное потомство после экспериментов.
К всеобщей печали, комплекс с Бураном разбился — после выхода из самолета раскрывшийся было купол разорвался пополам и машина с псом полетела камнем вниз. Естественно, двигатели мягкой посадки не сработали и машина разбилась так, что даже башня отлетела далеко в сторону. Был ли смысл несколько раз десантировать собак, тем более без замеров перегрузки и других медицинских параметров? А Бурана похоронили с возможными тогда почестями…
Больших трудов стоило Александру Маргелову убедить председателя экзаменационной комиссии заместителя командующего генерал-лейтенанта Курочкина К.Я. разрешить десантирование «Кентавра-4».
— Вся ответственность ложится на тебя, капитан, — почти со злостью, наконец, дал согласие Курочкин. Председатель НТК и другие друзья-инженеры Александра Маргелова молча опустили головы.
Однако все прошло благополучно: радиосвязь работала в обе стороны, парашюты раскрылись как на картинке, курсанты, приземлившись, быстро расшвартовали свою машину и под аплодисменты товарищей, подъехав прямо к трибуне, четко доложили о выполнении задания. После соответствующих поздравлений командования и вручения им лейтенантских погон, они «попали в руки» сначала медиков из Военно-медицинской академии им. С.М.Кирова, проводивших в частях ВДВ свои эксперименты, затем их «взяли в оборот» друзья-курсанты. Так им и не пришлось увидеть разбившуюся «БээМДэшку»… Однако «слава» о десантировании боевой машины на ПРС по «солдатскому телеграфу» быстро разнеслась по всем войскам. С этим пришлось столкнуться членам экипажа «Реактавр» майору Маргелову А.В и подполковнику Щербакову Л.И., прибывшим в январе 1976 года в Псковскую дивизию для участия в опасном эксперименте.
Подготовку к этому эксперименту неожиданно прервал Командующий ВДВ. Собрав в своем кабинете офицеров Научно-технического комитета, он обратился к ним с просьбой:
— Вы, инженеры, попробуйте, что такое комплекс совместного десантирования — КСД, детище НИИ автоматических устройств. Мне нужно доподлинно знать, есть ли у него существенные преимущества, в том числе и в плане возможности спасения из него людей в случае отказа куполов. Понятно, что в нем десантируются сразу шесть человек из семи, составляющих экипаж БМД-1: двое в самой машине и четверо в наружной кабинке на одной парашютной платформе. Но сам комплекс достаточно дорогой, и никто не позволит нам, десантникам, иметь несколько однотипных средств десантирования. Добровольцы есть?
Комплекс прошел государственные испытания, в кабине находился один человек — парашютист испытатель 1-го класса Валерий Галайда. В мае 1975 года в КСД с БМД-1 совершили прыжок шесть десантников срочной службы — младший Маргелов готовил и их. Так что опыт использования КСД в войсках уже был. Добровольцев было больше, чем достаточно. Командующий выбрал самых опытных: парашютиста майора Петриченко А.А. и танкиста майора Щербакова Л.И.
— Командиром экипажа у вас будет капитан Маргелов.
— Товарищ Командующий, — с некоторым удивлением обратился Маргелов-младший, — но ведь мы с майором Щербаковым готовимся по программе «Реактавр»…
— Вот и хорошо! Это будет вам дополнительная тренировка. — заключил генерал армии, — А ты будешь передавать свой опыт десантирования в реальной «боевой» обстановке.
Вскоре офицеры НТК с председателем комитета полковником Коленко Л.З. выехали в Рязань, где на базе полка, которым тогда командовал майор Ачалов В.А., должен был состояться в ходе полковых учений эксперимент. Его «гвоздем» был прыжок Александра Петриченко, мастера парашютного спорта мирового класса, инженера-изобретателя и, вообще, отважного человека, из снижающегося комплекса на своем парашюте.
Боевой гвардии старший лейтенант медицинской службы, осмотрев офицеров, отказался дать им «добро» в небо. Пришлось дать ему расписку в том, что всю ответственность берут на себя полковник Коленко и капитан Маргелов. На всякий случай прикрыл себе зад молодой медик. А, может быть, так и должно быть?
26 августа 1975 года стоял прекрасный теплый летний день. Прекрасный пейзаж среднерусского ландшафта дополняли рощи в зрелом уборе зеленых листьев. Небо было голубое с редкими белыми облаками. Всем этим могли целую вечность — пару минут — любоваться десантники, сидящие на специальных мягких креслах в кабинке, расположенной с краю платформы под четырьмя наполненными гигантскими зонтами-куполами. Между Маргелоывм и Петриченко разместились двое гвардейцев-десантников, третий находился внутри машины с Щербаковым. Им, внутри, за броней, было не так интересно. Но поступила команда с земли на выполнение прыжка, командир передал ее Александру Петриченко и тот, махнув приветственно рукой, исчез внизу.
К сожалению, конструкция КСД не позволяла нормального покидания комплекса: внизу на металлических тросах в произвольных направлениях «ходили» балки-лыженыши, необходимые для загрузки комплекса в самолет и выходу из него. По этой причине инженер-испытатель Петриченко дал отрицательный отзыв о дальнейшем использовании КСД для десантирования БМД-1 с экипажем. Однако до перехода всей артиллерии ВДВ на базы БМД-1 и десантного бронетранспортера БТР-Д в КСД десантировались пушки и орудия совместно с расчетами, как раз из четырех человек
При десантировании в КСД присутствовал Палатников Александр Самойлович. Он длительное время был Генеральным директором Кумертаусского вертолетного объединения, серийно производившего (в том числе) платформы для десантирования боевой техники ВДВ. В марте 2001 года он рассказал о том, что чувствовал Командующий в ходе экспериментального десантирования КСД в 1974 году, а также о своих встречах с Василием Филипповичем.
Александр Самойлович вспоминал, что КСД был разработан в НИИАУ по предложению генерала Маргелова. В комплексе должны были десантироваться артиллерийские расчеты (четыре человека) или шесть членов экипажа БМД-1, при этом только четверо из них десантировались на специальных креслах, установленных на платформе, на которой десантировалась боевая техника.