Суд присяжных признал Лучиано и его приспешников виновными в шестидесяти двух случаях принудительной проституции, так называемого «белого рабства». Когда Дучиано предстал перед судьей Филипом Д. Маккуком, оглашавшим приговор, он почувствовал, что сидит на бомбе замедленного действия. Судья Маккук на секунду остановил холодный, прищуренный взгляд на застывшем от напряжения Крестном Отце, а затем сказал:

— Вы — один из самых жестоких преступников, которых когда-либо судили в этом зале. Суд считает, что вы заслужили срок длиною от тридцати до пятидесяти лет…

Судья, очевидно, полагал, что выносит приговор о пожизненном заключении. Судья Маккук никак не мог знать, что Лаки Лучиано, сыграв значительную и в высшей степени патриотичную роль во время второй мировой войны, сократит себе до минимального срок наказания, которое начал отбывать в 1936 году в тюрьме городка Даннемора на канадской границе — тюрьме особого режима для самых опасных преступников, которую они назвали «Сибирью нью-йоркской пенитенциарной системы».

Существовало множество версий о роли Лучиано в оказании помощи американским войскам в их высадке на Сицилии на побережье Анцио.

Главная проблема заключалась в том, что, когда Лучиано согласился помочь своей старой родине во второй мировой войне, американский флот потребовал его перевода из тюрьмы Даннеморы в столь же строгую, но более приемлемую тюрьму поблизости от Олбани, столицы штата Нью-Йорк.

Каждую неделю команда морских офицеров в гражданской одежде в сопровождении юриста Мозеса Полакоффа приезжала в эту тюрьму и совещалась с Лучиано. В течение нескольких месяцев Лаки Лучиано были предоставлены все возможности связаться с мафиозным подпольем, проникшим в итало-немецкие органы безопасности с той же легкостью, с какой их противники в США проникали в преступный рэкет.

Через некоторое время потоки сведений об итальянских оборонительных сооружениях, о передвижении войск, расположении артиллерийских батарей, противовоздушной обороне и другая военная информация начали поступать в разведку флота, а оттуда передаваться в Вашингтон.

Вся эта информация была переработана и сконцентрирована в пакет документов, содержащих сведения, которые могли потребоваться американским войскам при высадке на Сицилии, и обеспечила несравненно меньшие потери, чем если бы они действовали, не воспользовавшись помощью Лучиано.

В сумрачный холодный февральский вечер в 1946 году группа сотрудников Бюро по иммиграции и натурализации сопровождала Лучиано по скрипящему трапу на борт судна, построенного во время войны для военных перевозок и носившего название «Лаура Кини». Это судно знавало лучшие времена, перевозя войска через Атлантический океан все годы войны. Сейчас оно стояло у причала на Гудзоне рядом со столь почтенными суперлайнерами, как «Иль де Франс» и «Куин Мэри». На французском корабле отплывали такие знаменитости, как Кларк Гэйбл, Лжек Бенни. Мэри Ливигстон и Кэри Грант. Другая группа знаменитостей, и среди них Джон Уэйн и бывший посол США в Англии Джозеф Кеннеди, отправлялась на «Куин Мэри». Пирс, у которого швартовалась «Лаура Кини», заполнился столькими провожающими, что перед ним бледнели пирсы у суперлайнеров. Лимузины десятками въезжали сюда, и из них выходили главари «Синдиката», приехавшие проститься с Лаки Лучиано, их любимым compadre. Телохранители тащили корзины с фруктами, винами, шампанским, икрой, омарами и другими деликатесами. Все это внесли на корабль, где был накрыт огромный банкетный стол, прогнувшийся под тяжестью продуктов. Те, кто пришел пожелать Лаки хорошего плавания, не знали об условиях, на которых он был освобожден, а именно, что его высылают в Италию пожизненно и что он никогда не сможет вернуться в США. Не было известно и о достигнутой с послевоенным правительством Италии договоренности о лишении Лучиано навсегда права выезда в любую другую страну.

Пребывавшие в неведении мафиози поднимали тосты:

— За тебя, Лаки! И за то, что скоро мы будем встречать тебя.

— Они не имели права держать в тюрьме такого хорошего парня. Ты задал им забот.

Так прощались светила национального «Синдиката», созданного Лучиано: Фрэнк Костелло, Альберт Анастасиа, Мейер Лански, Джозеф Ланца и даже Вито Дженовезе.

Около полуночи долгий хриплый гудок оповестил об отплытии «Лауры Кини». Друзья-гангстеры стояли на пирсе, махали рукой и выкрикивали прощальные пожелания Лаки Лучиано, который направлялся навстречу новой жизни в Италию и которому не грозила безвестность, вопреки желанию американских властей.

После убийства Багси Сигела власти получили сведения о гом, что Лаки объявился в Гаване всего через шестнадцать месяцев после его депортации из Америки. Официальные лица в Вашингтоне пришли в ярость из-за того, что Лучиано удалось обвести своих итальянских сторожей вокруг пальца и проделать обратный путь до ближайшего «иностранного» соседа, откуда он мог всего за полчаса добраться до Флориды на частном самолете.

Государственный департамент США оказал сильное давление на кубинское правительство, требуя, чтобы оно избавилось от нежелательного визитера, и президент Кубы Грау Сан Мартин приказал выслать его из страны.

Следующие пятнадцать лет, до 1962 года, Чарльз Лаки Лучиано прожил в Неаполе, где и умер естественной смертью.

Уильям Бальзамо, Джордж Карпоци. Мафия. — М.: Олма-Пресс, 1996

Представители киноконцерна «Парамаунт пикчерс» были приглашены в Нью-Йорк на пресс-конференцию. Фирма приступала к экранизации дорогостоящего широкоэкранного зрелища, в которое вкладывались миллионы и на котором надеялись заработать еше больше миллионов. Марло Брандо должен был играть главную роль. Это было верное дело, так как «Парамаунт» экранизировал книгу, долгое время возглавлявшую список бестселлеров, — роман «Крестный отец» итало-американца Марио Пьюзо.

Для пресс-конференции было выбрано довольно странное место: штаб-квартира лиги защиты гражданских прав итало-американиев в нью-йоркском районе Бруклине. Рядом с продюсером «Крестного отца» Элом Радди сидел представитель лиги — некий Энтони Коломбо. Когда Эл Радди заявил, что в будущем кинофильме ни разу не будет упомянуто слово «м<афия>», мистер Коломбо удовлетворенно кивнул головой. А когда Радди добавил, что это решение было принято «без угроз или запугивания с чьей-либо стороны», мистер Коломбо не удержался от реплики: «Мистер Радди прав. Никаких угроз!»

Эта пресс-конференция, проходившая в марте 1971 г., была второй победой лиги защиты гражданских прав итало-американиев. Казалось, безвозвратно прошли те времена, когда можно было открыто поносить мафию, как, например, это сделал в 1966 г. в американской палате представителей шеф ФБР Эдгар Гувер, заявивший, что «Коза ностра» — «Уголовное братство итальянцев по рождению или происхождению». В июле 1970 г. министр юстиции США Митчелл распорядился, чтобы впредь слов «мафия» и «Коза ностра» в открытой печати и в публичных выступлениях не употребляли, поскольку итало-американцы могут воспринять их как дискриминирующие и оскорбляющие нацию, к которой они принадлежат. Поэтому с июля 1970 г., касаясь вопросов, связанных с крупнейшим в истории «братством» организованных преступников, в лучшем случае говорили «М».

Год спустя после знаменательной пресс-конференции американский журнал «Ньюсуик» писал по поводу премьеры «Крестного отца»: «У этого мастерски сделанного, красивого, душераздирающего фильма… есть один недостаток — это восхваление гангстерской жизни, увод на второй план жертв насилия, акцентирование внимания на ритуальных и полуцивилизованных обычаях мафии в ущерб прямому описанию ее циничных действий». «Конечно же, это романтическая история, — признался Пьюзо, автор и один из сценаристов „Крестного отца“… Конечно, мафия несколько романтизирована… Но от фильма и не ждали серьезной социологии и реализма…» То, что искусная реклама принесла фильму «Крестный отец» колоссальный успех и что миллионы зрителей узнали «Коза ностру» наконец-то как нечто человечное, можно поставить в заслугу одному из ее ведущих донов — Джозефу (Джо) Коломбо, отпрыск которого, Энтони, сидел рядом с продюсером Элом Радди на той памятной пресс-конференции.