— Стойте! — сказал он. — Вы оба домогаетесь права на половину этой пленницы. Так?

— Так.

— Следовательно, вся-то она, как есть, никому не принадлежит из вас?

— Никому, — отвечали оба претендента.

— А ты, третий, спас ее от огня и теперь говоришь, что она твоя?

— Моя.

— Почему же?

— Потому что я спас ее от огня.

— Эта причина недостаточна, — сказал предводитель. — Например, если кто кому спасет жену — неужели же он может присвоить ее себе? Если бы ты спас меня самого, то неужели и я был бы твой? Каждый скажет, что нет. Следовательно, девушка и тебе не принадлежит, так же как и им.

Поднялся новый спор, и тогда порешили бросить жребий. По жребию девушка досталась усатому ингушу.

— Уступи мне ее за двадцать баранов, — сказал тогда предводитель.

— Да ты спроси прежде, кто она такая, — не без гордости возразил ингуш, — ведь она сестра здешних узденей, Лейля.

— Так что ж из того! Уздени лежат под пеплом своего аула, выкупа от них не дождешься.

— Но кто же видал, чтобы сестру узденей продавать за двадцать баранов! — сказал усач, соображая, сколько же он может попросить за пленницу.

— Ну хорошо. Возьми за нее мою крымскую винтовку.

Ингуш призадумался. Винтовка была хороша, лучше ее не найти… А все же девка может стоить дороже.

— Ну, так слушай же, — сказал предводитель, — бери винтовку и, в придачу, любого из моих жеребцов — на выбор.

На этом торг наконец состоялся, и Лейля перешла к новому владельцу.

Между тем наступила ночь, и партия направилась в обратный путь. Пискливые зурны открывали шествие.

Напрасно предводители старались их унять, убеждая, что отступление требует глубочайшей скрытности и тишины; но набег окончился, и никто больше не думал о повиновении. Партии приходилось прежде всего пройти густой лес, перерезанный множеством оврагов, без всякого следа торной дороги. Ночь была темная, дождь лил как из ведра, и земля, растворившись, образовала непролазную грязь. Конным труднее было держаться вместе, чем пешим, и потому они разбрелись по целому лесу: кто попал на тропинку, тот отправился сам по себе, а кто засел в овраге или застрял в кустах, тот выбирался, где и как ему было удобнее.

И вдруг посреди лесной тишины зловеше грянул ружейный выстрел, за ним другой… Двое раненых присели, схватившись один за голову, другой за ногу. В шайке пошла суматоха, и несколько винтовок ударили наудачу.

Брань и крики ингушей послушались с той стороны, куда направлен был залп карабулаков.

— Да там наша конница, — заговорили пешие. — Кто же это стреляет-то?..

Но снова грянул выстрел, за ним опять другой, и двое новых раненых опять опустились на землю.

— В шашки! В шашки! Живьем хватайте их! — кричали ингуши и карабулаки.

И хотя все гикали во всю мочь, однако же лишь немногие сунулись вперед, да и те воротились, потеряв одного убитым. После этого уже никто не счел себя обязанным рисковать жизнью, и на каждый выстрел шайка отзывалась только угрозами и криком. А тем временем два невидимых стрелка посылали пулю за пулей, и редкий выстрел их не приносил новой жертвы.

Заколдованный лес наконец окончился, шайка подошла к реке. Но вследствие сильного дождя, шедшего всю ночь, переправы не было. Однако конница с трудом перебралась вплавь, да и то потеряв несколько человек, унесенных течением воды. И вдруг из кустов выскочили два человека и кинулись рубить все, что ни попало под руку. Испуганная неожиданным нападением, шайка метнулась в сторону и пока опомнилась, пока пришла в себя и сообразила, что нападающих только двое, те уже снова скрылись в кусты, а на песчаном берегу лежали следы их нападения — несколько изрубленных трупов.

Утро наступившего дня было пасмурное, но не дождливое. Между развалинами сожженного аула чернела сумрачная башня, и из ее бойниц кое-где пробивался дымок как бы от разложенного внутри нее небольшого костра. Там, погруженные в мрачные думы, сидели два человека, два героя нынешней ночи. Они одни пережили родной аул и справили по нем кровавую тризну. Эти два человека были уздени, братья несчастной пленницы Лейли.

Не скоро оправились Шары от этого погрома, а когда оправились, то сотни других аулов уже лежали в развалинах, свидетельствуя все о том же непокорном и строптивом духе чеченской земли, вносившем рознь и смуту во все ее жизненные проявления и облегчавшем чуждым пришельцам овладение ее недоступными лесными дебрями и горными твердынями.

В.А.Потто[37]. Кавказская война. — Ставрополь: Кавказский край, 1994

Примерно в начале XIX столетия в Неаполитанском королевстве сформировалось общество с названием «Каморра». Подобно карбонариям, будучи терпима в начале из-за политических целей, каморра очень скоро проникла во все классы, даже в войско и в чиновничий класс.

Кто хотел быть каморристом, должен был доказать на деле мужество и усердие и для этого вступал в разряд «новичков», тогда он становился picciotto di sgarro.

В этом разряде он должен был оставаться по меньшей мере три года, но иногда и шесть лет. На это время кандидат передавался «брату», который должен был познакомить его со всеми мошенническими уловками и целями братства, научить его владеть кинжалом и испробовать его на каком-нибудь трудном поручении. Если ученик успевал блестяще доказать свои способности, ну, хотя бы, в убийстве, ему давали степень каморриста.

В этом случае «братья» собирались в каком-нибудь уединенном месте и садились за стол, на котором находились страшные принадлежности союза: кинжал, пистолет, стакан с отравленным вином и ланцет. Перед этим столом появлялся picciotto в сопровождении цирюльника, который вскрывал у него вену. Кандидат, намочив правую руку в текущей крови, поднимал ее кверху и клялся свято сохранять тайны союза, безусловно подчиняться всем его предписаниям и точно выполнять все его приказания. Произнеся эту клятву, он хватал одно из лежащих перед ним орудий убийства и направлял его против самого себя, а другой рукой брал со стола и подносил к губам стакан с отравленным вином, это должно было означать полную готовность пожертвовать жизнью для служения обществу. После этого мастер приказывал ему стать на колени, клал правую руку на голову кандидата, производил выстрел из пистолета, разбивал вдребезги стакан и подавал новичку кинжал особой формы, который должен был служить ему отличительным знаком его принадлежности к союзу. Затем, подняв нового брата с колен, он обнимал его и этому примеру следовали все присутствующие. Теперь уже picciotto становился равноправным членом банды.

Она состояла из множества отделений, которые, в свою очередь, подразделялись на многочисленные кружки. Все управление сосредоточивалось в руках викария (Vicario). При каждом отделении был свой счетовод, свои заведующие кассой и провиантом, секретарь и распорядитель, который назначал место общего собрания членов.

Воровство, грабежи, разбой, мошеннические проделки, всякого рода грабительство и другие постыдные дела — все это входило в круг действий каморристов. Работали они по большей части группами и в своих плутнях уславливались друг с другом при помощи восклицаний, криков и знаков.

Они брали разного рода контрибуцию со всех путешественников и с зажиточных граждан, обкладывали правильной пошлиной все игорные притоны Неаполя и другие места порока и преступления и принуждали контрабандистов отдавать им часть своей добычи.

При плохом состоянии полиции богатым купцам и помещикам очень часто приходилось нанимать каморристов для охраны своего имущества. Высшие должностные лица, подкупленные каморристами, оказывали им покровительство, и нередко мастера поступали за значительное месячное вознаграждение на службу в какие-нибудь правительственные учреждения для того, чтобы держать в повиновении весь многочисленный остальной сброд, не принадлежащий к их банде.