Уголовный розыск и ГПУ выделили на «дело Пантелеева» лучших работников, в течение последних двух недель они буквально не слезали с автомобилей. В городе было размешено около 20 засад. То и дело поступали новые сведения, сыщики буквально «сели на хвост» бандита, и он каждые полчаса менял места. Теперь ему было уже не до налетов и грабежей — он думал только о том, как спасти свою шкуру.
Хотя большинство конспиративных квартир банды было провалено, Пантелеев все еше верил в свою удачу. Вечером 12 февраля 1923 г. он вместе с Корявым шел на одну из надежных «хаз»', весело посвистывая, с гитарой в одной руке и корзиной в другой. Пантелеев вошел в квартиру первым, за ним Лысенков. Ленька был уверен в том, что квартира «свободна», и не смотрел по сторонам. Но едва он оказался в прихожей, как из комнаты раздались выстрелы. Пантелеев был мгновенно убит. Лысенкова пуля лишь слегка ранила в шею, но он был так ошеломлен, что не пытался оказать сопротивление и в испуге поднял руки вверх.
Весть о случившемся на Можайской улице мгновенно облетела весь город. В тот же день в вечерней «красной газете» появилось сообщение о том, что в ночь с 12 на 13 февраля 1923 года после долгих поисков был убит при аресте знаменитый Ленька Пантелеев, прославившийся своими зверскими убийствами и налетами.
Дело Пантелеева было окончено. Но долго еще ходили по городу слухи, что Ленька жив, на свободе и «себя покажет». Были случаи, когда налетчики выдавали себя за Пантелеева и Лысенкова, нагоняя страх на свои жертвы. Чтобы положить конец слухам, лицо убитого тщательно «оживили», положили кое-где грим, труп бандита одели. Несколько дней мертвый Ленька пролежал в покойницкой, и ежедневно толпы горожан приходили взглянуть на того, кто так долго сеял в Петрограде страх и смерть.
Поменьше калибром, но тоже весьма опасным был другой петроградский убийца — Митька Картавый. Сохранился рассказ сотрудника угрозыска Кондратьева о поимке убийцы:
«Время наступило относительно тихое. Соучастников Леньки (Пантелеева) расстреляли, налеты стали реже, но все-таки повторялись. Среди новых налетчиков особенно отличался своей дерзостью Митька Картавый, бывший карманный вор. Мы все имели его на примете, но он ускользал от нас и продолжал свои разбои. Особенно в 1923 году он проявил себя рядом дерзких налетов. И вот в мае 1923 года, когда Шуляк (инспектор угрозыска) сидел в своем кабинете, зазвонил телефон. Шуляк взял трубку, выслушал, вынул из стола браунинг и сказал:
— Едем за Митькой Картавым.
Оказалось, сотрудник Симкин увидел его в пивной на углу Ямской улицы и Кузнечного переулка. Пивная была на втором этаже. Симкин побежал в аптеку и оттуда позвонил… Мы поехали… Недалеко от угла Ямской нас встретил Симкин и сказал, что Митька с кем-то играет на бильярде.
Шуляк оставил для дозора сотрудника в воротах, другого у дверей и двинулся к входу, с ним Симкин и мы… Шуляк прямо бросился в бильярдную, и тотчас раздались выстрелы. Какой-то человек с браунингом, стреляя на бегу, бросился через комнату к выходу, пуля поразила Симкина, и он упал как скошенный… Мы вбежали в бильярдную. Шуляк лежал на полу; на подоконнике открытого окна стоял Митька Картавый с револьвером в руке. Он тотчас открыл стрельбу. Мы ответили ему. Он не то упал из окна, не то прыгнул. Часть сотрудников побежала вниз во двор. Мы подняли Шуляка и понесли в автомобиль. Ловезти его до больницы не удалось: он умер. Митька пробил ему шею. Симкин был убит на месте, сразу. На дворе нашли кровавый след. Он вел к подвалу. Когда подошли к лестнице в подвал, то внизу ее увидели скрючившегося Митьку Картавого. Он умирал. Очевидно, чья-то пуля поразила его, и он выпал из окна, уже смертельно раненный».
Лаврин А.П. 1001 смерть. — М.: Ретекс, 1991
Банда Дилдинджера
Ист-Чикаго, штат Индиана, 15 января 1934 г. Через полчаса кассы Национального банка закроются на обеденный перерыв. В это время к порталу банка медленно подъезжает синий шестиместный «крайслер». Из него выходят пятеро молодых людей. Несмотря на холодное время года, все они одеты по-летнему и у каждого через правую руку перекинут дождевик.
Редкие прохожие не обращают на них внимания или думают, что эти пятеро, уверенно поднимающиеся по ступеням, имеют отношение к дирекции банка. И никто, конечно, не подозревает, что у каждого под дождевиком скрывается 32-зарядный автомат американской федеральной полиции!
Водитель «крайслера» тоже достает из-под сиденья автомат, кладет его рядом с собой и неторопливо закуривает сигарету. Тем временем остальные прибывшие уже скрылись под порталом здания. Один из них становится за дверью, точно швейцар, и, достав из кармана табличку с надписью, что операционный зал временно закрыт, прикрепляет ее к стеклу. Пожилому господину, не заметившему этой таблички, человек с дождевиком очень вежливо объясняет, что не может, к сожалению, впустить его.
Другие четверо уже в величественном зале, где сотня посетителей занята различными банковскими операциями.
Снова один из вошедших останавливается в дверях, а остальные трое, вежливо извиняясь, если им случается кого-либо задеть, проходят к окошкам, за которыми находится огромный, открытый в данный момент настежь сейф. Вдруг все четверо, как по команде, левой рукой срывают с правого предплечья дождевики, открывая длинные черные стволы и коричневые ложа автоматов.
Занятые своими денежными расчетами люди в первый момент не замечают этого. Тогда стоящий у двери поднимает автомат, нажимает указательным пальцем на спуск и длинной очередью прошивает потолок, разбивая орнаменты и плафоны и обрушивая на пол дождь осколков. Посетители банка мгновенно падают и замирают, не смея поднять головы. Смотреть им, впрочем, незачем. Они и так знают, что происходит. Последнее время газеты еженедельно сообщают по меньшей мере об одном таком случае. И тот, кто стоит у двери, мог бы обойтись без предупреждения, которое он делает, направляя еше дымящееся дуло автомата на неподвижных людей:
— Мы грабим банк! Кто шевельнется, будет застрелен! С тем, кто будет лежать спокойно, пока мы не уйдем, ничего не случится!
Гнетущая пауза следует за этим коротким объявлением, сделанным на резком чикагском говоре. Люди, лежащие на полу, не смеют пошевелиться. Они лихорадочно соображают, пытаются собраться с мыслями. У некоторых есть при себе оружие, и им приходит в голову, что хорошо бы незаметно достать его из кармана и выстрелить. В конце концов, их здесь целая сотня. Четверо гангстеров не в состоянии уследить за каждым. Достаточно кому-нибудь начать…
Кое-кто думает об этом, но в тот же миг в памяти возникают газетные заголовки, прочитанные всего несколько дней назад: «262 человека застрелены при нападении на банк!»
И у каждого только одно желание: не оказаться 263-м!
Сидящий непосредственно у открытого сейфа кассир в черных нарукавниках тоже сначала думает о сопротивлении, о белой кнопке сигнала тревоги, которая всего в каком-нибудь полуметре, тогда как ближайший автомат находится на расстоянии добрых пяти метров по другую сторону барьера. Он думает и о том, как завтра газеты писали бы: «Герой-кассир предупреждает ограбление банка», как на первой полосе появился бы его большой портрет, как дирекция банка произвела бы его в старшие кассиры. Ему достаточно сейчас только незаметно протянуть руку, и через несколько минут полиция будет здесь! Но он вовремя успевает сообразить, что пули из автомата несравненно быстрее преодолеют расстояние в пять метров и что тогда газеты, может быть, даже в черной рамке, известят: «Верный служебному долгу, он пожертвовал жизнью…»
Кассир не нажимает на сигнальную кнопку. Он послушно поднимает обе руки и подходит к дверце в барьере, когда тот, стоящий с автоматом у входа в зал, кричит:
— Эй ты, у сейфа, открой-ка дверь и помоги складывать деньги, да живо, не то пристрелю!
Дрожащими руками кассир держит серый почтовый мешок, предназначенный для транспортировки денег. Он пытается считать летяшие в мешок запечатанные пачки ассигнаций, но вскоре сбивается со счета.