И здесь мощность освещения была такой же, как он предполагал. Приглушенный свет в первой комнате и какой-то испещренный тенями сумрак во второй. При таком слабом освещении эти белые деревянные панели, бело-зеленые обои и розоватая мебель являли какую-то приятную, радостную картину. Никакого намека на что-то зловещее, неожиданное… и все же где-то здесь таилась смерть, поджидала ее, Фостину… Но как это было на самом деле? Как все произошло?

Несколько минут он стоял тихо, оглядываясь вокруг, и предавался размышлениям. Казалось, эта славная комнатка обладала своим неуловимым, неприметным лицом, за которым теснились все ее тайны. Но, может, она выдаст ему хотя бы одну.

Наконец, он нажал на выключатель. Белый круглый шар над головой загорелся ярким желтым светом, залил первую комнату, оставляя следующую чуть более темной, но и в этих сумерках можно было без труда отчетливо различить любую деталь. Вчера Сиерс заменил перегоревшие лампочки, которые так напугали Гизелу.

Базил побродил по комнатам, изучая детали интерьера. Дом отличался ухоженностью. Чистые и свежие занавески, вероятно, совсем недавно были доставлены из прачечной, коврики и чехлы для мебели, тоже чистые, хотя и немного поблекшие после неоднократных стирок. Белые панели были покрыты плотным древесным лаком и, вероятно, неоднократно перекрашивались малярами-профессионалами. Нигде не было заметно ни трещинки, ни волоска от кисти, ни вздувшейся капельки краски на глазурованной поверхности. Единственный изъян — несколько царапин, оставленных на деревянных рамах, удерживающих дверные стекла в двустворчатых дверях, разделявших обе комнаты. Эти царапины были настолько тонкими, такими незаметными, что, казалось, были сделаны острой штопальной иглой. Они, по-видимому, появились здесь совсем недавно и были совершенно свежими.

Базил выключил верхний свет под потолком и включил настольную лампу. В плетеной корзине рядом с камином лежали поленья и лучины для растопки. Он сложил пирамидкой дрова и, бросив туда куски бумаги, зажег огонь в камине. Подвинул кресло ближе к огню. Зажег сигарету и откинулся на спинку, не спуская глаз с потрескивающих поленьев. Погрузившись в свои мысли, он и не заметил, как огонь ослаб, начал чахнуть. Тишина казалась еще более всеохватывающей, прекратилось даже потрескивание дров…

Он пошарил в кармане, пытаясь отыскать еще одну сигарету. Она оказалась последней в пачке. Он закурил, задрав кверху подбородок, выпустил изо рта струйку дыма. Его голова покоилась на высокой спинке кресла. Такая поза заставила его направить свой отсутствующий, рассеянный взгляд на зеркало, висящее над камином. В нем отражались арочные своды входа в холл. Он даже не заметил, как сигарета выпала из пальцев.

Как долго стояла эта молчаливая фигура в затемненной арке спиной к холлу? Высокая худая фигура в легком пальто. Темная шляпка оттеняла ее лицо, в котором не было ни кровинки, — и глаза умершей здесь женщины — Фостины Крайль. Так как он видел отражение этих глаз в зеркале, то, вероятно, и они, эти глаза, его тоже видели. Он тут же вспомнил свое наивное удивление, когда давным-давно, еще в детстве, ему впервые сказали: если видишь кого-то в зеркале, то этот человек может видеть тебя, если даже ты себя не видишь…

Но существовало ли это изображение только в зеркале? Если фигура повернет голову, то будет ли под аркой также пустынно и тихо? Может, он случайно заснул, предавшись у огня своим размышлениям?

Фигура в зеркале вдруг шевельнулась. За спиной Базила стояла полная тишина, но он почувствовал нечто другое, нет, не звук, а тонкий запах лимонной вербены.

Базил, не двигаясь с места, произнес:

— Лучше вам войти.

Базил встал и повернулся к арке. Его порывистое движение вызвало слабый сквознячок. Умиравший было в камине огонь вдруг снова вспыхнул, вероятно, в последней своей агонии. Базил продолжал:

— С того момента, как я уловил в вас семейное сходство с Фостиной Крайль, я осознал, что вы — единственный человек, которого могли ошибочно принять за нее. И у вас, и у нее были белокуро-пепельные волосы, небольшая голова, овальное лицо с большим носом, тонкие губы, подернутые поволокой голубые глаза и ярко выраженная аристократическая фигура — узкие бедра, тонкие запястья, изящные руки и ноги. Она была сравнительно высокого роста для женщины, а вы — среднего для мужчины. Но цвет вашего лица чуть светлее, у вас нет обыкновения ходить или стоять с намеренно сгорбленными плечами, как это было свойственно ей, взгляд у вас более дерзкий и веселый, а ее отличался мягкостью и робостью. Но все эти незначительные детали можно было довольно легко изменить. Отец Фостины умер в 1922 году, а вы родились в 1925-м, таким образом, любовник Розы Дайамонд и отец Фостины приходился вам дедушкой. Фостина была незаконнорожденной двоюродной сестрой вашего отца и вашей натуральной теткой. И все же мне неясны до конца причины, из-за которых вы были намерены покончить с ней. Вы сделали это ради того, чтобы завладеть драгоценностями, которые ваш дед передал ее матери? Или же, подчиняясь романтическо-болезненному импульсу, хотели погубить дочь той женщины, которая ранила гордыню вашего отца и забрала те драгоценности, которые, как вы считали, по праву принадлежали вам?

— Доктор Уиллинг, могу дать вам честное слово, что я не убивал Фостину. Когда она умерла, меня здесь не было.

— Вы можете это доказать?

— Конечно, нет. Невинный человек, как это часто бывает, не может представить свое алиби. Я провел весь этот вечер дома, в полной тишине и одиночестве. Но я немного знаю законы — штудировал право целый год, — и, насколько мне известно, отсутствие алиби никогда никого не убеждало в виновности обвиняемого. Чтобы добиться моего осуждения, вам необходимо иметь свидетеля, который подтвердил бы мое присутствие на месте преступления или же мое появление здесь, в этом доме, приблизительно в то время, когда это убийство произошло. Можете ли вы это сделать? Вы, конечно, можете найти свидетеля, который либо видел, либо считает, что видел Фостину Крайль или какую-то похожую на нее женщину на дороге. Но это, согласитесь, далеко не опознание Раймонда Вайнинга. Не правда ли? Во всяком случае это не пройдет на суде, где слушается дело об убийстве, где веские доказательства должны устранить все обоснованные сомнения…

Но, кроме того, вам придется каким-то образом связать с моей личностью то средство, с помощью которого наступила смерть. Из того, что я слышал от полиции, это тоже невозможно сделать. На ее теле не обнаружено никаких ран. Она скончалась от сердечного приступа. И, хотя по вашим глазам я вижу, что вы мне не верите, — меня не было здесь, когда она умерла. Могу поклясться.

— Я верю вашим последним словам, — спокойно отвечал Базил. — Она была совершенно одна, когда наступила смерть, и все же ее… убили вы…

Вайнинг не скрывал своего удивления.

— Не хотите ли вы тем самым сказать, что знаете, каким именно образом она умерла?

— Я знаю то, что знаю. Как, впрочем, и вы.

— Доктор Уиллинг, прошу вас разговаривать со мной в ином тоне. Я понятия не имею, как она умерла. Если вы выслушаете меня и взглянете на все это дело с моей колокольни, то поймете, почему я настолько взволнован всем тем, что приключилось здесь. Может, мы с вами внимательно во всем разберемся и набросаем хотя бы слабые контуры того, что здесь на самом деле происходило? Молю Бога, чтобы нам удалось это сделать. В противном случае…

— Что же произойдет в противном случае?

— Тогда за всю оставшуюся жизнь мне так и не придется узнать, где кончается реальность и начинается иллюзия. Я все время буду похож на человека, идущего по топкому болоту, который не уверен, куда выведет его следующий шаг, — на твердую землю или зыбкий песок.