Топтаться здесь дальше было явно бессмысленно. Встреча с незнакомцем возбудила убогое воображение Саида, и ему то слышались подозрительные шорохи, то чудились какие-то тени. А когда сквозь тонкую стенку служебного флигеля до него донесся кашель, он вздрогнул от ужаса.

Саид любил мертвую тишину темных ночей, но только если ночи эти не таили опасностей. Поэтому он счел за благо поскорее отправиться домой.

Марко Поло сидел в беседке и переписывал рукопись, которую взял из библиотеки. Это была история завоеваний Хубилай-ханом катайских провинций. Марко восхищался четкостью рукописных строчек и радовался, что с такой легкостью может их читать. Ему понадобилось несколько лет усердных занятий, чтобы постичь тайну чужого письма. Его заметки о странах, которые он посетил за время своего путешествия, занимали теперь целую книгу. Он по-прежнему усердно стремился как можно глубже изучить жизнь чужих народов.

Рукопись прославляла подвиги Хубилай-хана. Марко еще раз пробежал вводные фразы: «Хубилай-хан добился господства благодаря своей выдающейся храбрости, мудрости и умению распознать враждебные намерения своего младшего брата Ариг-Буги[35], которого поддерживали многие монгольские князья. Перед тем как взойти на престол, Хубилай-хан добровольно стал военачальником и лично принимал участие в каждом походе. Во всех своих делах он всегда проявлял храбрость и мудрость, но в военном искусстве был особенно одарен и по праву считается самым умелым и блестящим полководцем из всех, которые когда-либо вели воинов в бой…»

Легкий ветерок пробежал по листве и принес прохладу молодому человеку, одиноко писавшему в беседке. Пламя свечи задрожало. Марко сложил листы и закрыл застежку переплетенной в шелк книги палочкой из слоновой кости.

С тех пор как он жил при дворе великого хана, он впервые не сопровождал императора в его летнюю резиденцию. Великий хан велел ему остаться в Ханбалыке, чтобы изучить денежную систему Катая. И Марко, с присущей ему добросовестностью, попытался постичь тайны монетного двора Ханбалыка. Он никак не мог надивиться тому, что купцы получали любые товары взамен бумажных денег с красной печатью великого хана. Бумажки эти имели хождение наравне с серебром и золотом.

Каждый год ко двору Хубилай-хана стекались большие торговые караваны из разных стран. Они привозили жемчуг, драгоценные камни, расшитые золотом ткани, пояса, украшенные бриллиантами, шелковую и парчовую одежду, изделия из слоновой кости и другие ценные товары. Император приказывал двенадцати опытным купцам из своего окружения осмотреть все эти товары и оценить их. Он разрешал иноземным купцам назначить солидную надбавку к сумме, которая им полагалась по оценке, и полученную таким образом цену выплачивал бумажными деньгами.

Порой Марко начинало казаться, что император знает тайны алхимии. И в самом деле, разве он не превращал бумагу в золото? Ведь в его империи на печатные бумажки можно было купить золото, серебро и вообще любые товары.

Несколько дней тому назад Марко посетил монетный двор и собственными глазами увидел, как изготовляют бумагу для печатания денежных знаков. Для этой цели брали кору тутовых деревьев, точнее, нежную ее древесину, все это предварительно замачивали, а затем растирали в ступе; получалась своего рода кашица. Так делали бумагу, очень похожую на хлопчатую, только она была черного цвета. С помощью медных пластинок на эти листы оттискивались особые узоры, а затем их разрезали на прямоугольные куски различной величины. Чиновники, пользующиеся особым доверием, штемпелевали их, и, наконец, старший мастер монетного двора ставил на них киноварью печать императора.

Бумажные деньги, изготовленные таким образом, имели хождение наравне с золотом во всех странах, подвластных Хубилай-хану, и никто не смел их не принять. Бумажных денег было отпечатано великое множество. Когда такая бумажка рвалась от длительного употребления, ее несли в монетный двор и обменивали на новую. На расходы по печати при этом удерживалось три процента стоимости.

Самый маленький билет был равноценен малому ливру, тот, что побольше, — венецианскому серебряному грошу. Были билеты стоимостью в пять и десять серебряных грошей, а также и такие, которые соответствовали двум, трем и даже десяти золотым бизантам. Всякий, кто пытался печатать фальшивые деньги или ввести их в обращение, подвергался строжайшему наказанию.

В специальном «императорском указе его величества, пользовавшегося особым покровительством неба», значилось:

«Если какой-либо подданный имеет намерение печатать фальшивые деньги, иными словами, если он производит бумагу из тутовой коры, изготовляет специальные пластинки, закупает киноварь, гравирует знаки и цифры и тайно печатает деньги, то таковой, кто бы он ни был, карается смертной казнью и изъятием лично ему принадлежащего имущества. Общегосударственная амнистия на такого рода преступников не распространяется.

Тот, кто каким-либо путем достает фальшивые деньги и пускает их в обращение, в первый раз карается ста семью ударами, а в случае повторения он подвергается тому же наказанию и высылке сроком на один год…

Всякий, кто не только сообщит о фальшивомонетчике, но и задержит его, вознаграждается пятью серебряными тингами и получает конфискованное имущество преступника».

В результате обследования у Марко сложилось впечатление, что денежная система этого огромного государства находится в образцовом порядке, и что причиной этому — выдающиеся способности министра Ахмеда. Так, во всяком случае, с вежливой предупредительностью сообщили ему чиновники денежного ведомства. Да и сам министр Ахмед охотно давал Марко все нужные разъяснения.

Тихий ветерок едва нарушал глубокую тишину ночи, он пробежал по траве, по цветам, коснулся листьев, и они затрепетали от его дуновения. Беседка была своего рода домом с зелеными стенами, сквозь которые проникали все звуки. Неровное пламя свечи освещало только голову Марко и плечи, а руки его тонули в темноте. И вдруг юноша испытал щемящее чувство одиночества. Привыкший к шуму роскошных пиршеств, он сидел теперь совсем один в самом сердце огромного города, во власти всех своих желаний и воспоминаний. Снова стало так тихо, что Марко слышал, как бьется его сердце. Люди в домах дышали, спали, видели сны. Пять раз ударил колокол. Звон прокатился по городу и замер. Какая-то птица на яблоне сонно встрепенулась, издала тихий крик и снова спрятала голову под крыло. Земля покрылась росой, бутоны начали распускаться. Усилившийся ветерок, прогнав дневную усталость, принес прохладу. Марко опустил голову на руки — он грезил наяву. В сокровенной глубине его души зрели мысли, претворяясь в четкие, зримые образы.

Безымянный посланец сорвал с себя и спрятал черную маску. Теперь он не крался бесшумно, а энергично шагал по улице, расправив плечи. Перед ним выросли городские ворота со сторожевым помещением. Дозорные вложили стрелы в тетиву и тут же вынули их. Они узнали Ванчжу.

— Внимание и послушание! — крикнул один из них и громко отдал рапорт военачальнику.

Ванчжу приветливо поблагодарил его и прошел в сторожевое помещение.

— Чего это он по ночам бегает по городу? — спросил один из дозорных.

— Да пусть себе ходит, — ответил другой, — Зато Ванчжу всегда разговаривает с тобой по-человечески.

Часовые были уроженцами отдаленной провинции Катая.

Вдруг из темноты вынырнул Саид. Он протянул серебряную пайцзу и спросил:

— Кого это вы только что впустили в сторожевое помещение?

— А тебе какое дело? — мрачно ответил дозорный, возвращая ему пайцзу. — Отправляйся-ка лучше домой и ложись спать.

— Но прежде скажи мне, друг, кого ты только что впустил? — повторил свой вопрос Саид. Не получив ответа, он уже злобно добавил — Немедленно говори. Ты разве не видел печати на табличке?

— А ну-ка, вытяни его копьем по спине! — крикнул другой стражник сонным голосом, сплюнул на землю прямо перед Саидом и зевнул.