Над немилой стороной.
Последний раз Василий Тёркин появляется в главе «Про солдата-сироту», где прямо указывается место действия:
Нынче речи о Берлине.
Шутки прочь, – подай Берлин.
Очевидно, речь идёт о завершающей части Берлинской наступательной операции 1945 года, в ходе которой Красная армия овладела столицей нацистской Германии и победоносно завершила и Великую Отечественную, и Вторую мировую войну в Европе.
Видимо, Василий Тёркин окажется среди тех, кто «подведёт штыком черту» и встретит «светлый день Победы» на развалинах Рейхстага. Предположение это подтверждается тем, что части 1-го Белорусского фронта, в составе которых воевал Тёркин в завершающий период войны, штурмовали Берлин и брали Рейхстаг. Именно за эти действия он мог быть награждён медалями «За взятие Берлина» и «За победу над Германией в Великой Отечественной войне».
Любопытно, что на этом этапе фигура Тёркина в народном сознании явно мифологизируется. Например, в главе «В бане» солдата, на гимнастёрке которого «Ордена, медали в ряд Жарким пламенем горят», восхищённые бойцы сравнивают с Тёркиным, имя которого уже стало нарицательным. Обращая внимание на так называемую «грудь» (награды, расположенные на воинской форме), можно предположить, что, пройдя войну, Василий Иванович Тёркин имеет следующие награды:
– «Золотая Звезда» Героя Советского Союза;
– орден Ленина;
– орден Отечественной войны
2-й степени;
– орден Красной Звезды;
– орден Славы 3-й степени;
– медаль «За отвагу»;
– медаль «За оборону Сталинграда»;
– медаль «За освобождение Варшавы»;
– медаль «За взятие Берлина»;
– медаль «За победу над
Германией в Великой Отечественной войне»;
– медаль «За Одру, Ниссу, Балтик» (Польша).
Очевидно, что эти награды Василий Иванович Тёркин заслужил и по праву личному и по праву памяти о тех, с кем четыре долгих года он шёл нелёгкими дорогами войны.
Таким образом, поэма построена как цепь эпизодов из военной жизни главного героя, которые не всегда имеют непосредственную событийную и хронологическую связь между собой. Очевидно, использование монтажной композиции становится одним из способов решения авторской задачи. Повествователь здесь является и аукториальным, рассказывающим о событиях жизни Тёркина, и персональным, размышляющим о его судьбе, в которой воплотилась судьба всего народа. Учитывая замечание Твардовского о «народной» книге, можно предположить, что каждый из её читателей мог сам стать её героем и представить себя на одном из тех участков фронта, где был и Тёркин. Именно поэтому так нестабильно художественное время и топографически неожиданно художественное пространство. По утверждению Твардовского, он прекрасно понимал, что можно подарить бессмертие герою книги, но невозможно гарантировать жизнь фронтовому читателю этой книги. Поэтому каждая появляющаяся глава имела характер самостоятельного произведения, и при их соединении хронологическая и событийная соотнесённость уже не имела принципиальной роли. Скорее, для автора было очень важным провести своих читателей через всю войну, как если бы они шли её дорогами рядом с героем поэмы от первого до последнего дня.
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
Первые часы войны
Они сражались за Родину
Первые часы войны
ПОБЕДИТЕЛИ
Андриан Алексеевич НАЧИНКИН – мой родной прадед, воентехник II ранга, командир взвода 13-го танкового полка 7-й танковой дивизии 6-го механизированного корпуса, и просто большая гордость нашей семьи. Свою героическую жизнь он перенял у своего отца, полного георгиевского кавалера, героя Первой мировой войны Алексея Матвеевича Начинкина. Наряду с солдатами-победителями он дошёл до Берлина. Дорого досталась прадедушке эта победа: за войну Андриан Алексеевич был дважды пленён. Навсегда была изувечена левая рука. Перебитые сотнями осколков ноги не позволяли ему передвигаться без костылей. Тяжелейшая контузия повлекла за собой потерю слуха и зрения. Но он никогда ни о чём не жалел. Нет, он не считал себя героем. Он говорил, что просто выполнял свой долг. До самого последнего дня Андриан Алексеевич сохранял чистоту разума. Он прекрасно помнил всё, что происходило с ним на войне: все события, все даты, все эмоции. В семье сохранилось множество плёнок, на которых прадедушка рассказывал нам, своим внукам, то, что уже немногие смогут рассказать, – свои воспоминания о войне.
«22 июня 1941 года. 3.30 утра. Ещё солнышко только-только показалось из-за горизонта, как немецкие самолёты начали нас бомбить. Нам повезло, нашей бригадой командовал опытный майор Лагутин, Герой Советского Союза. Последнюю неделю до войны он заставлял экипажи спать около танков в палатках. Так мы и поступали. Те, кто в ту ночь остался ночевать в казармах, были уничтожены утром во время бомбёжек. Бомбардировщики бросали бомбы, а штурмовики – расстреливали. Но нам повезло, наш танковый батальон практически не пострадал в первую бомбёжку. Одного патруля всё ж таки убило. Мы увидели смерть первый раз: оторванная рука прямо с рукавом на ветке сосны, вороночка на земле, а в ней горелое мясо. Как оно пахнет! Это отвратительный запах. Один только он был убит, но нас всё равно это потрясло. Рядом был автобат, и вся бомбёжка пришлась как раз на него. И чёрный дым застелил весь наш лес. Командир батальона быстро сообразил, что это всё не провокация. Что началась война. Флажками он дал нам сигнал: «Делай, как я». Все бросились в танки и вытянулись из леса на Варшавское шоссе. Дорога была закрыта деревьями и напоминала туннель. В этом зелёном туннеле мы и вытянулись. И сколько немец ни пытался – очень мало попадал. Тогда мы потеряли три танка, потому что в них авиационный бензин и эти танки очень быстро горят.
Мы прибыли в другой лес. У нас там были подготовленные запасные позиции. Быстренько пришла походная кухня. Она сварила завтрак – пшённый концентрат. «Команда получить завтрак, получить патроны, получить гранаты!» – донеслось до нас. В танке Т-34 четыре человека экипажа. Один за кашей на всех побежал, другой за патронами, третий за гранатами. Получить-то мы успели, но не успели съесть эту кашу. Немецкий самолёт разведчик-корректировщик (мы его называли «Рама») дал наши координаты. Вновь налетели бомбардировщики – и давай в этот лес спускать бомбы. Солдаты бросились каждый в свою щель. Там, в щели, сожмёшься на дне в комок, голову вниз опустишь и сидишь.
Это была первая в моей жизни бомбёжка. Она мне показалась очень долгой. Земля сотрясается, песок сыплется, за шиворот засыпается. И только и слышишь – взрывы. Потом, чувствую, гарь пошла. Горит что-то. Видимо, наши танки. Через какое-то время всё стихло. И мысль такая вкралась мне в голову: «Наверное, я остался в живых один. Что же я буду делать?» Я вылез, стряхнул с себя песок, сел у своей щели, ноги вниз спустил, сижу. Никого не видно, густой противный дым всё застелил. Вдруг, слышу, кто-то тонким голосом кричит: «Помогите. Помогите…» На этот крик я и побежал. С разных сторон ещё люди выскочили, тоже побежали на голос. Подбегаем, смотрим, сидит около сосны старший лейтенант. А у него живот распорот: кишки выпали, и он их вставляет туда, запихивает, заправляет. Мы окружили его, человек 10–12, и не знаем, что делать. А он только и делает, что заправляет. Потом прибежали врач с фельдшером, положили лейтенанта на носилки и унесли. Мы смотрим по сторонам, а кругом ещё люди лежат. Те, кто не успел в эти щели вниз головой броситься. Старшине роты, хорошему, сильному человеку, разрубило осколком ногу. Пока его нашли, у него кровь уже не струёй шла, а медленно так сочилась, настолько много он её потерял. Такая вот была первая бомбёжка.