Потому что она не хотела, чтобы ее спасли. 

- Поедем, Карл, — упрямо твердила она.

И тут я вспомнил.

— Йосси, — сказал я, — расстегни рубашку и покажи, что у тебя на груди!

Лицо Иосси побелело как мел, он прижал руку к груди, словно защищаясь.

Все молчали. Потом Хуберт сказал:

— Йосси, сделай, как говорит мальчик!

София молча смотрела на Йосси. Он отвел взгляд.

— Нам некогда, — сказал он и двинулся к лошади.

Взгляд Софии стал жестким.

— Не так некогда, — сказала она. — Ты подчиняешься не, Йосси! Покажи свою грудь!

На него было страшно смотреть. Йосси стоял, тяжело дыша, и не знал, оставаться ему на месте или бежать. София по дошла к нему, но он отодвинул ее локтем. Этого ему делать не следовало. Она крепко взялась за отворот рубашки и разорвала ее. И на груди у Йосси мы увидели знак Катлы. Голову дракона.

София побледнела еще сильнее Йосси.

— Предатель, — сказала она. — Проклятье тебе и всему злу, что ты причинил долинам Нангиялы!

Только тут Йосси ожил. Он выругался и побежал к своему коню. Но там дорогу ему заступил Хуберт. Тогда он повернулся и стал лихорадочно оглядываться в поисках спасения. Он увидел лодку. Одним прыжком он оказался в ней, и не успели Хуберт и София подбежать к воде, как лодка уже плыла по реке. Йосси бежал.

— Я накажу тебя, София! — кричал он. — Когда стану ярлом Вишневой долины! Я жестоко накажу тебя!

Бедный дурак, подумал я, ты не попадешь в Вишневую долину. Ты не попадешь никуда, кроме как в водопад Карма.

Он пытался грести, но буруны и водовороты вцепились в лодку и стали швырять ее как щепку. Они вырвали у него весла. А потом лодка налетела на огромный шипящий вал, и он выбросил Йосси в воду. И тогда я заплакал и хотел бы спасти его, хоть он и предатель. Но для Йосси не было спасения. Я стоял на берегу и с грустью и жутью понимал, что там, среди водоворотов, Йосси оказался совсем одиноким и беспомощным. Мы еще раз увидели его голову на гребне буруна. Потом она скрылась. И больше мы его не видели.

Было уже темно. Где–то в потемках река Изначальных Рек несла Йосси к водопаду Карма.

Наступил наконец долгожданный для всех день битвы. И тогда же над Шиповничьей долиной пронеслась буря, гнувшая и крушившая деревья. Хотя не о ней говорил Орвар, когда сказал:

— Налетит буря освобождения, она сокрушит угнетателей, и они падут под ее натиском, как подгнившие и больные деревья. Буря пронесется с грохотом над долиной, очистит ее от рабства и наконец–то вернет нам свободу!

Он сказал это в кухне Маттиаса. Сюда тайком приходили люди, чтобы увидеть и послушать его. Да, его и Юнатана.

— Вы двое — наша последняя надежда и утешение, вы все, что у нас осталось, — говорили они. И тянулись к усадьбе Маттиаса по вечерам, не обращая внимания на опасность.

— Они любят слушать про бурю свободы, как дети сказки, — говорил Маттиас.

Теперь они мечтали только о дне битвы и стремились к нему одному. И неудивительно. После побега Орвара Тенгил ожесточился как никогда. Не проходило дня, чтобы он не придумывал для Шиповничьей долины новых мук и наказаний, его ненавидели еще больше, чем прежде, и в долине ковалось все больше и больше оружия.

И Вишневая долина посылала им на помощь все больше и больше борцов за свободу. София и Хуберт разбили для них лагерь в лесу неподалеку от избушки Эльфриды. Иногда через подземный ход в дом Маттиаса пробиралась София, и в кухне обсуждались планы битвы. Говорили она, Орвар и Юнатан.

А я лежал и слушал их. Я опять спал на кухне, с тех пор как Орвару понадобилось место в потайной комнатке. Всякий раз, появляясь у Маттиаса, София говорила:

— А вот и мой спаситель! Я не забыла поблагодарить тебя, Карл?

И каждый раз Орвар повторял, что я герой Шиповничьей долины, но я сразу же вспоминал о Йосси в темной воде и не очень радовался.

София доставляла в Шиповничью долину хлеб. Его переправляли через горы из Вишневой долины и тайно проноси ли к нам через подземный ход. А потом Маттиас ходил по округе с котомкой за плечами и потихоньку раздавал его, наведываясь в каждую усадьбу. Я не знал раньше, что можно радоваться такому маленькому кусочку хлеба. Но теперь я видел это, потому что ходил вместе с Маттиасом. И еще я видел, кaк страдали люди долины, и слышал, как они говори ли о будущей битве, которой ждали так долго.

Сам я, конечно, боялся, но даже я стал ожидать ее с нетерпением. Ведь невыносимо же ходить и только ждать, ждать. Да и опасно, предупреждал Юнатан.

— Большое дело невозможно скрывать до бесконечности, — сказал он как–то Орвару. — Нашу мечту о свободе можно рассеять в один миг как дым.

И наверное, он был прав. Воинам Тенгила ничего не стоило обнаружить подземный ход или снова начать поиски Юнатана по домам и найти в потайной комнатке и его и Орвара. Одна мысль об этом вызывала у меня дрожь.

Но наши враги, должно быть, оглохли и ослепли, иначе они хоть что–нибудь, да заметили бы. Прислушайся они чуть внимательнее, и наверняка бы услышали громыхающую вдалеке бурю — ту самую, которой суждено было потрясти Шиповничью долину. Но они не прислушивались.

Вечером накануне битвы я лежал на моей лавке в кухне и не мог заснуть. Из–за воя бури и из–за беспокойства. Буря освобождения, как решили все, разразится на рассвете следующего дня.

Орвар, Юнатан и Маттиас сидели за столом и обсуждали свои действия, а я лежал и слушал. Говорил Орвар. Он говорил и говорил, и глаза его горели огнем. Никто так не ждал утра, как он.

Насколько я понял из разговоров, план битвы был такой: сначала одолеют стражу у ворот, чтобы открыть их для Софии и Хуберта. Они войдут в долину со своими отрядами: София по тропе из Вишневой долины, а Хуберт от пристани.

— И после этого нам останется победить или умереть, сказал Орвар. — Но действовать нужно быстро, — добавил он. — Долину нужно очистить от воинов Тенгила, а ворота снова закрыть, прежде чем успеет подойти Тенгил со своей Катлой. Потому что против Катлы оружие бессильно. Ее можно победить только голодом. Ни копье, ни стрела, ни меч не берут Катлу. И одного язычка ее пламени довольно, чтобы парализовать или убить кого угодно.

— Но если у Тенгила там, в горах, все равно останется его Катла, то какой смысл освобождать долину? — спросил я. - С ее помощью он легко покорит нас снова.

— Не забудь, Тенгил заставил нас выстроить стены, возразил Орвар. — И ворота, которые мы запрем перед его чудищем. За это ему спасибо! Впрочем, мне нечего беспокоиться из–за Тенгила, — продолжал Орвар .

В тот же вечер он, Юнатан, София и еще несколько храбрецов проникнут в его замок, одолеют телохранителей и по кончат с ним раньше, чем он узнает о восстании. А Катла будет сидеть на цепи в яме, пока не зачахнет от голода и не ослабеет. Тогда покончат и с ней.

— Другого способа избавиться от чудовища нет, — сказал Орвар.

А потом он снова заговорил о том, что нужно по быстрее очистить долину от воинов Тенгила, и тут вмешался Юнатан:

— Очистить? Ты хочешь сказать, перебить их?

— Да. А что же еще?

— Я должен сказать за себя, Орвар, — сказал Юнатан. — Убивать людей я не могу.

— Даже ради спасения собственной жизни? — спросил тот.

— Да, даже в этом случае, — ответил Юнатан.

Орвар не понимал его, да и Маттиас тоже.

— Если бы все были такие, как ты, — рассердился Орвар, — зло царило бы вечно!

Но тут я вступился за брата и сказал, что если бы все были такие, как Юнатан, то и зла бы на свете не было.

И не сказал больше за этот вечер ни слова. Кроме того раза, когда на кухню пришел Маттиас поправить на мне одеяло. Я прошептал ему:

— Маттиас, я боюсь!

Он похлопал по одеялу и ответил:

— Я тоже!

Но Юнатан обещал Орвару, что примет участие в битве и поскачет в самую ее гущу, чтобы воодушевлять ратников на то, чего он сам делать не хотел или не мог.

— Люди Шиповничьей долины должны видеть тебя, — сказал Орвар. — Они должны видеть нас обоих.