А потом мы потащились дальше. И долго ли еще пробирались, уже не помню. Мы потеряли всякое представление о времени. Казалось, мы бродим здесь целую вечность, и я начал опасаться, что мы не успеем, что будет слишком поздно. Может, уже и наступил вечер, может, уже стемнело. И Орвар сейчас … у Катлы.

Я спросил у Юнатана, как он считает.

— Не знаю, — сказал он. — Но если не хочешь сойти с ума, не думай об этом.

Тем временем мы попали в узкий лаз, которому, казалось, не будет конца; он становился все уже и ниже, мы едва могли ползти. Но наконец мы вылезли из него и очутились в огромном зале. Свет факела не достигал стен.

— Ого–го–го–го! — крикнул Юнатан, и мы слышали, как эхо отозвалось: «Го–го–го!» Много раз и со всех сто рон.

А потом услышали другой голос, донесшийся из темноты.

— Ого–го! — слабо повторил он. — Кто ты, идущий из темноты с факелом и светом?

- Я ищу Орвара, — ответил Юнатан.

— Я Орвар, — сказал голос. — А кто ты?

— Я Юнатан Львиное Сердце. И со мной брат Карл Львиное Сердце. Мы пришли спасти тебя, Орвар!

— Слишком поздно, — ответил голос, — слишком поздно, но все равно благодарю!

Едва он замолчал, как послышался скрежет отпираемого замка. Юнатан бросил факел и затоптал его ногой. Мы стоя ли и ждали.

Через дверь с фонарем в руке вошел воин Тенгила. У меня из глаз покатились слезы, и не потому, что я испугался, я из за Орвара. Нет, это было бы слишком жестоко! Мы пришли, а его уведут как раз сейчас.

— Орвар, приготовься! — торжественно сказал воин Тенгила. — Скоро тебя унесут к Катле. Черные носильщики уже в пути.

Фонарь осветил большую деревянную клетку, сбитую из грубых досок; мы поняли, что Орвара держали в ней, как зверя.

Воин Тенгила поставил фонарь.

— На последний час мы оставляем тебе свет. Так в своем великом милосердии повелел Тенгил. Чтобы твои глаза при выклии ты смог увидеть Катлу, когда встретишься с ней. Ты не против на нее взглянуть, а?

Он захохотал и пропал в двери. Она с лязгом захлопнулась.

В один миг мы оказались у клетки. Ох, Орвар! От него почти ничего не осталось. Он едва шевелился, но все–таки подполз к нам и протянул между досками руки.

— Юнатан Львиное Сердце, — сказал он. — Я много слышал о тебе дома в Шиповничьей долине. И вот наконец ты пришел!

— Да, я пришел, — ответил Юнатан. Я слышал по голосу, что он чуть не плакал от жалости. Но потом выхватил из–за пояса нож и бросился на клетку. — Руби, Сухарик! Помогай! — сказал он.

И я тоже стал орудовать ножиком. Хотя что мы могли сделать двумя ножами, тут нужны были топор и пила.

Но мы резали и рубили, в кровь калеча руки. Мы рубили и от бессилия плакали, знали, что пришли слишком поздно. Орвар тоже понимал это, хотя все еще надеялся, хотел верить, он задыхался от волнения и иногда бормотал:

— Торопитесь же, торопитесь!

И мы торопились, по пальцам бежала кровь. Мы лихорадочно рубили и резали, каждую минуту ожидая, что откроется дверь, войдут черные носильщики и наступит конец и Орвару, и нам, и всей Шиповничьей долине.

Они унесут из пещеры не одного, подумал я. Катла получит на ужин сразу троих.

Я чувствовал, что еще немного–и не вынесу, мои пальцы дрожали, роняя нож. А Юнатан рычал от злости на эти толстые доски, они все не поддавались. Он бил в них ногой, снова рубил и снова бил, и наконец–то одна затрещала, да, наконец то доска лопнула. А потом вторая.

— Давай, Орвар, давай! — шептал Юнатан.

Но в ответ услышал лишь прерывистое дыхание. Тогда он влез в клетку и вытащил наружу Орвара, который не мог ни стоять, ни ходить. Да и я, наверное, тоже не мог, но все–таки поплелся, шатаясь, впреди, освещая путь фонарем, а Юнатан следом волок Орвара к спасительному лазу. Он тоже устал и задыхался, да, мы все задыхались, как загнанные животные, все трое.

С огромным трудом Юнатану удалось–таки проволочь Орвара к лазу, протиснуться в него самому и потом каким–то непонятным образом втащить Орвара, который скорее походил на мертвеца, чем на живого человека. Да и я был ни жив ни мертв — был мой черед лезть в дыру. Но я не успел. Мы снова услышали скрежет двери, и последние силы покинули меня. Я не шевелился.

— Фонарь, быстрее, быстрее! — задыхался Юнатан, и я дрожащими руками протянул ему фонарь. Его тут же спрятали, малейший отбеск света мог выдать нас. Черные носильщики уже вошли в пещеру. И за ними много воинов Тенгила с фонарями. Стало светло как днем. Но к нам в дальний угол свет не доходил. Юнатан наклонился из лаза, схватил меня за плечи и втащил внутрь. Мы лежали в темноте, тяжело дышали и слышали крики:

— Он бежал! Бежал!

В эту ночь мы протащили Орвара через подземелье. Тащил, конечно, Юнатан. Он пронес Орвара через ад, по–другому не назовешь. А я тащил самого себя, да и то еле еле.

— Он бежал! Бежал! — кричали они, и, когда крики стихли, мы молча стали ожидать погони. Но никто за нами не гнался. Хотя даже тупицы вроде воинов Тенгила должны бы понять, что где–то в пещере Катлы был лаз, через который бежали мы. И найти его не составило бы труда. Но они все бы ли трусами, воины Тенгила, и нападали только стаей, никто из них не осмелился полезть в тесный ход, где их мог поджидать неизвестный враг. Нет, они были просто–напросто трусами, иначе не позволили бы нам ускользнуть так легко.

— Никто и никогда еще не бежал из пещеры Катлы, как они объяснят исчезновение Орвара Тенгилу? — спросил я.

— Ну, это их забота, — ответил Юнатан, — у нас своих больше чем достаточно.

Мы протиснулись через длинный узкий ход и только тогда остановились. Дальше Орвар двигаться не мог. Юнатан дал ему прокисшего молока и отсыревшего хлеба. Орвар был счастлив:

— Ничего не ел вкуснее!

Юнатан долго растирал ему ноги, стараясь разогнать кровь, и Орвар немного ожил. Хотя по–прежнему мог двигаться только ползком.

Мы рассказали ему, какие еще испытания ожидают нас на пути к выходу из подземелья, но, когда Юнатан спросил, сможет ли он двигаться дальше, Орвар не колебался ни минуты:

— Да, да, да. Если нужно, и я до Шиповничьей долины до ползу. Нечего лежать здесь и ждать, когда появятся ищейки Тенгила.

Даже сейчас было видно, что это за человек. Не сломленный узник, а мятежник и борец за свободу! Орвар из Шипов ничьей долины! Когда в тусклом свете фонаря я увидел его глаза, то сразу понял, почему Тенгил боится его. Как ни был слаб Орвар, внутри у него горел огонь, и только благодаря этому огню он пережил адскую ночь. Ведь труднее ее никогда не было и не будет на свете.

Она длилась долго–долго, как сама вечность. Но, когда сильно устаешь, уже ни на что не обращаешь внимания. Даже на ищеек. Я слышал, как они скулили и выли в отдаленных ходах, но был не в силах испугаться. К тому же они скоро замолкли. Даже ищейки не посмели сунуться в подземелье, где ползли мы. И, когда наконец мы выползли на белый свет к Гриму и Фьялару, исцарапанные, окровавленные, промокшие до нитки и чуть не мертвые от усталости, ночь прошла и начина лось утро. Орвар протянул руки, наверное, он хотел обнять землю, и небо, и все, что увидел, но руки упали: он спал. Мы тоже заснули и спали как убитые чуть не до самого вечера. Только тогда я проснулся. Фьялар ткнулся своими мягкими губами мне в лицо. Он, видно, подумал, что пора вставать.

Юнатан уже был на ногах.

— Мы должны убраться из Карманьяки засветло, сказал он. — В темноте не найдем дорогу.

Он разбудил Орвара. А когда тот очнулся, сел, посмотрел вокруг, вспомнил все и понял, что не сидит в пещере Катлы, на глазах у него выступили слезы.

— Свободен, — бормотал он, — свободен! — Потом взял руки Юнатана в свои и долго не отпускал. — Ты вернул мне жизнь и свободу, — сказал он, а после поблагодарил и меня, хотя я ничего не сделал, только путался под ногами.

Наверное, Орвар чувствовал то же, что и я в тот раз, когда очутился в Вишневой долине. И теперь мне хотелось, о, как же мне хотелось, чтобы и он попал в свою Шиповничью долину живым И невредимым! Но до долины было далеко. Мы еще находились в горах Карманьяки, где за каждым камнем рыскали воины Тенгила. Скорее всего чистая случайность, что они не нашли расселину, где мы проспали весь день мирным сном.