...В доме на Селезневке вдруг стало неуютно. Все так же хлопотала кухарка Катя на просторной, оборудованной по-современному кухне. Все так же горничная Маша каждый день пылесосила галерею на втором этаже, а потом натирала пол специальной мастикой – бабушка Берта Витальевна терпеть не могла лаков, полы должны дышать, лучиться теплом под солнцем, а если на улице мразь, создавать солнечную атмосферу. Приходили гости, звонили друзья, коллекционеры, поклонники моложавой и все еще привлекательной Инны, но что-то неуловимо исчезло из старого, обжитого дома. Началось все, когда она вернулась из Шереметьева, куда по просьбе сына ездила, чтобы передать ему паспорт и познакомиться с таинственной женщиной, о существовании которой до той поры ничего не знала.

Что насторожило в ней Инну? Материнский инстинкт зарычал, как сторожевой пес, рецепторы вздыбились, как шерсть на загривке, и вся она превратилась в комок нервов. Необходимо было что-то предпринять, чтобы эта женщина со своим великовозрастным выводком осталась бы эпизодом в жизни Алекса, но не дай Бог – женой. Нет, конечно, Инна мечтала увидеть сына в роли главы семейства, отца своих детей, порой даже представляла себе свою будущую невестку, которая неизменно виделась ей точно такой, какой была она сама в юности. Ну а внуки были вершиной всех ее мечтаний. Только не эта скрипачка, только не эта скрипачка – как заклинание повторяла она в уме.

Зазвонил телефон.

Инна бросилась к нему, полагая, что звонит Алекс.

–?Привет! – Это была Вика, подруга, бывшая однокурсница.

Инна вздохнула. С момента отъезда Алекса в Джубгу весь отлаженный, как швейцарские часы, стиль жизни стал давать едва заметные, но тем не менее обидные сбои, чего прежде никогда не случалось. Как можно было забыть – третья суббота июля! Почти сорок лет назад в этот день они, четыре однокурсницы, сдав последние экзамены последней для них сессии, отправились в Сандуновские бани, взяли отдельный кабинет, и показался он им, скорее всего по молодости лет, ну абсолютно потрясным, хотя и был самым обычным, с убогим набором предлагаемых услуг и перекрахмаленными простынями. В итоге было принято решение – сделать посещение сауны в этот день традицией. Вскоре традиционному дню, дабы не возникало путаницы, определили быть третьей субботой июля, а сбору – к двенадцати неукоснительно, без уважительных причин и пардонов.

За все эти годы они только один раз собрались не в полном составе – кому-то из них – сейчас и не упомнишь – приспичило рожать именно в этот «святой» день.

Последние несколько лет они собирались у Валентины, с тех пор как ее муж, олигарх, удостоенный даже упоминания в списке «Форбса» со своими двумя с чем-то миллиардами зеленых, выписал финских мастеров, и они ему построили потрясающую сауну в подмосковной усадьбе. Езды туда было примерно час сорок, если не влипнуть в пробку на выезде из города.

–?Спасибо, что напомнила, а то у меня голова последние дни что-то плохо работает.

–?У тебя все нормально? Ты не заболела?

–?Здорова, просто мысли одолевают.

–?Мысли – это прекрасно. А как там Алекс? Ты говорила, что он уехал отдыхать в старую добрую Джубгу.

–?Уже отдохнул, причем основательно, – вздохнула Инна.

–?Ин, я что-то не поняла...

–?Да все в порядке. Он улетел по своим делам в Италию, – решила не вдаваться в подробности Инна.

–?А мой оболтус переутомился, ничего не делая все лето, и улетел на Гавайи отдохнуть, – сообщила Вика и тоже вздохнула.

–?Один?

–?Разве она его отпустит одного?

Она – это многолетняя любовница Викиного сына, все еще надеющаяся отвести его под венец, хотя всем уже давно стало ясно – не пойдет. Уперся.

Поездка к Валентине всегда доставляла особую радость Инне – не только предстоящим блаженством в сауне и бесконечным перекрестным трёпом с подругами, но и самой дорогой. Гнать по шоссе ранним утром, не особо опасаясь гаишников, которые в такую рань еще не заняли своих традиционных злачных постов, всегда доставляло Инне истинное удовольствие. Она выжимала из мотора максимальную скорость и приезжала в усадьбу обычно в отличном настроении. Алекс всегда поражался – откуда у его матери эта страсть к скорости? Инна и сама не смогла бы объяснить, хотя точно знала, что впервые почувствовала это во время поездки с сыном на машине в Зальцбург, на очередной моцартовский праздник.

Современные автострады Австрии были безукоризненны, и Алекс позволил себе отвести душу после российских дорог, которые в большинстве случаев так и не стали автострадами. Инна попросила руль, вцепилась, утопила педаль акселератора, машина послушно прыгнула вперед, и Инна поняла, что вот эта скорость – ее!

Она приехала предпоследней. С удовольствием выпила чашечку крепкого чая с медом, почувствовала себя отдохнувшей, перекинулась парой слов с подругами, вышла на высокий балкон, увидела, как вкатывает во двор заслуженный внедорожник Вики – менять его она категорически не желала и мирилась с его несовременной скоростью в какие-то полторы сотни кэмэ.

Раздевались все вместе, искоса поглядывая друг на друга – за прошедшее время никто не располнел, вон Вика даже подтянулась немного, тела у всех были чуть прихваченные солнцем, чуть-чуть, не больше, чтобы не старела кожа.

Поострили. И хотя за варьирование бессмертного «тела давно минувших дней» уже давно стали брать фанты, Вика не удержалась и попыталась внести нечто новенькое: «тела давно минувших дел».

–?Насчет давно минувших дел – это у тебя теория или наступающая на горло унылая практика жизни? – поинтересовалась Инна.

–?Лексическая забава.

–?А не подсознательное ли бунтует?

–?Девки, кончайте вымахиваться, интеллектуальные словеса голой бабе не личут.

–?А что личит?

–?Матюжок...

Инна обвела взглядом подруг. Все ухоженные, моложе своих лет, устроенные, при мужьях, кроме нее, но так уж карта легла... У всех были или даже есть сейчас любовники. Кроме нее. И опять же – так уж карта легла. Алекс несколько лет назад иносказательно спросил, почему мать и думать не хочет о браке, давая понять, что ему не будет обидно. А что ответить? Сказать, что у нее есть он и память? Прозвучит выспренно, но что делать, ежели оно так и есть? Он и память... Может, с той только разницей, что еще несколько лет назад формула была «память и он». Правда, – и это была самая страшная ее тайна – она раз в месяц позволяла себя эротический массаж. Для здоровья. Женская натура требовала своего.

Делал массаж бывший тренер по восточным единоборствам, могучий, по-мужски красивый мужик, заметно прихрамывающий. Пару лет назад он неудачно выполнил показательный захват, сломал ногу и вот уже два года ходил, хромая, меняя процедуры, но никак не мог добиться полного срастания. Массажем он стал заниматься для заработка, на то время, пока не мог работать активным тренером, а оказалось, что он прекрасный массажист. Инне его рекомендовал ее предыдущий массажист, ставший мелким бизнесменом и расставшийся со всеми клиентками. Удивительно сильные пальцы нового массажиста могли становиться нежными, как прикосновение заячьей лапки, и, главное, когда он делал эротический массаж, Инна чувствовала, как и сам он возбуждается, что придавало всему удивительно острое ощущение, которое она даже не могла бы описать. Потом она долго лежала с закрытыми глазами, вспоминая и ненавидя себя за то, что вспоминается в такие моменты...

Этого массажиста она никому не рекомендовала. Кабинет у него был скромный, он работал в основном со спортсменами, мечтал вернуться к тренерской работе, и клиентов у него было немного. Взять ее он согласился только потому, что затеял грандиозный ремонт своей двухкомнатной холостяцкой квартиры. Зачем затеял – он и сам уже не мог бы объяснить. А ремонт влетал в копеечку...

Он ее вполне устраивал. В глубине души Инна признавалась себе даже, что больше, чем устраивал. Тем более что здесь ее пути никак не могли пересечься с богатыми подругами, массажисты которых относились к числу самых высокооплачиваемых и принимали в кабинетах, поражающих роскошью.