Корабли не умирают. — На борту "ныряющего блюдца". — Мы боремся с течением. — Я обнаруживаю остров мертвых. — Филипп и Вернар Делемотт в опасности. — Агония рифа Map-Map. — Мы засорили море. — Фейерверк в честь 14 июля.

26 мая снимаемся в Джибути с якоря, берем курс на Порт-Судан. Держимся вблизи берегов Аравии, чтобы пройти через Фарасан — скопление коралловых островков. Плотность жизни здесь больше, чем в любом другом районе Мирового океана. Мне хочется не только вновь увидеть это подводное царство кораллов, но и выяснить, не уготована ли ему медленная смерть, которая, по-видимому, угрожает тем рифам в Индийском океане, которые мы посетили. Неужели и здесь мы обнаружим кладбища кораллов, какие с грустью наблюдали близ Мальдивских островов? Такие же унылые пустыни, откуда ушла жизнь, где исчезли рыбы, где на сером песке лежат лишь обломанные ветви мадрепоров, напоминая осиротелый, покинутый птицами лес. Такое трудно забыть, если любишь море.

Коралловые поселения Красного моря и Индийского океана значительно отличаются друг от друга. Рифовые образования у Мальдивских и Сейшельских островов, близ Космоледо представляли собой атоллы, островки, архипелаги. В Красном море скопления мадрепоров — не изолированные массивы, а сложная система, образовавшаяся вдоль побережья, настоящий лабиринт, ориентированный по линии север — юг и тянущийся на тысячи миль. Мадрепоровые кораллы строят так называемый окаймляющий риф. На мелководье возле самого берега возникает коралловое плато.

В Красном море параллельно окаймляющему рифу на некотором от него удалении проходит барьерный риф. В этом районе с двойной линией рифов плавание не рекомендуется, и полагаю, ни один благоразумный капитан не стал бы подвергать свое судно опасности. Но мы вынуждены испытывать судьбу. Что поделаешь? Кто хочет исследовать мир кораллов, тому поневоле приходится рисковать. Мы маневрируем среди этих рифов, где "Калипсо" в любую минуту может напороться на камень. Впрочем, такого рода плавание мне не в диковинку — за плечами у меня 16-летний опыт.

К тому же признаюсь, я отнюдь не против того, чтобы вести "Калилсо" по этим нескончаемым зигзагообразным коридорам, которые зачастую упираются в тупик. Архипелаги Фарасан и Суакин — опасная ловушка для кораблей. Но "Калипсо" демонстрирует свои удивительно маневренные качества. От навигационных карт проку никакого: на них изображены главным образом обширные белые пятна, не очень-то обнадеживающие мореплавателя. Малейшая ошибка — и мы очутимся на рифах. Правда, судно у нас прочное, но все-таки…

27 мая входим в Красное море. Теперь нам нечего бояться муссона.

Работы в Красном море начнем с обследования затонувших судов. Мне известно местонахождение многих погибших кораблей, но меня тянет сюда вновь и вновь. Некоторые из таких судов отмечены на карте, ряд других обнаружен, нами во время прошлых экспедиций. Они привлекают наше внимание недаром. Ведь затопленные суда всегда служат прибежищем для многочисленных обитателей моря. Объясняется это просто: рыбы находят тут приют, а прикрепленные животные — опору. В здешних чрезвычайно богатых флорой и фауной морях не проблема добыть пропитание, зато трудно с жизненным пространством. Затонувшие суда в тропических морях — подлинные оазисы жизни. Богатство фауны особенно заметно в теплых водах. Тут кораллы растут прямо на обломках кораблей, как бы одевают их, и взорам наблюдателей предстает жутковатое сочетание живой плоти и металла.

Мы с воодушевлением работаем весь день возле трех судов, затонувших к востоку от острова Джебель-Зукур. Самое живописное снимаем на пленку. От судна остались, по существу, одни лишь обломки, они покрыты кораллами и служат обиталищем для множества разноцветных рыб. На этом судне-призраке мостик и мачты разбухли, искажены до неузнаваемости известковыми наростами. Почти весь корпус оброс моллюсками, в их числе большое количество жемчужниц. Правда, пловцы, захватившие на борт "Калипсо" несколько таких раковин, не обнаружили внутри ни одной жемчужины. Я заворожен видом этого большого корабля, облепленного морскими организмами, ставшего пленником глубины. Иных сокровищ я у моря не прошу.

Мы с моими спутниками повидали немало затонувших кораблей, особенно в Средиземном море. Источенные ржавчиной, с острыми краями, металлические части их казались обнаженными. Не то здесь, в коралловых морях: железо будто побеждено жизненной силой моря. Всякий раз, как в глубине вод я замечаю силуэт затонувшего корабля, начавшего иную, новую жизнь, меня охватывает странное чувство. Мне кажется, я попадаю в некое торжественное царство теней. Нет, корабли не умирают, не погружаются в небытие.

Разработанная нами программа предусматривает исследование с помощью эхолота на участке, расположенном в 21 миле по пеленгу 330° от вулканического острова Джебель-Таир. Глубина здесь 33 метра. В сущности, как и Джебель-Таир, это тоже остров вулканического происхождения, но только подводный. Мы пока пережидаем, потому что эхолот неисправен. Марселен хлопочет около прибора, ремонтирует его. Дядюшка (Прозвище одного из наших товарищей. Настоящее его имя Жан-Филипп Адриен Плэ. ), тем временем изучив карту и данные радара, предлагает:

— Давайте промерять ручным лотом. Если глубина действительно 33 метра, можно встать на якорь.

Я соглашаюсь. За бортом уже 35 метров лотлиня, но ничего не обнаруживаем. Самое забавное, что эхолот тотчас начинает работать. Он показывает глубину 45 метров, в то время как рядом глубина 1200 метров. Выходит, мы почти над самой высокой частью затонувшего острова.

Отдаю распоряжение поставить контрольный буй и начать промер глубин поблизости от отмеченного буем участка. Вместо одной точки с глубиной 33 метра нащупываем узкое вытянутое плато, расположенное на глубине 42 метра. Отдаем кормовой якорь около северной оконечности плато, ориентированного по линии меридиана. Верхняя часть этого гигантского подводного спинного плавника оказалась сглаженной. Американцы называют подобное явление плоским подводным хребром (flat tor sea mount). Мне приходит в голову: возможно, некогда это плато возвышалось над поверхностью моря. Но что именно тут было, коралловый риф или вулкан, у которого при извержении разрушился кратер?..

Поместив в противоакулью клетку телевизионную камеру, спускаем ее в воду. На экране появилась не слишком радостная картина: плоская поверхность хребта с редкими виргуляриями, другими кораллами и множеством акул.

Вешаю спуститься в "ныряющем блюдце" вместе с Бебером на плато, чтобы исследовать его. В это время группы аквалангистов, сменяя друг друга, должны будут снимать происходящее из противоакульей клетки. Это первое мое погружение после травмы. Спина у меня зажила, можно не беспокоиться.

"Блюдце" опускается на самый гребень хребта. Аппарат не перегружен и сбрасывать балласт не придется. Несколько раз взмахиваем рукояткой водяной помпы — и вес аппарата увеличивается. Вид из иллюминатора столь же однообразен, как и на телеэкране. Он напоминает фотографии, сделанные нами в 1959 году автоматическим аппаратом "Тройка" на подводной горе в Атлантике. Кругом акулы, некоторые довольно крупны и упитанны, это великолепные сильные хищники. И еще замечаем тучи скумбрий и стайку рыб, каких непременно встретишь у любого прибрежного рифа, — рыб-хирургов, занклов и других.

Вскоре попадаем в сильное течение, которое увлекает нас на восток. Бороться невозможно. Поспешно спускаемся по. склону. Он довольно крут. Обнаруживаем выступ, под его укрытием перестаем испытывать действие течения. Начинаю съемку, но замечаю, что камера не работает. Берусь за портативную камеру "Белл и Хоуэлл", это будет надежнее.

Фотографируем два прекрасных "японских садика". Один находится в глубокой нише, образовавшейся в мощной массивной на вид колонне. Но она настолько непрочна, что от малейшего усилия готова вот-вот разрушиться. Если бы наше "блюдце" ударилось об эту полуразрушенную колонну, то по склону скатилось бы десятка два тонн камней, которые, вероятно, засыпали бы наш аппарат.