Философия стоиков, уводившая человека от превратности жизни внешней к духовным глубинам жизни внутренней, давала утешение не только Сенеке, но и многим представителям сенаторской знати, настроенным оппозиционно по отношению к принцепсам из династии Юлиев-Клавдиев. Идеалам и ценностям старого римского нобилитета уже не находилось места в тогдашней общественной жизни государства. Не удивительно, что столько философов-стоиков пали жертвами преследований и репрессий. Судьбу Сенеки повторил поэт Марк Анней Лукан, приверженный стоическому мировоззрению: некогда близкий друг Нерона, он затем впал в немилость и вынужден был покончить с собой. Через год, в 66 г. н. э., был казнен за участие в оппозиции сенаторстоик Публий Клодий Фразеа Пет, В ссылку были отправлены выдающиеся философы Луций Анней Корнут, учитель Лукана, и Музоний Руф, учитель оратора и философа Диона Хрисостома из Прусы. Но и в правление Флавиев к философам власти относились весьма враждебно, и их дважды изгоняли из Рима: в 74 г. при Веспасиане и в 95 г. при Домициане.

Отношение к стоикам изменилось лишь с восшествием на престол «наилучшего принцепса» Траяна. В свою очередь, изменилось и отношение самих философов к монархии. Если в I в. н. э. люди, приверженные учению стоиков, находились обычно в оппозиции к императорам, то в начале II в. Дион Хрисостом в трех речах о царской власти рисует идеал справедливого монарха и всячески подчеркивает различия между ним и самозванным тираном. Справедливый правитель подобен солнцу: заботится о своем народе, постоянно трудится для его блага, неподкупен, презирает золото и драгоценные камни, а украшает свой дворец воинскими трофеями, занимаемое им положение воспринимает как гражданское служение. В речах Диона Хрисостома дается развернутое морально-философское обоснование императорской власти Траяна.

Мир и союз между императорами и философами при Траяне продолжались в течение всего II века и нашли символическое выражение в фигуре императора-философа Марка Аврелия. До этого Адриан постоянно окружал себя софистами, Антонин Пий назначал пенсии философам во всех провинциях, Марк Аврелий же сам занимался философией. Он оставил нечто вроде дневника самовоспитания под названием «К самому себе», наполненного размышлениями об этике, о собственных несовершенствах, о неизбежном разладе между идеалом и жизнью. Свою императорскую власть Марк Аврелий понимает — в соответствии с учением стоиков — как возможность и обязанность служения обществу. Сам, будучи стоиком, император, однако, щедро раздавал пенсии представителям и других философских школ: академикам-платоникам, перипатетикам, эпикурейцам, заботился о поддержании традиций этих древних школ в Афинах.

О том, как широко распространился в тогдашнем обществе интерес к философии, говорит тот факт, что наиболее выдающийся философ-стоик на рубеже I–II вв. н. э., Эпиктет, был рабом. Подобно своему учителю Музонию Руфу он только проповедовал, а сам ничего не писал — его поучения записывали его ученики и последователи; одним из них, издавшим наставления Эпиктета, был историк Арриан. Как и другие стоики, Эпиктет больше всего интересовался этическими вопросами. Он также учил, что существует промысел божий, что внутренне свободен и счастлив лишь тот мудрец, у которого есть только «небо, земля и жалкий плащ», но который «ни в чем не нуждается». Учение Эпиктета давало утешение всем угнетенным, ибо снимало различия между рабами и свободными: по мнению философа, свобода и несвобода — категории моральные. Подлинным господином и царем, подлинно свободным является лишь мудрец, освободившийся от страстей и низких потребностей. Близкие к стоическим идеалы отречения от материальных благ, жизни в согласии с природой провозглашали тогда также киники, обращавшиеся, как и прежде, к городским низам на понятном им языке. Фигура нищего бродячего проповедника-киника по-прежнему очень характерна для улиц Рима и провинциальных городов, но теперь к поучениям киников все чаще прислушиваются и люди образованные, такие, как Дион Хрисостом. В самые жестокие времена Калигулы, Нерона, Домициана немало было уличных философов-киников, которые своей жизнью подтверждали то, чему учили. Достаточно назвать грека Деметрия из Суния, проповедовавшего сначала в Коринфе, а затем в Риме и державшего себя весьма непочтительно и смело перед императорами.

Деятельностью стоиков и киников картина развития философии в I–II вв. н. э. не исчерпывается. Среди авторов, писавших на моральные темы, больше всех известен, хотя и не как философа а как создатель знаменитых параллельных жизнеописаний великих греков и римлян, Плутарх из Херонеи. Близкий к платоновской Академии, он в своих многочисленных моралистических трактатах, философских диалогах и посланиях, написанных прекрасным, полным живости и обаяния языком, выступает, скорее, как эклектик. Он не чужд и стоических воззрений, но ригоризм и крайности всех философских школ ему претят, и он часто спорит со стоиками и эпикурейцами, поверяя их учения своим природным здравым смыслом, жизнелюбием и терпимостью. Этические интересы Плутарха охватывают и сферу семейную, и сферу политическую. К императорской власти он, как и уже упоминавшийся Дион Хрисостом из Прусы, относится позитивно, но и требовательно, называя правителей «слугами бога, помогающими ему в заботах о благополучии людей, дабы те блага, которые бог предназначил для людей, они отчасти раздавали, отчасти же берегли».

Эклектизм Плутарха как философа-моралиста был характерен для академиков-платоников еще со времен Антиоха из Аскалона, учителя Цицерона, и все попытки некоторых философов II в. н. э. очистить наследие Платона от наслоений перипатетических и стоических учений не дали больших результатов. Во второй половине II в. грек Нумений назвал Платона Моисеем, говорившим по-аттически, и в этих словах нашел символическое выражение философский синкретизм тех лет, соединивший учение Платона с пифагорейством, со своеобразной философией Филона Александрийского, попытавшегося свести воедино греческое философское наследие и иудаизм, а также с элементами религиозных представлений евреев и персов.

Как и предыдущий период в истории римской науки, эпоха первых императоров отмечена не столько умножением знаний, сколько энциклопедизмом, стремлением освоить и систематически представить уже накопленные научные достижения. Однако это не значит, будто в 1—II вв. н. э. не появлялись выдающиеся творческие умы, замечательные ученые, такие, как Клавдий Гален в медицине, Клавдии Птолемей в географии и астрономии, Сальвий Юлиан в области права.

Из наук гуманитарных наивысшего расцвета достигла филология. Греческие филологи усердно писали комментарии к Гомеру, Гесиоду, поэтам-лирикам и даже к таким более поздним авторам, как Аполлоний Родосский, Римские ученые стремились подражать грекам. Так, грамматик Асконий Педиан прославился своими комментариями к речам Цицерона и, как рассказывает Светоний, написал также «книгу против хулителей Вергилия». Марк Валерий Проб тщательно исправил, снабдил примечаниями и издал несколько рукописей римских поэтов, в том числе Лукреция, Вергилия и Горация. Во II в. н. э. с его любовью к греческим древностям появилось множество словарей и справочников, где разъяснялось значение и фиксировалось правильное написание слов, встречающихся в старой аттической литературе. Подобный же интерес вызывало тогда и прошлое латинской литературы. Среди частых в то время сборников занимательных извлечений из сочинений древних писателей и ученых выделяются «Аттические ночи» Авла Геллия. В 20 книгах «Аттических ночей» собраны выписки из самых разных старых римских авторов, в частности из речей Катона Старшего и братьев Гракхов, снабженные интересными комментариями биографического и филологического характера — наблюдениями над словоупотреблением, стилем и отчасти тематикой архаических римских писателей и т. п. Громадный труд Авла Геллия столь же показателен для интеллектуальной атмосферы того времени, как и дискуссии о редких словах и выражениях, проходившие между императором Адрианом и грамматиком Теренцием Скавром.