Келли нашел это предложение заманчивым, и они отправились в Германию. По пути планы молодых людей несколько изменились; вместо Германии они отправились в Голландию и остановились на одном из курортов близ Гааги. Там вдруг появился другой родственник, на этот раз двоюродный брат; выпив, новый знакомый сразу приступил к делу. Его требования были просты, а условия ошеломляющи. Он потребовал доставать копии чертежей снарядов, производимых в Чорли. Вознаграждение должно было составлять тридцать фунтов стерлингов в неделю, деньги следовало получать в Ливерпуле у господина Рейнгардта, которому нужно было доставлять копии чертежей.

Предложение прельстило Келли, и он принял его. Но военный завод, на котором работало четырнадцать тысяч рабочих, находился под бдительным наблюдением Особого отдела. От его агентов не ускользнул истинный смысл поступков рабочего, который проводил праздники за границей, находился в близких отношениях с немецкой девушкой и частенько делал визиты в немецкое консульство в Ливерпуле. Келли был арестован, осужден и приговорен к длительному сроку тюремного заключения.

Случай с Келли является наглядным примером того, как действовала тогда немецкая разведка. Все усилия ее были направлены на прощупывание военного потенциала страны. О том, что это была ее первоочередная задача, свидетельствовала на редкость щедрая плата, предложенная Келли. Немецкий генеральный штаб так настойчиво требовал от начальника военной разведки адмирала Канариса разнообразных сведений, что Канарис предпринял необычайный, почти безрассудный шаг: он лично отправился в Англию, чтобы проверить, как идут дела у его сотрудников. В январе 1938 года он инкогнито прибыл в Англию и остановился в доме одного немецкого шпиона, выдававшего себя за представителя торгового предприятия.

Канарис хотел лично переговорить с Перси Глейдингом, одним из своих главных агентов в Вульвичском арсенале, которому было приказано достать чертежи новой четырнадцатидюймовой пушки и новой глубинной бомбы. Глейдинг десять лет честно проработал в Вульвиче, но затем был завербован немцами с помощью каких-то неведомых методов убеждения вместе с тремя товарищами, тоже служившими в Вульвиче: Альбертом Вильямсом — инспектором и испытателем, Джорджем Вумако — мастером пушечного цеха и Манди — помощником начальника лаборатории.

Особый отдел знал о визите храброго адмирала в Лондон и наблюдал за домом, в котором он остановился. Агенты Отдела засекли приход Глейдинга и выяснили, что это служащий арсенала, уже находившийся под наблюдением.

Нельзя поверить, чтобы немецких агентов не учили обращаться с женщинами и не предупреждали об опасности случайных знакомств. Глейдинг, видимо, пренебрег этими предупреждениями и так доверился одной молодой женщине, что даже позволял ей наблюдать за проявлением в своей квартире моментальных технических снимков, как он называл их. Только на судебном процессе, который состоялся вскоре после визита Глейдинга к Канарису, он узнал, что эта веселая, несколько легкомысленная девушка вела учет всех снимков и сообщала о них Особому отделу прежде, чем на снимках успевал высохнуть закрепитель. Мисс Икс, как ее называли на судебном процессе в Оулд Бейли, пожертвовала своими личными чувствами из патриотических соображений. Глейдинг и его сообщники выслушали приговор со стоическим равнодушием. Глейдинг был приговорен к шести годам тюремного заключения.

Но эти случаи не так показательны для картины распространения щупалец нацистского шпионажа, как открытия, сделанные на судебном процессе по делу госпожи Джесси Джордан, в доме которой на респектабельной Кинлок-стрит находился пункт отправки немецкой шпионской корреспонденции. Работа Джордан касалась главным образом шпионской группы, действовавшей в Соединенных Штатах. Именно Особый отдел сделал первый шаг в распутывании нитей, которые вели через Атлантический океан к «наиболее опасному из всех шпионских гнезд, когда-либо свивавшихся на американской почве». Эти слова были сказаны полковником Басби, который в то время работал в американском генеральном штабе. Он сказал также, что «английская контрразведка спасла Америку от больших бедствий».

Между армией и Особым отделом наладилась теснейшая, почти безукоризненная связь. Все затруднения улаживались путем присвоения офицерам Особого отдела воинских званий. Главный инспектор Леонард Берт пришел в Отдел из отделения Скотланд Ярда, расследующего дела об убийствах. В марте 1946 года в возрасте пятидесяти четырех лет, этот спокойный, приятный человек стал начальником Особого отдела Скотланд Ярда, сменив на этом посту Альберта Кэннинга.

Вторым выдающимся охотником за шпионами был главный инспектор Дж. Томсон — друзья звали его Томми, — который из двадцати шести лет службы в Скотланд Ярде двадцать четыре года провел в Особом отделе (теперь он заместитель Берта). Томсон свободно говорит по-французски, что пригодилось при установлении связи с парижской службой безопасности.

В следующих главах я попытался описать некоторые поразительные дела английской Секретной службы и Особого отдела. Шпионаж продолжается в послевоенном мире, и потому характер работы Особого отдела, его обязанности перед страной не позволяют рассказывать о методах поимки шпионов. Меня часто спрашивают, что происходит со шпионом, попадающим в руки Особого отдела. Во время войны метод перекрестного допроса держался в такой же тайне, как и другие методы разоблачения шпионской деятельности. Адмирал Канарис охотно пожертвовал бы несколькими агентами, чтобы получить сведения об этой системе допроса. Такие сведения оказались бы бесценным материалом для руководителей его школы шпионов.

Теперь можно рассказать о некоторых приемах деятельности Особого отдела. После ареста шпиона обычно отправляли в полицейский участок. Арестовывал его или сотрудник Особого отдела после многих недель слежки, или какой-нибудь член отряда местной обороны, или военный, напавший на его след. Как правило, в полицейском участке на Боу-стрит для этой цели вставляли особые камеры, куда сажали даже шпионов, пойманных в Шотландии. Сотрудник Особого отдела и тюремщики день и ночь охраняли шпиона, находясь с ним в камере и не оставляя его одного ни на минуту. Его раздевали догола, тщательно обыскивали одежду, осматривали тело, волосы и зубы, внимательно изучали документы. Шпионы были неистощимы в умении прятать трудно запоминающиеся инструкции, чертежи и записи. Например, одна женщина носила внутри пустой жемчужины своего ожерелья крошечный кусочек бумаги, сложенный до размера булавочной головки. Зубные пломбы и искусственные зубы, пустые каблуки, подкладка одежды — вот места, в которых чаще всего прятали документы.

Полицейский хирург ежедневно производил тщательный осмотр арестованного, чтобы принять меры для предотвращения самоубийства. Ни один агент противника, арестованный во время этой войны, не сумел покончить самоубийством и таким образом избежать наказания. К этому прибегли два шпиона, почувствовав, что разоблачение их неизбежно. Одним из них был Жан Тер Браак, который застрелился в кембриджском бомбоубежище, как только понял, что его квартира подвергалась обыску.

Подозреваемому в шпионаже (он считался невиновным до тех пор, пока не доказана его вина) предоставлялось полное право защиты на суде. Секретная служба давала переводчиков, если обвиняемый недостаточно хорошо владел английским языком, чтобы свободно разговаривать со своим защитником. Ему не разрешалось только вести переписку и принимать посетителей. Во время войны ни у одного арестованного шпиона не оказывалось друга, который попытался бы увидеться с ним.

В тюрьме Оулд Бейли арестованных сажали в особые камеры под названием «камеры осужденных шпионов», где с ними находились три тюремщика. Во время слушания дела скамью подсудимых охраняли десять сотрудников Особого отдела. Судебный процесс назначался обычно на конец судебной сессии, так что контакт с другими арестованными был сведен к минимуму. Всем, кто входил в здание суда, даже судье, присяжным и адвокату, выдавались особые пропуска. Кроме свидетелей и технических экспертов, присутствовали только обычные судейские чиновники и чиновники Секретной службы.