По-стариковски крякнув, Лоуренс поднялся со стула, приблизился к столу и молча расположился в неудобном для него, слишком глубоком кресле.

– Расскажите мне, в чем суть вашего проекта? – предложил директор.

– В поиске объекта детекторами низкой радиоактивности, – голос у Кольбана был низким и гортанным.

– Нам известно, что на борту объекта поиска имеется источник повышенной, хотя и незначительно повышенной, но все-таки повышенной радиоактивности, – это первая посылка…

Ученый загнул палец. Он привык буквально разжевывать свои мысли, чтобы их могли потреблять и те, чьи мозги не в состоянии переваривать тонкие материи.

– Этот источник движется по рельсам. Не по бездорожью, не по воде, не под водой, не по шоссе, не по воздуху, а именно по рельсам.

Кольбан задумался на миг и уточнил:

– По железнодорожным рельсам.

Он опять задумался, но директор пришел ему на помощь:

– Не по рельсам трамвая или подземки, не по монорельсу, а именно по железнодорожным рельсам. Я понял вас, мистер Кольбан, продолжайте.

– Это вторая посылка. Из первой и второй посылок с достоверностью вытекает логический вывод: зафиксировать местонахождение объекта можно с помощью детектора низкой радиоактивности, который тоже движется по рельсам. В одном направлении с объектом, или в противоположных – сути дела это не меняет. Главное, что детектор низкой радиоактивности, изготовленный на базе обычного счетчика Гейгера, пройдет мимо искомого объекта. И среагирует на него. Одновременно необходимо вести аэрокосмическую фотосъемку. Сопоставив координаты, отмеченные детектором с фотоснимками, мы сможем идентифицировать объект, вывести его из зоны невидимости.

Кольбан замолчал. Ему казалось, что ничего яснее сказанного быть на свете не может. И он был по-своему прав. Но на разных уровнях компетенции существует своя правота. Директор взял остро отточенный карандаш, покрутил его, постучал по столу и внимательно осмотрел со всех сторон, будто это и был «Мобильный скорпион».

– А если они не встретятся? Если ваш детектор и «Мобильный скорпион» разминутся?

– Такое возможно. С учетом протяженности железных дорог, продолжительности рейсов «Скорпиона» и коэффициента случайных чисел можно высчитать вероятность как положительного, так и отрицательного результата. Теоретически, при грубой прикидке варианты равновероятны. То есть пятьдесят процентов каждый. Иными словами – пятьдесят на пятьдесят. Если они разминутся, придется повторить попытку. И повторять ее до тех пор, пока положительный результат не будет получен.

Карандаш хрустнул в руках директора. Он сделал над собой усилие и задал следующий вопрос:

– Почему детектор определит то, что не может определить спутник?

Лоуренс Кольбан тяжело вздохнул.

– Дело в том, что орбита спутника находится, ориентировочно, в трехстах километрах над Землей. Любое излучение, в том числе и радиоактивное, имеет обыкновение рассеиваться. В атмосфере микроизлучение объекта теряется уже на дистанции в один-два километра. Может, немного меньше, может, немного больше… Но даже пять или десять километров – это гораздо меньше, чем двести-триста километров. К тому же, скорее всего, крыша объекта покрыта свинцом, поэтому повышенный уровень радиации может гаситься уже на пятидесяти-ста метрах. А может, на двухстах или трехстах. Но триста или даже пятьсот метров – это тоже гораздо меньше, чем расстояние до спутника. Поэтому датчики спутника и не фиксируют микроизлучение объекта – у них просто не хватает чувствительности. А детектор низкой радиоактивности пройдет в нескольких метрах от объекта: в двух, трех, пяти, десяти… Может двадцати или тридцати. Причем мимо его боковой стенки, которая вряд ли имеет специальную защиту. Именно поэтому детектор с двух или двадцати метров определит то, что не может определить спутник с двухсот или трехсот километров. В этом все дело, сэр.

Хотя ученый всего-навсего ответил на поставленный вопрос, у присутствующих создалось впечатление, что он дал оценку их умственным способностям. И оценка эта была крайне невысокой.

– Почему прямо не передать импульс на спутник, чтобы получить целевой снимок? – спросил директор.

Кольбан опять тяжело вздохнул.

– Во-первых, спутник в данный момент может не находиться над точкой контакта. То есть, он может находиться над точкой встречи и тогда сделает целевой снимок, но может и не находиться в пределах съемки и тогда сфотографировать объект не сможет. В то же время мощный радиоимпульс почти наверняка привлечет внимание противника. Конечно, существует возможность, что и не привлечет, то есть пройдет незамеченным. Но с большей долей вероятности, что все-таки привлечет. Если он не привлечет внимания и спутник будет находиться над точкой контакта и сделает фотографию, тогда имеет смысл передавать импульс на спутник. Если импульс привлечет внимание противника…

– А спутник не будет находиться над точкой контакта, – перебил его директор, – и не сможет сделать снимок, то передавать импульс на спутник не имеет смысла. Я правильно вас понял?

Директор язвил, но Кольбан посмотрел на него с явным одобрением и кивнул.

– Совершенно правильно, сэр. Надо только добавить, что имея отметку детектора, мы сможем определить местоположение объекта и при несовпадающей по времени съемке. То есть, если снимок будет сделан в плановом порядке – раньше или позже. Методом компьютерной экстраполяции, сэр. Поэтому риск передачи импульса превышает возможную выгоду. Это делает передачу неоправданной.

Директор долго смотрел на растрепанного человечка. Ему хотелось спросить у Ричарда Фоука: «Где вы нашли этого идиота?» Но, во-первых, он знал, что Кольбан не идиот, его разработки определили успех ряда операций ЦРУ и способствовали славе ведомства и возглавляющего его человека. А во-вторых, то, что может позволить по отношению к подчиненному любой российский руководитель, даже гораздо меньшего уровня: обругать матом, швырнуть пепельницей, ударить в ухо, не говоря уже о такой мелочи, как назвать идиотом, в условиях реальной охраны прав и свобод гражданина – просто немыслимо.

Ибо оскорбленный Кольбан, не задумываясь, обратится в суд, судья не задумываясь начнет процесс и не колеблясь вызовет ответчика, кем бы он ни был: директором ЦРУ, министром юстиции или президентом США. Прецедент уже создан: на глазах всей страны судебные врачи исследовали половой орган бывшего президента на предмет наличия кривизны, о которой говорила якобы пострадавшая от его сексуальных домогательств совершенно рядовая и заурядная американка Пола Джонс. А в ходе процесса показания Кольбана подтвердит, несмотря на зависимое от ответчика положение, и свидетель Ричард Фоук, и он сам – директор. Даже если ему очень не хочется изобличать самого себя – деваться некуда: лучше заплатить штраф за оскорбление словами, чем получить не условный, а вполне реальный тюремный срок за неуважение к суду. Недаром и тот бедолага-президент каялся на всю страну в одном-единственном минете, отпущенном под настроение стажерке своей администрации. Если бы в России за подобные прегрешения клеймили позором на всю страну, то все телеканалы показывали бы только мордатых и толстопузых руководителей различного ранга, выступающих в роли кающихся грешников. А за оскорбления подчиненных могли загреметь практически все начальники – и бывшие, и действующие.

Но директор не мог себе представить, что его российский коллега генерал Мезенцев на каждой планерке кроет матом подчиненных и даже не подозревает, что делает нечто нехорошее, за что с него могут спросить по всей строгости закона. И подчиненные, что характерно, воспринимают это как должное и даже не помышляют о таких глупостях, как жалобы вышестоящему начальству или, упаси Боже, в суд. И до тех пор, пока директор ЦРУ и другие руководители американской администрации не могут себе представить реалий российской действительности, сохраняется миф о «загадочной русской душе», феномен которой Запад, на горе себе и радость России, не может разгадать уже столько десятилетий.