– Зачем? – спросил Ломов. – Это же свидетели!

– Не знаю, – пожал плечами он. – Она в женском туалете на втором этаже. Там работает группа осмотра. Ну, я пошел?

– Давай. Мы сами доложимся.

Осмотр был в разгаре. Малков предъявил старшему, пожилому следователю прокуратуры, служебное удостоверение.

Если оно и произвело впечатление, то внешне это никак не проявилось.

– Ничего не трогайте и не мешайте, – сухо сказал следователь. – Тело было в кабинке, вещи из сумочки выброшены на пол. Все вопросы потом.

Девушка в черно-белой одежде лежала на черно-белом кафеле. У нее было меловое лицо и черный синяк поперек горла. Как будто талантливый, но патологически жестокий режиссер снимал сцену фильма, которым замахивался на приз каннского кинофестиваля. И без того короткая юбка задралась кверху, обнажая узкие кружевные трусики, но на этот раз она не была виновата в таком бесстыдстве… Как и в неаккуратности – белые сетчатые чулки порвались в нескольких местах. Карие глаза широко распахнуты. Безжизненный взгляд устремлен в зеркальный потолок, в котором отражалась вся эта сюрреалистическая картина.

Судмедэксперт диктовал, криминалист фотографировал, следователь писал, положив бланк на твердую папку. Двое в штатском, очевидно, оперативники уголовного розыска, складывали в пакет вещи: ключи, пудреницу, презервативы.

– У нее был телефон, – сказал Ломов.

Сыщики пожали плечами.

– Все, что было – вот здесь.

Диктофона тоже не оказалось.

– Нашли свидетелей?

– Нет. Тут собирается публика, которая не любит давать показания. К тому же всех выгнали до нашего прихода.

– Пальцы остались? – спросил Малков у криминалиста.

– Вряд ли. С тела не снимешь, а вещи он не трогал. Впрочем, в лаборатории проверим.

– Пошли, Влад, – сказал Ломов. – Ты раньше бывал в женском туалете? Я – впервые. Чего ты такой угрюмый?

– Маринку жалко.

В интонации Малкова его напарник уловил горестные нотки. Вроде, незаметно для внешнего восприятия, но все-таки голос слегка дрогнул. Влад прищурился, закурил и глубоко затянулся. Выпустил дым под потолок.

– Ты ее лично знал?

Влад кивнул.

– Немного. Хорошая девушка, – и после короткой паузы добавил:

– Была.

– И красивая, – поддержал его напарник. – Жаль. Честное слово. А все из-за этой гадюки!

– Я его раздавлю, – выругался Влад. – Пойдем с местными поговорим.

Охранник стоял на месте, рядом с ним ожидал худощавый подтянутый человек в очках.

– Я старший менеджер, – с акцентом представился человек. – Какие у вас вопросы к нашему служащему?

– Почему вы выпроводили всех посетителей? Они ведь нужны для следствия! – напористо спросил Влад.

– У нас частный клуб. Мы не уполномочены вести полицейские процедуры. Но мы обязаны ограждать покой наших гостей.

– Даже если среди них убийца?

Менеджер развел руками. Держался он очень спокойно, как человек, уверенный в своем будущем.

– Мне очень жаль. Повторяю, мы не ведем расследований.

– Вы иностранец? – спросил вдруг Толик.

– Да, я гражданин Федеративной республики Германия, – с достоинством ответил тот.

– Ладно, это потом… Нам нужна пленка видеоконтроля посетителей. За целый день.

Дорогие очки отрицательно качнулись из стороны в сторону.

– Я объяснил: у нас частный клуб. Милиция не может вмешиваться в личную жизнь наших клиентов. Нужен судебный ордер!

Терпение оперативников лопнуло, сдержанная вежливость испарилась.

– Мы не милиция, мы – госбезопасность! – капитан Малков привычно поднес к синеватым стеклам раскрытое удостоверение. – У вас действительно частный бордель, но страна пока что не частная. Ее вы не приватизировали. Поэтому сейчас мы заберем пленку, а потом вы предъявите вид на жительство и поедете с нами.

Госбезопасность уважают до сих пор. Особенно иностранцы. Менеджер дрогнул.

– Пленку вы можете взять под расписку. И вид на жительство покажу, он у меня в порядке. Но если вы захотите меня арестовать, то вначале вызовем моего адвоката.

Через несколько минут пленка была у оперативников.

– Ладно, на сегодня хватит, – сказал Влад и похлопал менеджера по плечу. – Живи пока… Но помни, что я сказал! Страна не продается!

Лица оперативников приобрели прежнюю вежливую невозмутимость и бесстрастность.

– Отзвонись шефу, Толик, он должен докладывать генералу. И поехали, посмотрим пленку.

Ломов достал мобильник и нажал кнопку прямого вызова.

Полковник Смартов осторожно спрятал трубку в карман и перевел усталый взгляд глубоко посаженных глаз на сидящего во главе стола генерала Мезенцева. Для своих сорока четырех лет и сидячей работы Смартов выглядел отлично: ни избыточного веса, ни синевы под глазами, ни облысения. Даже морщин на лице не было. Генерал, только перешагнувший пятидесятилетний рубеж, на вид годился ему в отцы: лысый, толстый, страдающий диабетом и стенокардией. Может быть, поэтому, может, в силу других причин, но сегодня он смотрел на подчиненного довольно раздраженно.

– Что там? – брюзгливо осведомился генерал и выпустил сигаретный дым в сторону фаната здорового образа жизни Смартова. Сегодня он был очень недоволен – то ли жизнью вообще, то ли конкретно подчиненным, докладывающим о неприятностях.

– Она мертва, – не отворачиваясь, сказал полковник. – Улик никаких нет. Диктофон и мобильник с камерой пропали. «Близнецы» изъяли пленку видеоконтроля на входе. Попробуют что-нибудь раскопать.

– Значит, эта гадюка Фальков с кем-то встречался, – помолчав, изрек Мезенцев. – Иначе ее бы не убили.

– Логично, – кивнул Смартов.

– А ваши люди не отследили контакт, не зафиксировали его и допустили чрезвычайное происшествие – смерть негласного сотрудника!

Полковник опустил голову. Любую ситуацию в наши дни можно оценить и как победу, и как поражение. Причем с одинаковой убедительностью. Все зависит от того, как надо ее оценить.

Сейчас направленность мышления генерала стала совершенно очевидной. Он готовит козла отпущения.

– Мы поправим дело, товарищ генерал! – как можно увереннее сказал он. Потому что другого выхода у него не было.

За преддипломную практику в войсках Кудасов получил отличную оценку, Коротков – такую же, Глушак и Смык – по «четверке». Это были предпоследние оценки в училище. Оставалась еще защита диплома, а потом оценивать молодых лейтенантов будет сама жизнь. Которая, вроде бы, должна быть объективной…

В конце дня курсантов отвезли в гарнизонное ателье на примерку парадной офицерской формы. Отражение в зеркале понравилось всем без исключения. Золотые звездочки на золотых погонах придавали мальчишкам совсем другой вид. Они становились взрослее, мужественнее и, конечно же, красивее.

– А не пойти ли нам, товарищи офицеры, испить пивка? – бодро спросил Коротков, когда лейтенанты опять превратились в курсантов.

Его широкоплечая массивная фигура, которая в сибирском лесу вроде бы сморщилась и усохла, вновь набрала силу. Город на него действовал положительно. Именно здесь он всегда улыбался и никогда не унывал. На практике он был весел только однажды: когда выпил спирта. Сейчас он вновь находился в отличной форме. Аккуратная стрижка, ровный пробор, старательно зализанные волосы в солнечных лучах поблескивали от бриолина. Блестели и зеленые, как у кота, глаза. И роль лидера и заводилы, утраченная было в жесткой обстановке ракетного полка, вернулась обратно. Во всяком случае, он очень хотел ее вернуть.

– Если денег нет, я угощаю!

– Пойдем! – из-за массивной спины Короткова проворно вынырнул Боря Глушак. Последний был, в противовес Андрею, маленького роста, щуплой комплекции с заискивающим выражением в карих глазах.

– Если Саша пойдет, то и я пойду, – сказал командир учебного взвода старший сержант Коля Смык. Он был чуть выше Короткова, но в отличие от грузного, склонного к полноте генеральского сына, обладал атлетической спортивной фигурой.