— Я думал, у тебя есть по одной в каждом порту.

— Есть, но времени не было, — ответил Джулиан, небрежно пожав плечами. Он сделал глубокий вдох и рявкнул:

— Дентон!

Дворецкий появился не сразу.

— Где твой дворецкий? — раздраженно спросил Джулиан. — Этот тип всегда торчит поблизости, но исчезает, когда он очень нужен. Бренди скиснет, пока он удосужится его разгрузить.

— Джулиан, я тоже очень рад тебя видеть, но у меня нет времени на выпивку, да и у тебя тоже. Мне нужна твоя помощь.

Тон, которым это было сказан, встревожил Джулиана.

Те, кто жил в Лондоне, возможно, считали Джулиана прожигателем жизни, ленивым и праздным вторым сыном, который наезжает в город, когда ему заблагорассудится, и проводит вечера за карточным столом, а ночи с самым желанными пташками сезона. Они не способны видеть дальше этого обмана, или, скорее, дальше высмеивания их всех Джулианом, который весело проводит время, набивая свои карманы их звонкой монетой и отбивая у них женщин. Но Филипп-то знает своего брата. Стержень у Джулиана тверд как скала, его преданность непоколебима. Он знает: что бы ни случилось, Джулиан всегда будет рядом, когда понадобится ему, и мальчик уже неоднократно доказывал это. Братья не поворачиваются спиной друг к другу.

— Нам нужно выяснить, кто такой мистер Роуздейл и что связывает его с Изабеллой. Времени у нас не много. Вечером мы уезжаем в Шотландию. — Он передал письмо мистера Роуздейла брату, и тот быстро прочел его.

Джулиан вскочил на ноги с решительным выражением лица. Даже сейчас, когда он был в черном вечернем костюме и ярко-розовом жилете, Филипп вполне мог представить себе его на палубе «Владычицы» отдающим приказы команде.

— Мы отправимся в доки. Мне надо зайти на корабль и сообщить команде, что какое-то время меня не будет. А тем временем Фоддер, мой первый помощник, раздобудет нам сведения о мистере Роуздейле. Этот парень ужасно проворен. Через час он сможет назвать нам имя кормилицы этого мистера Роуздейла. Ты знаешь, куда это должны были доставить?

— Керзон-стрит. Дом с двумя красными дверьми.

— Я знаю этот дом.

Филипп не мог не почувствовать удовлетворения при виде потрясения на лице брата, когда угрюмо проговорил:

— Я тоже.

* * *

Дни Беллы с Гидеоном были полной и весьма приятной противоположностью последним двум месяцам. Он был бесконечно осторожен с ней, бесконечно терпелив. Первые несколько дней он категорически не позволял ей покидать спальню и редко разрешал вставать с постели. Но ей не было скучно. Одиночество и тревоги ушли. Гидеон всегда был рядом. Белла забыла о Стирлинге, забыла, что она замужняя женщина, забыла, что у нее есть старший брат, который не одобрил бы ее гостя, и полностью отдалась счастью быть с Гидеоном.

Единственное, что она находила раздражающим, — это что он буквально насильно заставлял ее есть. Двух легких трапез в день и послеобеденного чая для нее вполне достаточно. Но он постоянно просил повариху готовить какие-нибудь вкусности, коими соблазнял ее. На маленьком столике возле кровати стоял серебряный поднос, уставленный тарелками и чашками, которые беспрестанно наполнялись. Да еще дверь — ее пока что не починили, поскольку Гидеон отказывался позвать плотника, который будет стучать молотком и греметь.

Она изо всех сил пыталась быть терпеливой с ним, вежливо отказываться, когда он настаивал, хотя была очень близка к тому, чтобы закричать на него, когда он пичкал ее фруктами.

— Еще чуть-чуть, Белла. Клубника в самом разгаре. Свежая, спелая, сладкая.

— Гидеон, я не голодна. Мы же завтракали меньше часа назад.

Но он не унимался, и умоляющее выражение его глаз, словно ее отказ задевает его чувства, заставил ее схватить ягоду и сунуть в рот. В награду она получила поцелуй, у которого был вкус Гидеона, смешанный со вкусом сладкой, сочной клубники. Вот теперь действительно вкусно.

Решив наконец, что она достаточно окрепла, чтобы выйти из гостиной, Гидеон на следующий день разрешил ей покинуть спальню, однако выход из дома был строго воспрещен, и он отнес ее вниз на руках, как ребенка, осторожно спускаясь с лестницы.

Они обедали в столовой, как это бывало раньше, с единственной разницей — она была облачена в белоснежный пеньюар поверх белой ночной рубашки в противоположность официальной одежде, предназначенной для вечерней трапезы. Она даже не завязала волосы, потому что Гидеон, похоже, полюбил пропускать их сквозь пальцы. После раннего обеда они удалились в большую гостиную — он сидел на диване, она свернулась калачиком рядом с ним. Слов было произнесено мало. Да они и не требовались. Его рука покровительственно обнимала ее за плечи, рассеянно играя с прядью волос. Ее щека лежала у него на груди. Сильный, ровный стук его сердца убаюкивал Беллу словно колыбельная.

Солнце медленно садилось. Его теплые янтарные лучи постепенно отступали, пока единственным светом в комнате не осталось слабое сияние свечи. Свежий вечерний ветерок влетал в открытое окно.

— Устала?

— Нет, нисколечко.

— Чем бы хотела заняться?

На его прямой вопрос она проказливо улыбнулась. Он накрыл ее руку своей, остановив продвижение вверх по его бедру.

— Нет, не это. Пока нет, — решительно заявил он. Белла надула губы.

— Что угодно, лишь бы не возвращаться в спальню. Он мягко усмехнулся, и она почувствовала вибрацию его груди на своей щеке.

— Как насчет партии в шахматы?

— Это было бы замечательно. Но тебе придется научить меня, потому что я не умею играть.

— Мм, миледи Белла. Учить вас — для меня удовольствие.

Его греховно красивый голос заставил ее замурлыкать. Она крепче прильнула к нему, когда он взял ее на руки и отнес к шахматному столику. Усадив в кресло, расставил фигуры и объяснил правила игры. Белле показалось, что все очень просто, но она вскоре поняла, что ошиблась.

— Белла, милая, ладья так не ходит. В сторону и вверх, — объяснил Гидеон.

— Но я хочу, чтобы она была здесь.

— В этом состоит интригующая часть игры. Каждая фигура подчиняется своим правилам. Задача в том, чтобы доставить их туда, куда ты хочешь, несмотря на ограничения. — Опершись локтем о стол, а подбородком о ладонь, Гидеон сидел в раздумье. Пламя свечей весело плясало на совершенных чертах его лица.

— Ты слишком долго раздумываешь. Он тихо усмехнулся.

— Моя вечно нетерпеливая Белла.

То, как он произнес слово «моя»… ах, как бы она хотела принадлежать ему. В последнее время ласковые слова так и сыпались у него изо рта. Ласковое «Белла-Белла» уже давно принадлежало ему, и только ему одному. Но с тех пор как он ворвался к ней через дверь гардеробной, его словарь значительно обогатился, включая «милая», «ангел, моя дорогая», «моя Белла». Больше всего ей нравилась «моя».

В сущности, эти его слова были не единственным, что стало другим. Гидеон был другой. Маска опытного любовника исчезла, оставив просто мужчину, такого, каким он и был на самом деле. Именно таким она давно хотела его увидеть. То ощущение притворства, манипулирования, но неею, собой, дабы угодить ей, исчезло. Когда его взгляд останавливайся на ней, то не для того, чтобы проверить ее реакцию, а просто потому, что ему этого хотелось.

Наконец он поднял свободную руку со стола, кончики пальцев на мгновение застыли над ладьей, прежде чем взяться за черного коня. Между темными бровями залегла крошечная морщинка.

— Ты пытаешься сообразить, как дать мне выиграть? Он вскинул на нее удивленные глаза.

Бросая ему вызов попробовать отрицать это, она вздернула брови.

— Ты можешь захватить моего ферзя. Обещаю не сердиться на тебя за это.

— Но где же в этом вызов? Где трудность? Игра через несколько минут будет окончена.

Белла фыркнула притворно оскорбленно.

— Хотите сказать, что я легко сдаюсь, мистер Роуздейл?

Его губы изогнулись.

— Ты? Легко сдаешься? Ничего подобного. — Он передвинул коня. — Посмотрим, что ты будешь с этим делать. Дверь открыта. Сможешь ли ты найти ее, чтобы через нее пройти?