Он вышел в гостиную, закрыв за собой дверь в спальню Беллы. Тихий щелчок прозвучал как прощание. Натягивая одежду в полутемной комнате, он говорил себе, что так лучше. Лучше, чтобы она вспомнила их соответствующие роли. Лучше, чтобы вспомнила сейчас, кто и что он, прежде чем границы, которые должны оставаться чистыми и нетронутыми, не станут слишком путаными и размытыми. Она новичок в подобных делах. Ей нужно ожесточить сердце. Помнить, что он не тот мужчина, к которому следует питать какие-то чувства.
Гидеон сел на стул, чтобы надеть сапоги, застегнул сюртук и вышел из комнаты. Он прошел по пустому коридору, спустился с лестницы, вышел через парадную дверь и вернулся в садовый домик. Гидеон не стал зажигать свечу, разделся и лег в кровать.
Всю ночь он не сомкнул глаз. Когда первые лучи рассвета просочились сквозь тюль на окне, Гидеон быстро побрился, оделся, упаковал сундук, сел в кресло в передней гостиной. И стал ждать.
Он был уверен, что карета с минуты на минуту подкатит к двери, чтобы отвезти его в Лондон. Но ему не хотелось уезжать. У них осталось еще четыре дня. Он хотел, чтобы Белла постучалась к нему в дверь, но понимал, что его желание не исполнится.
Пока он находился здесь, Беллу не покидало чувство неловкости.
Взошло солнце и залило маленькую гостиную ярким золотистым светом. Гидеон решил не расстраиваться, если Белла отправит его домой прямо сейчас. Его пребывание здесь будет оплачено полностью. Рубикон не будет беситься, если узнает, что он вернулся раньше. Он сможет несколько дней отдохнуть перед следующей встречей.
Об этой встрече Гидеон старался не думать. Таких, как Белла, у него не было, Гидеон не скоро ее забудет.
— Голубое или розовое, миледи? Или, может, изумрудное батистовое?
Белла рассеянно слушала горничную.
«Что он должен обо мне думать?» Белла закрыла глаза. Соднце проникало сквозь закрытые веки теплым густо-оранжевым сиянием, насмехаясь над ней, дразня и вновь напоминая, что ей не убежать от своих поступков. Наступило утро, а с ним пришел давящий груз унижения. Она не могла поверить, что сделала это прошедшей ночью. Поморщившись, Белла повела плечом.
— Нет? Быть может, янтарный муслин? — продолжала горничная. — Впрочем, оно чересчур легкое для весны. Вы собираетесь на прогулку с мистером Роуздейлом? Вам понадобится шаль. Светло-голубой кашемир прекрасно подойдет.
«Что он должен обо мне думать?» Сама мысль о Гидеоне отрицала верные отношения или отношения любого типа. И он был свободен уехать когда пожелает. Ему необязательно было вступать с ней в интимную связь. Он мог уехать сразу после их первого обеда. Да, ему за: ло заплатили. Белла понимала, что к их отношениям надо относиться как к коммерческой сделке, однако прошлой ночью вела себя как влюбленная барышня.
— Миледи! Леди Стирлинг!
— Чего ты хочешь, Мейзи?
— Я… какое платье вы предпочитаете, миледи?
Белла сделала глубокий вдох и оставила в покое занавеску, которую нервно теребила пальцами. Не следует ей срывать свое расстройство на служанке. Бедная девушка, похоже, здорово испугалась, голос ее был не громче писка. Мейзи — ее союзница во всем, и Белла не хочет настроить горничную против себя. С тех пор как она начала приводить Гидеона к себе в спальню, Мейзи послушно перестала ухаживать за ней по вечерам. Огонь горел, занавеси были задернуты, покрывало откинуто, но Мейзи уже не было в спальне, когда они с Гидеоном приходили.
Она сделала еще один глубокий вдох, поплотнее укуталась в халат и отвернулась от окна, снова надев на лицо маску спокойствия и самообладания.
— Берлинская лазурь прекрасно подойдет.
Стоя перед открытой дверью в гардеробную, Мейзи заламывала руки, ее сине-зеленые глаза казались огромными на бледном лице.
— Хотите чаю? Я позвоню, чтобы принесли поднос.
— Нет, скажи на кухне, что я не спущусь к завтраку. — Сегодня Белле не до еды.
Мейзи кивнула, исчезла в гардеробной и секунду спустя вновь появилась с платьем в руках. Шемизетка, корсет и чулки уже висели на спинке египетского кресла.
Когда девушка помогала Белле одеваться и закалывать волосы, та двигалась механически: стояла, поворачивалась, садилась когда требовалось.
— Могу я еще что-нибудь для вас сделать?
— Нет, спасибо.
Мейзи кивнула. Рот ее сузился в решительную линию.
— Приказать на кухне, чтобы сожгли его завтрак?
Белле потребовалась секунда, чтобы осознать, о чем спрашивает девушка.
— Нет, — ответила она шутливым тоном. — Если чьи колбаски и надо сжечь, так это мои.
Как только дверь за служанкой закрылась, Белла вернулась к окну. Солнце ярко светило, розы впитывали его лучи. При таком количестве теплых дней бутоны наверняка начнут появляться раньше обычного. Взгляд ее устремился к тому месту, которое она не могла игнорировать. Листья на деревьях, окружавших садовый домик, покачивались от ветра.
Закрыв глаза, Белла прижала кончики пальцев к вискам. Их две недели не могут так скоро закончиться. Отдавая себе отчет в том, что полюбила мужчину, несмотря на его профессию, Белла решила, что хуже уже не будет. После его отъезда она снова останется одна, так что каждый оставшийся день на вес золота. Перспектива прожить этот день, не видя его, или позволить солнцу зайти, не ощутив прикосновения его губ к ее губам, была невыносима. Белле было страшно подумать об этом.
Отвернувшись от окна, она вышла из спальни и отправилась в сад. Побродив добрых полчаса, подошла к садовому домику и постучала в дверь.
Гидеон открыл. На нем был темно-синий сюртук, кремовый шелковый жилет, кожаные перчатки. В руке он держал черный цилиндр. Выглядел он усталым.
— Доброе утро, мистер Роуздейл. Не желаете ли прогуляться?
Гидеон кивнул.
Он повесил шляпу на один из крючков, расположенных в ряд на стене у двери, и вышел из дома. Она положила ладонь на его предложенную руку. Всегда джентльмен, он распахнул калитку выкрашенного белой краской забора, окружавшего коттедж, и слегка поклонился ей, когда она прошла вперед. Воздух был напоен запахами весны. Шли они молча. Но это было дружеское молчание. Скорее тягостное. Белле хотелось, чтобы все вернулось на круги своя, чтобы все было, так, как раньше, пока она все не испортила. Белла бросила на него взгляд. До чего же он красив.
Гидеон, видимо, почувствовал ее взгляд, потому что посмотрел на нее.
— Я хочу попросить прощения.
Он остановился.
— За что?
Она тоже остановилась и пожала плечами.
— За сегодняшнюю ночь.
Легкая морщинка между темными бровями разгладилась.
— Тебе не нужно извиняться, Белла.
— Нет, нужно. Я поступила плохо. Вела себя как… — Дура. Неопытная дура. — Не знаю, что на меня нашло. — Это была полуправда. Белла точно знала, что на нее нашло, но не могла признаться, что влюбилась в него.
— Все в порядке. Не думай больше об этом.
Его слова были успокаивающими и ободряющими, однако в глазах оставалась неуверенность. Она взглянула на его руки, затянутые в мягкую черную кожу. Неужели он решил уехать? Неужели не изменит своего решения? Неужели поверил, что она этого хочет?
О небо, нет.
Она сделала глубокий вдох.
— Я была бы очень рада, если бы вы составили мне компанию сегодня за обедом, мистер Роуздейл.
Морщинка между бровями тут же исчезла, и Гидеон улыбнулся:
— С огромным удовольствием. Но… Приготовившись к худшему, Белла искоса взглянула на него.
— Но лишь в том случае, если ты будешь называть меня Гидеоном.
У Беллы от счастья закружилась голова.
— Обед в шесть, Гидеон. А сейчас, с твоего позволения, мне надо заняться приготовлениями.
Она повернулась, чтобы идти, но он удержал ее за руку. Не успела она обернуться, как его губы уже были на ее губах, шелковистый язык скользнул в рот, дерзко сплетаясь с ее языком.
Впервые поцелуй оказался совершенно неожиданным, и она ощутила в нем что-то, чего прежде не чувствовала. Но не успела она понять, что это, как он отступил назад, оставив ее потрясенной. Ладонь вспорхнула ко рту, кончики пальцев коснулись губ, словно это прикосновение могло каким-то образом подсказать ответ.