Среди журналистской братии наших достаточно много. Побольше, чем среди тех… в погонах. Профессия со свободным графиком, допускает как незаметность, так и некоторую эксцентричность поведения, приветствует оперативность и умение проникать куда не велено, начальство зачастую смотрит сквозь пальцы на мелкие правонарушения и конфликты с общественным мнением — где еще оборотню найти такое прикрытие? Гиены пера, одно слово.

Каким бы ни был врожденный Облик, усвоить два-три других обычно бывает не слишком сложно. (Некоторым, правда, дополнительные Облики, хоть убей, не даются, но это скорее исключение из правила.) Кошка, собака, какая-нибудь птица — и шуруй куда хочешь. Одна моя хорошая приятельница наработала себе целую коллекцию собачьих Обликов: там у нее и левретка, и чихуахуа, и всякие прочие мелкие недоразумения искусственного отбора. Нечто глазастое, абрикосового цвета, мохнатое (или, наоборот, почти голенькое), фейс-контроль проходит всегда, если не метаться и не слишком привлекать внимание персонала. Оборачиваться в человека не обязательно, достаточно забраться под стол либо за кресло и слушать: с собачьими ушами и профессиональной репортерской памятью ни микрофон, ни диктофон не надобны. Нет такой тусовки «без прессы», куда бы Ирка не промылилась. Скандальный репортаж — это Иркино всё. И в лицо ее, что немаловажно, до сих пор не знают. А то бы, пожалуй, убили давно… Шеф на нее молится, доброжелательные конкуренты и жертвы Иркиной наблюдательности исходят версиями, как она это делает, с кем спит да на кого работает. Но никто (кроме наших, естественно) и близко не догадывается, в чем секрет. Хотя многие с досады попадают в яблочко: Ирка — сука. В самом что ни на есть положительном смысле.

А вот одна такая дамочка из желтой многотиражки, она еще откликается на имя Прасковья, действует по-другому. Оборачивается крысой — и в канализационный люк либо по вентиляции. Летом, говорит, еще и ужом бывает. У нее тоже уйма Обликов наработана, на все случаи жизни и ремесла. Но от природы она гиена. И в прямом смысле, и в переносном.

Так к чему я это все? К тому, что у нас, журналистов-оборотней, двойная профессиональная солидарность. Свои отношения, свои обязательства, взаимовыручка в острых ситуациях, невзирая на различия в моральных кодексах, политических взглядах и размере гонорара. Я сама, например, кое-чем обязана одному… ворону, в смысле, мужчине-вороне — штатному сотруднику «Утра России». В человеческих Обликах единственно возможная между нами форма общения — демонстративно не поздороваться и потихоньку плюнуть вслед. Терпеть не могу эту братию (то есть не ворон, а левых). И если бы этот тип просто работал на левых-нормалов, но он еще пишет в Интернете всякие вещи для левых-оборотней! Например, что специализированные учебные заведения вроде нашей спортивной гимназии — зло, что элитарность калечит детские души, и что нам давно пора бы перестать противопоставлять себя нормалам и научиться жить их интересами, а также сотрудничеству и взаимопониманию… Убила бы. Нормальская школа — для маленького оборотня кошмар, я уже говорила. Он, кстати, тоже учился в советское время, он не моложе меня, а отчего такой придурок — не знаю. А вот так получилось, что я ему должна… Ладно. При случае верну долг.

Возвращаясь к теме — есть у нас, помимо профессиональной солидарности, очень специальная база данных. Туда мы складываем все, что касается оборотней и может интересовать журналистов. Причем не только как тема для статьи, но и по разнообразным личным поводам. Словами выразить не могу, насколько разнообразным.

Нет, я не уверена, что этой базой не пользуется никто, кроме журналистов. Несмотря на всяческие пароли и защиты — скорее всего, те, кому положено, бдят и там. После двадцати лет непрерывных сенсационных разоблачений странно было бы думать иначе. Наверное, смотрят с пристрастием, и кто что кладет, и кто что берет… Ну а где не смотрят? Мой повод для визита в базу был вполне невинным.

Тем более что я и не нашла ничего. Ни про Матвеевых, ни про Жарову. Равно как и про Шарову. Ну, значит, не повезло.

После работы я еще мотнулась в парикмахерскую. Я уже говорила, что оборотни много времени уделяют прическам? Не все, конечно, но многие. Кто ударяется в бешеный креатив, такой, что на улицах оборачиваются, кто делает простую, но оч-чень недешевую стрижечку с укладкой. А причина проста: волосы нас выдают. Нет, не то чтобы они совсем похожи на перья или шерсть. Они у нас просто… от природы странные. Не как у людей. У меня, например, то черные, то графитово-серые, в зависимости от освещения. Наталкины черные пряди отливают зеленой радугой, как сорочий хвост. У хищных зверей фактура такая… своеобразная. Мягкие, очень ровные, или, наоборот, клочковатые — шерсть, а не волосы. Так уж лучше скрыть эту роскошь стойкой краской или, по крайней мере, соорудить прическу, тогда любая странность сойдет за ухищрения стилиста…

Когда у меня присутственный день в редакции, Машку забирает няня, Таисия Павловна, она же водит чадо на рисование и английский. Большая удача — найти няню из наших. Причем такую, которая действительно умеет обращаться и с детьми, и с другими животными. Это должна быть скорее Мэри Поппинс, чем Арина Родионовна. Хотя «выпьем с горя, где же кружка?» припоминается рано или поздно всем родителям и воспитателям малолетних оборотней…

Помню их первое знакомство: как она подошла к совсем мизерной, только научившейся ходить Машке и протянула ей руку. Ага, подумала я, так мы и пойдем со страшной незнакомой тетей, оставив маму позади!.. Машка взяла няню за палец и преспокойно с ней удалилась. А я весь час, что они первый раз гуляли без меня, металась туда-сюда, как муха в пустом чайнике, вместо того чтобы работать. Совершенно напрасно, как потом выяснилось.

Нет, конечно, не в первый раз и не в третий, но настал момент, когда Машке что-то не понравилось, и она попробовала с тетей Тасей поскандалить. Сначала «не хочу», потом «не пойду», потом повалилась на землю и застучала пятками, потом обернулась и рванула на дерево… Это был первый случай, когда мне в окно постучала клювом большая неясыть. С сиамским котенком в когтях — разумеется, непоцарапанным и даже почти не помятым, зато очень, очень тихим. Я несколько опешила от такого педагогического садизма: а если бы чокнутая бабка, то есть уважаемая няня, уронила моего ребенка?! Но пришлось признать, что Таисия Павловна кругом права. Спускаться с дерева котенок не умеет, взрослая кошка — тоже не очень, а что-то предпринимать было надо. Не дворника же звать, когда ребенок может в любую минуту обернуться обратно!

В пределах квартиры Таисия Павловна решает проблемы более мягко. Оборачивается кошкой — крупным зверем вроде невской маскарадной — придавливает непослушное дите лапой, слегка погрызает, не всерьез, а для воспитания, а потом берет за шиворот и несет в заточение — в кошачий дом-переноску. Любой котенок устроен так, что будучи правильно взят за шкирку, он повисает как игрушечный и не мешает транспортировке. А взятый таким манером оборотень, по крайней мере маленький, — не может оборачиваться. Отнесет ее няня, значит, потом обернется обратно — пожилой темноглазой дамой с гладко зачесанными сединами — и молнию на домике закроет. Машка пыталась оборачиваться ежом. Прыгала на месте, фыркала няне в нос. Ну и чего добилась? Только того, что в домик ее не отнесли, а откатили.

Сегодня, однако, все прошло благостно. Наверное. Общая особенность всех кошек, и больших, и мелких, — они не любят выносить сор из избы. Няня ушла, мы поужинали, потом я села за компьютер, а Машка удалилась к себе…