Литмир - Электронная Библиотека

— Четыре часа!

— Ну Галочка…

— Четыре, — тоном ниже, но непреклонно отвечаю я. — Ламберта попроси, пусть расскажет детишкам, как прожить месяц ужом в таежном болоте!

— Питаясь пиявками и спецпайком, — уточнила Наталка. — И не ослабляя бдительного контроля за местностью.

Мы обе хихикаем.

— Да, ОБЖ он и так ведет, — с непонятной интонацией сказала Наталья. — Полезный предмет, чего уж там. Глядишь, и вправду придется Ламберта просить…

— Что-нибудь случилось?

— Да нет, наверное. Пока непонятно… Так, сердце не на месте.

— А ты кури побольше с утра.

— А ты учи меня, подруга, — огрызается госпожа директриса. — Придешь домой, загляни в Интернет, хорошо?

— Загляну.

— А теперь пиши заявление, — и с размаху, пристукнув о столешницу, выкладывает передо мной лист бумаги. — «Директору ГОУ… Эльстер Н.П. от…»Пиши-пиши, четвертая власть. «От Афанасьевой Г.Е. Прошу принять меня…»

Я обреченно завожу глаза к потолочному плафону. Нет, все-таки — обыкновеннейший крокодил!

Пока я сидела у Натальи, пошел мелкий дождичек. Асфальт во дворе потемнел, но небо осталось светлым, промоины между серыми тучами наливались солнечным серебром. У Машки сегодня шесть уроков, можно еще смотаться домой.

Бронзовые статуи мокро заблестели. Подхожу поближе и, воровато оглянувшись на окна гимназии, подпрыгиваю, чтобы дотронуться до клюва коршуна Чиля, который сидит на голове Балу, между круглыми ушами.

Я здесь не училась. Мы вообще в гимназиях не обучались, в советское время их и не было. Когда я рассказываю Машке про школьную форму и красный галстук, она слушает с недоверием, но без особого интереса. Может, оно и к лучшему?

И все равно дотрагиваться до блестящего горбатого клювика мне нравится. В конце концов, Машкины традиции — мои традиции, а немного удачи никому еще не вредило.

Калитка, естественно, уже заперта. Вместо того, чтобы нажимать на красную кнопочку, застегиваю куртку, становлюсь на бордюр и…

Моя вспышка — желтая, цвета меда. Как всегда, немного кружится голова, немеет тело, но вот уже можно лететь. На метро до дома добираться почти час, а лётом — и пятнадцати минут не будет.

Кто я, спрашиваете? Хороший вопрос. Так вроде уже представилась. Афанасьева Галина Евгеньевна. По-испански Галина, как мне объяснили в свое время, значит «курица». Так что я предпочитаю непочтительно-уменьшительную форму своего имени. Галка я, всем понятно?

Взлетаю над забором, набираю высоту. Утренняя сонливость и среднепаршивое настроение мгновенно исчезают без следа. Поравнявшись с чердачными окнами соседнего дома, ору во все горло. Без слов, просто от восторга.

Почему, например, хорошо быть галкой — наш крик не слишком раздражает людей. Ну, скажем так: меньше, чем публичные высказывания вороны или тем более кота. Или попробовала бы ты, дорогая, оставаясь прилично одетой горожанкой средних лет, завопить и перекувырнуться через голову! Нет, лучше не пробуй. А вот теперь — можно.

«И тогда он кричит», как сказал классик…

Сердце, обросшее плотью, пухом, пером, крылом,
бьющееся с частотою дрожи,
точно ножницами сечет,
собственным движимое теплом,
осеннюю синеву, ее же
увеличивая за счет
еле видного глазу коричневого пятна…

Спорим на десять долларов, Иосиф Александрович сам был птицей! Не дам голову на отсечение, что именно ястребом, но небольшой хищной птицей — точно. Надо будет спросить у кого-нибудь из старших. Хотя бы у Рязанцева, он наверняка знает.

Я испускаю еще один вопль и кувыркаюсь в воздухе, как турман. Мне отвечают галки из стаи, что гнездится на чердаке ближайшего дома. Но мне сейчас не хочется простых радостей птичьего общения. Закладываю вираж и на хорошей высоте направляюсь к северу, домой.

Небо все светлее, дождик и в самом деле ненадолго. Водяную пыль с моих глянцевых перьев сдувает ветер. Верчу головой, взглядывая вниз то одним глазом, то другим. Серые прямоугольники крыш, черные линии проводов, будто линии туши, перечеркнувшие цветную картинку. Купы деревьев, еще совсем зеленые, с редким желтым крапом. Щербатый и растрескавшийся, как высохшая грязь, старый асфальт, исчерна-серый — положенный заново. Полоса шоссе в ярких разноцветных бусинах машин; желтенькие, чуть крупнее других — маршрутки-автолайны, длинные палочки — автобусы… Москву совсем не сложно любить, если видишь ее с высоты птичьего полета.

А вот она и пробка по направлению к центру! Бусины ссыпались в плотные ряды, образовав эдакий циклопический браслетик-фенечку. Километра в полтора длиной. Красивое зрелище, кто бы спорил!

Как всегда, с трудом подавляю злорадство. Нет, ну до чего я была мудра, что не поддалась давлению своих родичей и не купила машину! Толку с нее, с той машины, в Москве двадцать первого века! А прирожденной галке тем более машина нужна, как… Ну да, именно как козе баян, зайцу барабан и волку жилетка.

Единственно — Машку жалко. Среди ее Обликов пока нет ни одного летающего, и учиться она побаивается, а значит, научится нескоро. Вот и приходится нам с ней таскаться в метро. Впрочем, в школу и из школы по любому не полетишь. Портфели у них такие, что не больно-то обернешься.

Одно из самых дурацких суеверий, связанных с оборотничеством, — что оборачиваться якобы можно только в голом виде, мол, одежда трансформации не поддается. Очень эротично и для романтической прозы небесполезно: серый волчище или черная пантера превращается не просто в человека, а в обнаженного мускулистого парня или стройную деву. Неземной красоты, естественно. А теперь скажите: чем по сути своей отличается звериная шерсть или человеческий волос от шерстяного свитера? Вот то-то, что ничем. Волос, перо, омертвевший коготь — такая же точно неживая материя. Но я ни разу не видала, чтобы волк, перед тем как оборачиваться человеком, брился налысо! (Вообразив Пашу Ламберта за этим полезным занятием, я громко расхохоталась, чуть дыхание не сбила. Кто сказал, что птицы не смеются, как люди?..)

На самом деле одежда трансформируется так же, как тело, и вместе с ним. Если наряд не слишком объемный, конечно. Как только наши прабабки обходились в эпоху кринолинов? Вот это, я понимаю, мастерство — обернуться волчицей или той же галкой, не отвязывая фижм! Или все-таки отвязывали?.. И карманы трансформируются, и все их содержимое, и даже небольшие сумочки либо рюкзачки, и мелкая аппаратура вроде диктофона или плеера. (К сожалению, в схлопнутом виде ни то, ни другое не работает…) А вот с более крупной ручной кладью бывают проблемы. Рассказывают байки про умельцев, которые уходят в Облик прямо со станковым рюкзаком, но — не знаю. Лично не встречала.

Попробуйте приглядеться к московской толпе в метро, наверняка увидите нескольких таких граждан. Одеты не то чтобы точно по фигуре, скорее чуть менее тепло, чем попутчики. И в руках ничего, и вещей — никаких. Ни тебе кейса, ни дамской сумки, ни зонтика, максимум — маленький рюкзачок или пояс с кошельком. Все легкое, по возможности плотно прижатое к телу, и непременно свободные руки! Ну вот, среди этих легкомысленных людей с очень большой вероятностью окажутся двое-трое наших. Особенно если у человека волосы крашеные, или если он серьезно, на равных разговаривает с собакой или белой крысой… Плохие опознавательные признаки, неотчетливые? Это и хорошо, что неотчетливые.

А вот и мой дом, серая девятиэтажка по пояс в тополевом лесу. Хоть бы не забыла оставить форточку открытой, а то придется снижаться, прятаться у дворницкой двери, чтобы обернуться… Нет, все в порядке, форточка настежь. В то, что птица, влетающая в окно, приносит несчастье, мы с Машкой не верим. Вот когда кошка перебегает дорогу, да еще там, где машины ездят, да еще одна, без мамы, это — точно к подзатыльнику и лишению благ…

3
{"b":"132801","o":1}