Люди бродили по переговорной, сбивались в кучки, чтобы посплетничать. Всего нас там было двадцать четыре – неразбериха из редакторов, дизайнеров, распространителей, которые уживались друг с другом именно так, как обычно может уживаться скопище столь разнообразных эго и подсознаний.

Нервозность из-за перспективы оказаться в центре серьезного криминального расследования не способствовала улучшению ситуации, но придавала жизни некоторую остроту.

«Портфолио» – крупный журнал, или, скорее, крупный настолько, насколько может позволить себе журнал, чтобы при этом не страдала его грамотность. Мы – не «Сатердей Ивнинг Пост», и нас мало заботит мнение наших читателей. А им это даже нравится. Ведь у читателей нет редакторского инстинкта, они понятия не имеют, что им нужно. Наши читатели – молодые городские профессионалы, и единственная вещь, которая их не интересует, – молодой городской профессионализм. Мы воздействовали на их умы, говоря о ненадежности их положения и подкармливая их воображение трагическими историями. В нашей редакции не было ни одного человека из Сан-Франциско или даже Калифорнии, поэтому мы понимали, что жизнь существует и за пределами Западного побережья. Фальшивые биографии знаменитостей, подкрепленные сплетнями, богатый словарный запас, одновременно слишком изощренный и слишком вульгарный для словаря Уэбстера. «Портфолио» был некой разновидностью порнографии. Позиция важнее фактов.

Я устроила собрание, чтобы сообщить о том, что в свете смерти Пи-Джея мы должны опубликовать некролог в готовящемся номере.

– Это означает, – объяснила я, – что придется отказаться от какой-то полосы.

И спросила Джейка, как у нас обстоит с разделом «Письма читателей». Он, причмокивая, всасывает остатки джема из недоеденного пончика и сообщает, что все в порядке, раздел готов.

– Что-нибудь стоящее?

– Да нет, обычная чепуха.

– И как это скажется на выпуске? – Это вопрос Адаму, нашему арт-директору, похожему на стручок фасоли.

– Этого нельзя делать.

– Можно-можно.

Адам смотрит на меня сквозь очки а-ля Бадди Холли. Пожимает плечами.

– Это сильно все испортит. – Два его ассистента согласно кивают, пока он жестом не велит им остановиться. – Когда я получу текст?

– Я его за час напишу, – говорит Джейк, тиская пальцами огрызок своего пончика и пытаясь выдавить еще чуть-чуть джема.

Я говорю им, что в этом нет нужды.

– Что ты хочешь сказать – нет нужды?

– Ты не будешь писать некролог.

– А кто же?

– Я напишу. Это пиар, Джейк. Ты в самом деле думаешь, что публика хочет ассоциировать «Портфолио» с кем-то… вроде тебя? – Я улыбаюсь. – Когда от тебя что-то потребуется, я тебе сообщу.

– Я устал от этого дерьма, – бормочет Джейк сквозь перепачканные в сахарной глазури пальцы. – Ты – ебаная подозреваемая. Что, об этом все уже забыли?

– Никто не принимает это всерьез, Джейк. Никто, кроме тебя. Только ты думаешь, что я сделала что-то не то.

Джейк считает себя журналистом, поэтому его раздражает неопределенность. Но убийство – дело запутанное. Ведь тело Пи-Джея целиком-то и не найдено. По правде сказать, из-за ошибки почтовой службы «Ю-пи-эс» его пока не удалось собрать воедино. Часть ноги еще болтается где-то на воле.

Несколько дней ушло на то, чтобы понять, что Пи-Джей теперь – в прошедшем времени. Сперва это было просто исчезновение. Через какое-то время Майре, менеджеру по маркетингу, позвонил один из ее поставщиков. Кажется, они получили нечто поразительно похожее на убедительную имитацию человеческой руки – отрезанной, покрытой кровью и воняющей гнилью. Они знали, что посылка пришла из нашего офиса, потому что на упаковке была их этикетка, с кодом, которым пользовалась Майра. Они специально дали нам эти наклейки с названием своей компании и индивидуальным кодом, чтобы мы не пользовались ими для несанкционированной рассылки, и вот получили: сперва это показалось очень реалистичной частью тела на первой стадии разложения. Не тот вид рекламы, который они имели в виду, соглашаясь на рассылку «Портфолио». Нет нужды говорить, что их это совсем не обрадовало.

Майра настаивала, что она ничего не посылала. Уверены ли они, что это отправлено из «Портфолио»? Ей зачитали код. Она сверилась со своим списком: несколько этикеток пропали, в том числе и с этим кодом. Тут уже кто-то из поставщиков, а то и все разом, позвонили в полицию.

Рука оказалась настоящей, дело завертелось, последовали еще несколько звонков в полицию в разных частях страны. Похоже, части тела раскидали везде – они пузырились и разлагались в разных штатах.

Разумеется, привлекли ФБР, сразу стало ясно, что расчлененка пересекла границу штата, и это ввергло Дмитрия в панику. Первые тридцать лет жизни Дмитрий прожил в Ленинграде и десять из них издавал подпольную антикоммунистическую газету. Он на личном опыте усвоил одну вещь – следует избегать общения с людьми в темных костюмах.

Потому-то он и доверился мне, когда отрезанную голову Пи-Джея обнаружили в Л. А. и я предложила свою кандидатуру для общения с публикой.

– Это хорошая идея. Ты лучше знала Пи-Джея. Я тебе доверяю, Глория.

За этим последовала поездка на юг, опознание Пи-Джея, пресс-конференция, первая в моей жизни, и начало официального расследования. Я вернулась в Сан-Франциско рано утром на следующий день. Увидев свою фотографию на первой полосе «Кроникл», я поняла, что получила то, чего мне всю жизнь не хватало.

Через несколько дней я убедила Дмитрия отдать мне должность Пи-Джея – во избежание недоразумений с прессой и нарушения субординации в журнале. Поскольку кабинет Пи-Джея все еще был, точно во время карнавала на Марди-Гра, опутан желтой пластиковой лентой, я временно расположилась в зале для совещаний. Свой старый кабинет я отдала следователям: там они проводили допросы, снимали отпечатки пальцев у сотрудников и пили кофе. Следователям я нравилась. Им были приятны моя внимательность и готовность сотрудничать.

Тем не менее то, что я попала под подозрение, было вполне естественно. Сотрудники журнала сплетничали вовсю, и вскоре следователям, равно как и моим коллегам – журналистам по всей стране, стало ясно, что у меня имелись мотив, близость с Пи-Джеем и несомненный талант. Единственное, чего не хватало, – это доказательств.

Из-за шумихи в газетах телефоны в «Портфолио» разрывались. Честно говоря, я думала, что оглохну на правое ухо.

Вернувшись из туалета, я обнаружила сообщение от своего отца, агента ФБР Броди и моего коллеги Гордона Уиллистона, специалиста по неавторизованным биографиям, которому я поручила написать статью об актерах-дебютантах в Л. А. «Просмотрел списки новичков. Посоветуй, что делать дальше, как это подать».

Отцу и агенту Броди я перезвонить не могла, поэтому решила набрать обозревателя. Номер Горди состоит из одиннадцати цифр. Когда я набирала третью, секретарша сообщила:

– На пятой линии какой-то полицейский. Он не представился.

– Они никогда не представляются, Спивви.

Они никогда не представляются, и им наплевать на то, что у меня нет на них времени. Меньше всего мне хотелось отвечать на новые вопросы.

– Скажи им, что я отлучилась ограбить банк.

– И та дамочка из «Ньюсуик» опять звонила. Мне соединить…

Я повесила трубку на середине номера Горди и сказала Спивви, что сама ей перезвоню. «Ньюсуик» частенько знает о моем деле больше, чем я сама.

Она взяла трубку после первого гудка.

– Фернандес, – произнесла она, как все журналисты, склонные относиться к себе чересчур серьезно.

– Это Глория.

– Со мной никто не желает разговаривать. Я пыталась связаться с агентом Броди, а они отослали меня к пресс-секретарю. Броди никогда так не поступал, когда я…

– Просто сейчас я его интересую больше, чем ты.

– Глория, умоляю, у меня такая запарка. Есть что-нибудь новенькое по Пи-Джею?