Хотя к XII веку многие объединения берсерков Северной и Западной Европы были более или менее рассеяны и практически прекратили свое существование, память о них сохранилась, и само слово стало символом дикости и неприемлемого поведения. По мере того как большинство общин склонялись к оседлости и начинали вести более упорядоченный образ жизни, образ «дикого человека», подверженного приступам неконтролируемой ярости, оттеснялся все дальше в область неприемлемого. С животным поведением больше не следовало мириться. Волк — или человек, одетый в шкуру волка, — становился социальным изгоем и объявлялся вне закона.

Одними их первых, кто создал строгую и общепринятую систему законодательства в Англии, были викинги, которые с 800-х до середины 900-х годов оккупировали восточную часть страны — территория, ныне называемая Дейнло или Данелаг.[22] Хотя формально единство этой системы распалось около 950 г., части Дейнло и ее монархи существовали вплоть до XI столетия. Понятие Данелаг также применяется к системе законов, созданных в период правления саксонского короля Альфреда (847–899 гг.) и викингского правителя Гутрума Старого (умер в 890 г.). Эта система была попыткой узаконить «народное право», существовавшее в некоторых частях Англии (как саксонской, так и викингской), и отдельные законы непосредственно касались лиц, находившихся на периферии общества. К тем, кто восставал против всеобщего мира, убивая, мародерствуя и грабя, следовало относиться как к диким зверям, преследовать их и уничтожать. А животным, с которым таких людей идентифицировали, был волк. Новые законы использовали старое латинское изречение, по-видимому существовавшее со времен Римской империи: caput gerit lupinum («голову носит волчью») — для обозначения преступников и нарушителей покоя. Возможно, именно память о берсерках навела викингских законодателей на мысль отождествить волка со всем, что враждебно человеку (хотя римляне тоже могли к нему относиться сходным образом), но факт остается фактом: призрак этого животного маячил в общественном воображении как воплощение свирепого негодяя и опустошителя. Термин «волчья голова» стал олицетворением беззакония и мародерства во всем раннеанглийском мире. Он получил реальное значение юридического термина в законах короля Канута (Кнута), который обобщил юридические опыты своих предшественников. По законам Кнута этих антисоциальных личностей следовало отыскивать, преследовать и убивать как волков, конфискуя всю их собственность. Им не полагалось никакой юридической защиты. Они были изгнаны «за пределы мира» и определялись как смертельные враги людей законопослушных — и истинным долгом любой общины было давить их, как червей: словом, они стали «волчьими головами».

Поведение таких личностей только способствовало восприятию их как животных. Живя на периферии организованного общества, такие люди существовали за счет охоты в диких лесах. По мере того как английское население становилось более организованным, а законы применялись более целенаправленно, такие территории все чаще подпадали под власть и управление местной знати и монархов, а животные, обитавшие там, становились их собственностью. Дикарей, живших в лесах, оттесняли все дальше к границам обитаемых земель, и они сами становились почти животными.

Первый норманнский правитель Англии Вильгельм I (Вильгельм Завоеватель, 1066–1087 гг.) отобрал в свою пользу огромные пространства земли и превратил их в королевские парки, чтобы удовлетворять собственную страсть к охоте. Олени и другие животные, жившие в королевских парках, стали частной и неприкосновенной собственностью монарха, и «драконовские» законы стали применяться к тем, кто охотился и убивал их ради собственной выгоды — в число этих последних, разумеется, входили и дикари-лесовики. Безымянный монах XI века записал содержание некоторых законов, которые были изданы против людей, селившихся в «зеленых лесах», — лесовиков, или «волчьих голов»:

Эти законы, конечно же, не прекратили и даже не ограничили охоту на лесную дичь — лишь окончательно заклеймили тех, кто охотился ради пропитания. Любой, кто убил животное в одном из королевских парков, считался теперь по закону грубым зверем и подлежал суровому наказанию, которое было бы более применимо к зверю. Постепенно общественное восприятие таких личностей начало меняться: если их уподобляли животным — значит, они и есть животные: они — «дикие волки» и не имеют отношения к человеческому обществу. Они избрали жизнь в чаще леса, вдали от цивилизованных людей, и поведение их часто походило на повадки зверей.

Зимой 1279 г. группа мужчин, которых считали изгоями и дикарями, вышла из леса и с ужасающей жестокостью напала на деревню Рокстон в Бедфордшире. Ворвавшись в деревню, они вломились в дом Ральфа Бауветона, снеся стены топорами, сея панику и разрушение и убивая всех, кто находился внутри. Затем они принялись за соседний дом, где убили еще нескольких человек, перед тем как ворваться в третий — дом Джона Кобблера и убить его самого и двух из его дочерей. Причина такого зверства неизвестна, но похоже, что двигал нападавшими голод и необходимость добыть пищу. Нападение произошло зимой, когда дичь попадалась редко, и дикарям приходилось сражаться за добычу с хищными животными.

Похожий инцидент имел место на хуторе Шиптон в Оксфордшире в 1284 г., когда банда голодающих лесовиков напала на мельницу и принялась набивать животы зерном, по ходу дела убив двух женщин и ребенка. Другие подобные случаи отмечены в Херефордшире, Линкольншире и Йоркшире — и обычно все они происходили в суровые зимние месяцы.

В некоторых частях Европы группы «романтиков с большой дороги» под началом местных вожаков жили в лесу, занимаясь грабежами, воровством, убийствами. Банды оказавшихся вне закона, такие как руководимая психопатом Бернаром Гарланом в XIV веке во Франции, постоянно досаждали деревням и уединенным замкам. А немецкие дикари, несколько напоминавшие берсерков из норвежской традиции, неистовствовали и занимались грабежами в Саксонии и Баварии до самого XV века. Большинство из них были отчаявшимися людьми, зачастую движимыми нищетой или голодом. Общее представление о Робин Гуде и его веселых разбойниках, ведущих цивилизованный, квази-идиллический образ жизни «в зеленых лесах», разумеется — не более чем романтическая фантазия. Для этих людей с окраин жизнь в лесах и горах была неизменно тяжкой и требующей немалых трудов, и такое существование, как правило, огрубляло тех, кто его вел, делая их не лучше животных, с которыми им приходилось делить свою жизнь. Они становились действительно похожи на волков, и термин «волчья голова» часто применялся к ним вполне заслуженно, поскольку они порой демонстрировали не лучшие манеры, чем хищники из рода собачьих. В некотором смысле они и были «исходным материалом» для оборотней-волков, а местные общины видели в них «волков-людей».

Идея об одичавших людях, живущих на самой грани человеческой цивилизации, не исчезла с концом периода Средневековья, но дожила до XIX века. Во время Гражданской войны в Америке (1861–1865 гг.), например, группы таких людей рыскали по отдаленным территориям, ведя дикарский образ жизни и нападая на отдельные деревни. Эти люди не были настоящими солдатами (хотя многие выдавали себя за таковых — сторонников как юнионистов, так и конфедератов). Скорее они стояли вне закона и могли без предупреждения нагрянуть на стоящую особняком ферму или поселок, отбирая все, что под руку подворачивалось. Некоторые называли себя партизанами или повстанцами и зачастую присоединялись к разрозненным отрядам с независимым командованием, таким как «канзасские красноногие», Баттермилк рейнджерс из Миссури или подразделения под командованием Уильяма Кларка Квантрилла. Другие, однако, предпочитали скитаться в глуши — как группа под водительством Эли Вишера, которая терроризировала районы плато Камберленд в штате Теннеси в начале войны. По некоторым (сомнительной достоверности) сведениям, Вишер был убит, как бешеный волк, прославленным партизаном теннесийских конфедератов Чемпом Фергюсоном. Хотя подобные личности и могут быть описаны как «одичавшие», они всего лишь следовали в русле традиции, утвердившейся в давние времена.