Капитаном судна был грек по имени Эпид. Это был низенький, энергичный человек с бородой, настолько аккуратно уложенной, что она казалась приклеенной. Когда Марк и Рений вошли, он встал и положил руки на стол, придавленный к колеблющемуся полу тяжелыми железными цепями. На пальцах капитана красовались золотые кольца с драгоценными камнями, которые сверкали при каждом движении. За исключением этого, в каюте не было никакой роскоши, что и пристало честному купцу. Более того, глазу было решительно не на чем остановиться, кроме как на самом капитане, который гневно смотрел на пассажиров.

— Только не надо рассказывать мне сказок! — начал он. — У моего первого помощника сломаны плечо и ключица, и это твоих рук дело.

Марк попытался что-то сказать, но капитан его перебил:

— Он все отрицает, сам Зевс знает почему. Если бы признался, я приказал бы избить тебя на палубе палками, пока кожа не сойдет клочьями. А так — будешь делать его работу до конца плавания. И я напишу командиру твоего легиона о том, какого драчливого осла он к себе берет. Итак, по праву капитана «Люциды» я объявляю тебя на это плавание членом команды. Если увижу, что плохо работаешь, побью тебя палками. Понятно?

Марк снова начал было отвечать, но на сей раз его остановил Рений и заговорил сам, тихо и рассудительно:

— Капитан! Получив назначение в Четвертый Македонский, парень стал легионером. Видя ваше сложное положение, он вызвался заменить первого помощника на то время, пока мы не высадимся в Греции. Однако следить, как он работает, буду я. Если его побьют палками по твоему приказу, я приду в твою каюту и вырву тебе сердце. Мы друг друга поняли?

Голос Рения в течение всей тирады оставался спокойным, почти дружелюбным.

Эпид слегка побледнел и нервным жестом пригладил бороду.

— Главное, чтобы он хорошо работал. А теперь иди ко второму помощнику и спроси, что делать.

Рений долго смотрел на него, потом медленно кивнул, повернулся к двери и пропустил Марка вперед.

Оставшись один, Эпид грузно опустился на стул, обмакнул руку в чашу с розовой водой и побрызгал себе на шею. Потом понемногу пришел в себя, мрачно улыбнулся и принялся убирать письменные принадлежности. Он даже начал сокрушаться, что не ответил Рению резче и остроумнее. Боги, ему угрожал сам Рений! Дома он расскажет совсем другую историю, где будет и его дерзкий ответ, — но вот сказать нечто подобное вслух, глядя в эти полные неприкрытой злобы глаза, он не отважился.

Вторым помощником на судне был угрюмый детина из северной Италии по имени Парр. Он вкратце описал Марку и Рению каждодневные обязанности первого помощника торгового судна, заканчивая вечерней вахтой у руля.

— Не дело называть тебя первым помощником, когда настоящий лежит в своей каюте.

— Я буду выполнять его работу, значит, называй меня, как его, — ответил Марк.

Тот напрягся.

— Тебе сколько, шестнадцать? Это тоже людям не понравится.

— Семнадцать, — не моргнув глазом соврал Марк. — А люди привыкнут. Лучше, пожалуй, представиться им сразу.

— Ты раньше плавал? — спросил Парр.

— Это первый раз. Но ты говори мне, что делать, и я все устрою. Хорошо?

Раздув щеки с нескрываемым отвращением, Парр кивнул.

— Я соберу людей.

— Я соберу людей, первый помощник! — отчеканил Марк сквозь распухшие губы.

Его глаза опасно блеснули, и Парр невольно задумался, как ему удалось побить первого и почему тот не признается капитану, хотя любому дураку это очевидно.

— Первый помощник, — угрюмо согласился он и отошел.

Марк повернулся к Рению и встретил его неодобрительный взгляд.

— Ты что подумал?

— Я подумал, будь-ка ты поосторожнее, а то не видать тебе Греции, — серьезно ответил Рений.

Все не занятые срочным делом моряки собрались на тесной палубе. Марк насчитал пятнадцать человек, и еще пятеро стояли у руля и на парусах.

Парр громко прочистил горло.

— У первого помощника сломана рука, и капитан сказал, что до конца плавания за него вот этот человек. Все по местам.

Люди повернулись, чтобы уйти. Марк, гневно вспыхнув, сделал шаг вперед.

— Всем стоять! — проревел он, сам не ожидая, что получится так громко.

Ему удалось привлечь их внимание, и он хотел этим воспользоваться.

— Вы все знаете, что это я сломал руку первому помощнику, и я не собираюсь ничего отрицать. Мы не сошлись во мнениях и подрались, вот и все. Не знаю, почему он не признался капитану, но за это я стал его немного больше уважать. Я буду делать его работу так хорошо, как только смогу, но я не моряк, и вы это тоже знаете. Работайте вместе со мной, и я не буду против, если вы укажете мне на ошибки. Только говорите правду. Справедливо?

Моряки загудели.

— Если ты не моряк, ты ничего не понимаешь. Какой прок от крестьянина на торговом судне? — выкрикнул моряк, покрытый татуировками.

Он насмешливо улыбался, и Марк быстро ответил, сердито краснея:

— Первое, что я сделаю, — пройду по кораблю и поговорю с каждым из вас. Вы скажете мне, что у вас за работа, и я ее повторю. Если не справлюсь, то пойду к капитану и скажу, что не гожусь. Кто против?

Тишина. Несколько человек ему удалось заинтересовать; однако большинство смотрело на Марка с откровенной враждебностью. Он стиснул челюсти и почувствовал, как скрипнул расшатавшийся зуб.

Юноша вытащил из-за пояса кинжал с бронзовой витой рукояткой и поднял вверх. Это было красиво сработанное оружие, прощальный подарок Мария. Простой, без вычурных украшений, кинжал тем не менее был дорогим.

— Если кто-то умеет делать то, чего не смогу я, я подарю ему вот это! Кинжал Мария, командующего Перворожденным легионом. Свободны!

На этот раз в лицах читался куда больший интерес; многие моряки, возвращаясь на свои места, оглянулись на клинок.

Марк повернулся к Рению. Гладиатор медленно покачал головой, словно не верил тому, что услышал.

— Боги, ну ты и зелен! Кинжал слишком хорош, чтобы его выбрасывать.

— А я и не выброшу. Если придется доказать команде, что я чего-то стою, я докажу. Сила у меня есть. Что они делают такого, чего я не смогу?

Марк держался за краспицу[23] так крепко, что костяшки пальцев побелели. Здесь, на самом верху «Люциды», ему казалось, словно он качается вместе с мачтой от горизонта до горизонта. Море под ним было покрыто серо-белой рябью, неопасной для остойчивого суденышка. Желудок Марка подступил к горлу, и неприятное ощущение отозвалось во всем теле. К полудню все ушибленные места затекли, и теперь он едва мог повернуть голову направо без того, чтобы от боли в глазах не заплясали черно-белые мошки.

Над ним стоял, не держась за рангоут,[24] босой моряк — первый из тех, кто решил заполучить кинжал. Он усмехался без злобы, но дал понять ясно: Марк должен встать туда же, рискуя свалиться в море или, что еще хуже, на палубу далеко внизу.

— Снизу эти мачты не казались такими высокими, — проворчал Марк сквозь стиснутые зубы.

Моряк приблизился к нему, с легкостью удерживая равновесие и перемещая вес в такт покачиванию судна.

— Да уж, свалишься — костей не соберешь. Правда, первый помощник умел ходить по рангоуту, так что решай сам.

Моряк терпеливо ждал, иногда по привычке проверяя, крепко ли завязаны узлы на канатах. Марк сжал зубы и заставил себя перелезть через краспицу, ложась на нее взбунтовавшимся животом. Он видел внизу других. Кто-то задрал голову и смотрел — то ли из любопытства, то ли из опаски, что он на них свалится.

Обмотанная канатами верхушка мачты была совсем близко. Марк схватил ее руками и подтянулся так, чтобы одной ногой встать на краспицу. Вторая нога повисла; он дал ей поболтаться. Еще одно усилие над измученными мышцами — и Марк уже стоит на краспице обеими ногами, вцепившись в мачту и подняв колени чуть ли не выше подбородка. Он посмотрел на пляшущий горизонт, и ему вдруг показалось, что корабль замер, а море вертится вокруг него. У Марка закружилась голова, и он закрыл глаза, хотя это не очень помогло.