Белые-белые папа и мама как-то странно лежат на полу в пижамах, одеяло сброшено…
… Истошный крик Киары прорезал тишину…
Я испуганно заревела, выпустив лапу Тэдди. Тот с глухим стуком упал на пол.
Пахнущая елью…
… Нет. Медяками и розами…
… Я завопила и задёргалась. Не хочу! Не хочу-у-у-у!!!
… Но я чувствую эту Силу!!! Как её можно не бояться?!!
Как?!!
— Иди ко мне, моя бедная девочка, — тёплый голос ласкал моё сознание, как хорошая музыка, как тихие волны — берег. — Ты так устала. Я обниму тебя, и всё будет хорошо.
… Тёмные кудри рассыпались по плечам, обрамляя треугольное ангельское лицо с острым подбородком, красными губами и глазами непонятного цвета, в которых сами по себе, не отражая внешний свет, горели холодные звёзды… Женщина мраморным изваянием неподвижно стояла в десяти метрах от меня, ладная, высокая, красивая…
— Посмотри мне в глаза, — она ласково улыбнулась.
А глаза у неё были — чёрные озёра без дна и поверхности…
… Или алые?..
Лал! Лал! Это — Лал!!!
Я пыталась разбить плен изумрудного льда. Он же хотел вытолкнуть меня из себя. Но чем сильнее было наше обоюдоострое желание свободы, тем сильнее смыкалось наше пленение друг в друге.
Но я не хочу больше видеть этого!!!
… «Девочки! Тэд! Давайте быстрее домой! Сейчас уже одиннадцать! А Новый год кто будет встречать? Без вас он не придёт!..»
… Она была такая счастливая, когда в прихожей отряхивала нас с Киарой и папу от снега. Это был её последний счастливый день… Она была красивой, очень красивой. Даже когда её оставила жизнь, красота осталась с ней…
… Мама?..
Зелёное пламя неистово танцевало.
И внезапно…
… Эта летняя ночь была тихой и на удивление тёплой. Молодая луна освещала улицы спящего города там, где не работали фонари. Пели сверчки, и чуть слышно шептал ветер в кронах деревьев, что росли по краям тротуара. Прохожих практически не было. Так, одна-две шумных компании прошли по той стороне улицы и всё. Меж высоких чёрных стен домов мы были одни.
У меня в руках была сахарная вата. И либо она такая огромная, либо я — маленький, но справляться с ней иначе, как двумя руками я не смог, да и ещё от парочки рук не отказался бы.
Слева и справа от меня неспешно, чтобы я безо всякого труда поспевал за ними, шли мужчина и женщина.
Мужчина был белокурый, его шёлковистые блестящие волосы едва прикрывали уши. Когда он повернул ко мне своё улыбающееся ласковое лицо, я увидел, как он красив, и как его необыкновенные глаза горят: будто два изумруда.
Это — мой папа.
— Энж, он опять перемазался, — тихо рассмеялся он и нежно потрепал меня по голове.
— Как, снова? — мы остановились, и женщина присела на корточки с носовым платочком в руках. У неё были русые волосы, подстриженные под каре, и серо-зелёные глаза. Она была прекрасна, хоть и была просто человеком. И улыбка её, такая тёплая, нежная, радостная, принадлежала только мне.
И я просто опьянел от счастья. Эйфория качала меня в своих волнах и качала…
Мама, папа, я и сладкая вата — что может быть лучше?
— Иди ко мне, чудо ты чумазое, — рассмеялась женщина и принялась вытирать платочком моё лицо. Мне это, разумеется, не понравилось, я начал протестовать, как внезапно папа насторожился и осмотрел крыши домов.
Может, он летучих мышей высматривает? Папа всегда говорил мне, что он кот. Брал меня на руки, указывал на нашего домашнего питомца — сиамского обжору Мастера — и говорил, что он такой же кот. А коты любят летучих мышей. Наверное, и на этот раз — мыши…
Ночь прорезал оглушительный выстрел.
Я вздрогнул всем телом от неожиданности, но, казалось, это было единственное, что нарушило сегодняшнюю идиллию.
Выстрел и всё.
Только отец почему-то, внезапно покачнувшись, ничком рухнул на асфальт. В его спине была странная тёмная дыра, чем-то блестевшая при луне.
Ойкнув, я сделал шаг вперёд и увидел, как из-под папы начало быстро расползаться чёрное пятно со странным запахом железа. Я достаточно жил среди оборотней, чтобы понять, что это — кровь. Понять, но не поверить…
Кровь?..
— Папа!!! — уронив сладкую вату, я бросился было к нему, но мама подхватила меня на руки и стремглав бросилась в залитый мраком переулок. Я даже не успел что-либо понять или осознать. Вопросы «Как?» и «Почему?» давили на меня и требовали ответов. Ответов, которых не было здесь, во тьме, которых не давал мамин бег, которых я не знал, где искать.
А мама бежала прочь, крепко прижимая меня к себе. Я чувствовал что-то, что странно и быстро билось внутри неё, я чувствовал её страх и боялся сам. Но ведь мама со мной!..
Она успела добежать только до середины переулка, когда дорогу ей перерезала чья-то фигура.
Мне стало до боли страшно, но я не плакал, когда мама, пытаясь закрыть меня собой, пятилась назад, на улицу. Я был у неё на руках и поэтому мог видеть тело отца…
Тело?!!
Нет! Его нельзя просто так убить! Он сам говорил! Он говорил, что он кот, и что у котов по девять жизней! Вот сейчас он поднимется и устроит весёлую жизнь тем, кто посмел нас обижать.
Ну же, папа, давай!..
Ты можешь! Ты обещал нам! Я верю тебе! Верю!!!
… Но отец не шелохнулся. Только лужа крови росла и росла…
Я ощутил, как от слёз начинает резать глаза.
Ты же обещал мне!!!
ОБЕЩАЛ!!! ОБЕЩАЛ!!!
Я уткнулся мокрым от слёз лицом в шею мамы.
… Обещал…
— Что вам нужно?! — мамин голос дрожал и срывался на жалобный сип, но она держалась очень храбро, изо всех сил. А ведь папа просил защищать её!
Моргнув, я посмотрел себе через плечо. Человек в чёрном. Тень от кепки закрывает ему лицо — ничего не разобрать. Но что-то в нём есть, что-то, отчего у меня внутри всё замирает…
Моя мать пятилась назад, а человек медленно шёл к нам…
И внезапно мы упали. Вместе. Было больно, но я едва ли заметил это.
Мои пальцы погрузились в кровь отца. Рядом сидела отчаянно старающаяся не заплакать мама.
… А кровь была тёплой… Но она остывала… Скользко…
Фигура незнакомца неожиданно бросилась вперёд. Крик мамы оборвался странным хрипом и бульканьем. Она упала рядом со мной.
Ещё живая, ещё странно дёргаясь.
У неё был глубокий порез на шее, из которого тёк ручей крови.
Кровь… Кровь… Опять эта кровь!!!
И тогда я больше чем испугался. Ужас вызывал просто невыносимую физическую боль. Я плакал. Я пытался маленькими ладошками остановить у мамы кровь. Я звал её и папу…
Но всё было тщетным.
… На улице нас было трое…
Нет.
Только я.
Моя истерика, мой животный ужас не знали границ. Вот они, мои папа и мама, ещё тёплые, значит, ещё живые… Почему же они спят и не хотят просыпаться? Почему?!!
ПОЧЕМУ?!!!
… Вокруг столько крови…
Я сорвался с места и побежал, не разбирая дороги. И везде, всюду меня преследовал сводящий с ума запах медяков, пропитавший одежду.
… Мрак… Свет… Фонари, лица, голоса… Улицы, поворот, сталкиваюсь с кем-то. Падаю, но поднимаюсь на ноги и бегу дальше…
… Нет, ничего не помню… Только животный ужас и слёзы…
Грязная подворотня, забившись в какой-то угол, тихо и судорожно всхлипываю во мраке. Оттого, как сладко пахнет кровь на моих руках.
… Что так хочется её попробовать…
Но как можно?!! Это — кровь моих родителей!!! Как я могу?!!
Но я хочу крови! Кровь и боль — это всё, что сейчас меня утешит.
Я плакал. Я в исступлении бил кулачками по асфальту, пока не перестал ощущать их. Больно и — хорошо. Пусть будет больно только рукам. Не мне где-то внутри, а рукам.
А после, вопреки всем «но», вопреки всем воплям естества и совести, словно дикое изголодавшееся животное, я жадно вылизал разбитые костяшки, пальцы, ладони.
Давясь от спешки, сплёвывая песок, проглатывал остывшее, сладкое алое…
Вопреки всему. Самозабвенно.
Боль и кровь — вот что утешает.
… И внезапно — голос.
— Что ты здесь делаешь?
