В любом случае следовало связываться с Андрюшей. Вот только проснулся он или нет?
– Ничего, с мамой поговоришь. Его мама тебя любит. Слушай, Юлька, почему тебя так любят мамы всех твоих мужиков? Меня свекровь всегда ненавидела.
Во-первых, мамы моих мужиков еще ни разу не становились моими свекровями, а это – важный момент. Во-вторых, мамы смотрят меня по телевизору, читают наш еженедельник, а потом хвастаются всем своим знакомым. Со мной не поладишь – как потом хвастаться? А если я еще в газетке пропечатаю? Или попрошу коллег дать соответствующие советы населению? С конкретными примерами – но слегка видоизменив фамилии.
Андрюшина мама, после того как ее невестка уехала на «Мерседесе», конечно, беспокоится о личной жизни сына. И внуков у нее нет, чтобы себя занять. Я ей представляюсь подходящей кандидатурой. Андрюше будет с кем побеседовать о трупах и вместе наведаться к патологоанатому. И на убийство можно вместе выехать, утопленников на пару вытаскивать. Мама там в курсе всех дел, которые ведет сын, потом читает о них в моих статьях, смотрит мои репортажи о них и о сыне, мне звонит, высказывая свое мнение. Конечно, неземной любви она ко мне не питает, но раз уж я до сих пор не прихватила себе какого-нибудь олигарха местного значения, то, вероятно, они меня не привлекают, как ее бывшую невестку. С точки зрения мамы, опера – это большой плюс.
В общем, я позвонила домой Андрюше. Как и следовало ожидать, нарвалась на маму. Андрюша спал. Я попросила его не будить.
– Юленька, а что ты хотела? Может, я помогу? У него ведь портфель тут стоит…
Так, понятно, проверяешь, что там у сына. Я сказала: мне нужны фамилии девушек, которых я вчера нашла в плачевном состоянии. Я знаю, в какой они больнице. Мама задумалась, потом сказала, что перезвонит. И в самом деле перезвонила.
Мы с Татьяной собрались и поехали на моей машине.
Девчонки оказались в четырехместной палате с двумя дамами, значительно старше их по возрасту. Меня увидеть никак не ожидали, Татьяну не знали – вчера-то они вообще никого не видели и плохо соображали. Следователь уже был у них с утра, как только они пришли в себя. Чувствовали они себя гораздо лучше, Лиза так вообще рвалась домой – в смысле в квартиру, где они жили с Катей. Их соседки по палате при виде нас с Татьяной навострили уши, но нам не хотелось, чтобы они слышали, о чем мы будем разговаривать.
– Вы не забыли, что следователь просил вас сообщать обо всех посетителях? – ехидно напомнила одна из теток.
– Не забыли, – огрызнулась Лиза. – Без вас как-нибудь разберемся.
Но тетка не унималась и теперь обратилась к нам с Татьяной:
– А вы должны сами пойти в милицию и все рассказать. Вы должны…
– Мы не обязаны раскрывать источники информации, – объявила я и, как обычно в таких случаях, послала тетку к Закону о печати. Тут обижайся – не обижайся, но ничего не поделаешь: Закон о печати – не три известные буквы русского алфавита, ссылки на мать там тоже нет. Все это я исключительно вежливо, с самым серьезным видом объяснила теткам. Лиза с Катей с трудом сдерживали истерический хохот.
Тетки решили выяснить, какое отношение я имею к печати. Я предъявила журналистское удостоверение. И они тут же сделали поворот на сто восемьдесят градусов. Заулыбались, добавили в каждое свое предложение по три восклицательных знака, объявили, что да, конечно, девочки обязательно должны мне все рассказать, потом попросили принести в больницу наш еженедельник, когда там выйдет следующая моя статья, и поинтересовались, намерена ли я писать о лечении пострадавших. А еще лучше – снять об этом репортаж.
– Я вообще-то о лечении не пишу и сюжеты не снимаю, – заметила я.
Однако мне перечислили все, что следует написать о государственной больнице, в которой мы в этот момент находились.
Потом мы с Татьяной, Лизой и Катей вышли в коридор. Там опустились на диванчик.
– Ты ничего не сказала ментам про двойное зеркало? – первым делом спросила меня Лиза.
Я покачала головой. Органам незачем знать обо всем, что я видела. О случившемся не сказали и девушки. Андрей сам догадался, что Ефимова убили в клубе – или был почти в этом уверен.
– В клубе никто ничего не скажет, – продолжала Лиза. – Все будут молчать как рыбы. Появление Ефимова у нас, конечно, не скроешь: слишком много народу было на той презентации, да и вообще он у нас часто появлялся… У него были какие-то дела с хозяином… Поэтому если ты не дашь официальных показаний, доказательств менты не найдут.
– Не дам, – пообещала я: это было и в моих интересах. Ведь по закону я должна была сообщить о совершенном преступлении. Но меня интересовал второй мужик, выловленный из Мойки. Что он делал в клубе? С кем дружил? Почему его убили, по мнению девочек? Кто? Не удивлюсь, если был и третий…
– Третьего не было, – сообщили девчонки, ничего не сказав про второго (человека Сухорукова). – Бабки что-то напутали.
– Не те бабки, – заметила я. – Имела счастье пообщаться с ними лично.
– Значит, он не из клуба.
Потом они внезапно переглянулись.
– А если?.. – спросила Катя Лизу.
– Думаешь? – Лиза нахмурила красивый лобик.
– Девчонки, не забывайте, кому вы жизнью обязаны, – встряла Татьяна. – Кто вас нашел?
Девчонки кивнули. Я молчала. Лиза попросила не ссылаться на них. Ни в коем случае! Я напомнила им про Закон о печати, который недавно цитировала в палате.
– Бабки точно сказали, что видели троих? Как скидывали троих? Тогда это, наверное, были бутылки, – сообщила Лиза шепотом.
– Что?! – воскликнули мы хором с Татьяной.
Лиза с Катей пояснили, что третьим – если был третий «труп» – спускали не тело, а бутылки – по крайней мере, они так считают. Но разве можно перепутать тело с бутылками? – не верила я. Наши ушлые бабки не могли так ошибиться.
– Бутылки, наверное, были в мешке, – пояснили девушки.
Я попросила рассказать все с самого начала, причем с подробными объяснениями – так, словно объясняют младенцу. Девушки кивнули и приступили к рассказу.
Насколько мне известно, позавчера в клубе состоялась презентация французских вин, также проводился аукцион. Но далеко не все бутылки были выставлены на аукцион. По заказу владельца клуба француз привез в Россию вина, которые собирался продать лично ему. Хозяин клуба говорил французу, что намерен подавать эти вина своим самым ценным клиентам. Однако француз, поняв, как уходит винный антиквариат на аукционе, решил и другие бутылки пустить с молотка – на следующий день или через день. Но руководство клуба не желало делиться такой прибылью с французом. Возможно, у них уже был конкретный заказчик.
Француз с нашими дико поругался. Француз требовал организовать ему встречу с владельцем. Нынешний директор пытался ему объяснить, что это невозможно. Правда, не уточнял, почему. Тогда француз заявил: он забирает привезенные в клуб бутылки с собой. Ведь за них пока не заплачено, не так ли? Но бутылки таинственным образом исчезли. Француз встал на дыбы. Директор клуба любезно предложил компенсировать ему ущерб по заранее оговоренной с хозяином цене. Для начала, конечно, похватался руками за голову, провел француза по всем подсобным помещениям, объясняя: в России, к сожалению, воровали всегда и воровать будут – какую бы охрану ты ни нанял. Француз явно не в курсе, что наша охрана всегда выполняет свои функции несколько своеобразно, независимо от того, что охраняет. Директор клуба предлагал решить вопрос полюбовно. Но француз встал в позу.
Известный мне ночной клуб был не единственным его предполагаемым партнером в России. Француз ведь давно намеревался начать здесь розлив своих вин, поэтому контактировал с несколькими товарищами, то есть господами.
В клубе в это время находился еще одним питерец, с которым француз имел тут контакт, но не договорился о сотрудничестве, предпочтя других. Тот предложил незамедлительно вызвать «мальчиков» для организации поиска. Конечно, при условии, что француз потом продаст бутылки ему – по более высокой цене, чем готовы заплатить в клубе, но более низкой, чем запрашивает иностранец. Француз в первое мгновение замешкался, он вообще-то думал обратиться в полицию, но его заверили: будет полиция. И в позапрошлую ночь в самом деле прибыл ОМОН, который вместо того, чтобы в горячих точках кровь проливать, подрабатывает, выполняя заказы обеспеченных граждан, способных оплатить риск по гораздо более высокой ставке, чем государство. Заказ, конечно, ни в какой сводке не фигурировал.
