– Называю вещи своими именами. Так как тебе Тамара? Ах да, о мертвых или хорошо…

Ковальчук не сдержался и дал Светке в глаз.

– У тебя и сотой части ее мозгов нет! – рявкнул он.

Дома, сидя в Татьяниной квартире, мы пересказали суть происшествия Ольге Петровне, которая только качала головой.

– Вы бы обе лучше о мужиках думали, – строго заметила Ольга Петровна. – Таня хоть один раз замуж сходила, а ты, Юля… Вы обе вообще непонятно о чем думаете. Одна – о змеях своих, другая – о трупах. Вместо того чтобы платья себе новые покупать, вы во что деньги вкладываете?

Я потупилась. Последний крупный гонорар я потратила на любимый компьютер, вернее, его усовершенствование. Татьяна, конечно, много путешествует по миру, но к шмоткам абсолютно равнодушна. Она лучше какую-нибудь экзотическую контрабандную змею купит. А вообще мне в последнее время много вещей подарили. Кто нижнее белье, кто платье с босоножками и сумочкой… Вот от органов пока никаких подарков не было и от ГУИНа. Могли бы чего-нибудь подкинуть из конфискованного.

Разговор о шмотках заставил нас с соседками задуматься о Татьянином плаще, оставшемся вчера в ночном клубе. По идее, вчерашние девицы уже должны были выйти на работу. Как бы нам их высвистать? Хотя если они и взяли плащ, то он сейчас лежит у кого-то из них дома. Ах да, они же упомянули мне, что вместе снимают квартиру. Но в любом случае плащ дома. Или все-таки остался в клубе?

– А может, в клуб прошвырнемся? – предложила Татьяна, глядя на меня. – Ты, Юля, когда последний раз в ночной клуб ходила?

– Вчера, – напомнила я.

– А вообще?

Я задумалась. Татьяна призналась, что она в них отродясь не бывала, надо хоть когда-то начинать. Ольга Петровна заметила, что у нас обеих крыша поехала.

– Я развлечься хочу, – объявила Татьяна. – Юль, поехали, а? Ты, может, еще материальчику соберешь. И по работе, и для себя лично. Что в городе-то делается? Какую кашу Иван Захарович заварил? Ведь заварил же, согласись. Только мне непонятно, чего он добивается. А рыжая? Интересно же, что в клубе говорят о вчерашних событиях. И кто из гостей сегодня пожалует? Жаль, фотоаппарат вчерашний тебе не оставили. Надо будет попросить Ивана Захаровича нам его презентовать. Юль, кстати, а ты не хочешь Ковальчуку-старшему презент сделать?

Я не хотела. Решила оставить эти снимки до лучших времен. Мало ли, потребуется какая-то информация от непримиримого борца с коррупцией? Вдруг он будет категорически отказываться от интервью? А мы тут со снимочками.

– У тебя есть что надеть? – спросила я у Татьяны, сама судорожно прикидывая, есть ли у меня что-то достойное того заведения, если не считать вчерашней «змеиной шкурки», но два дня подряд появляться в одном и том же не следовало.

Я вспомнила про черное крепдешиновое платье, оставшееся от тетки. Платье было шикарное, я все никак не решалась его надеть. Да и некуда было. Для современных модниц это, конечно, не вещь, так как не фирменная, но мне-то что? Главное – мне идет, я сама себе в нем нравлюсь и чувствую себя прекрасно. Татьяна же открыла шкаф и стала вываливать все, что там скопилось за многие годы, на диван. После часа поисков мы выбрали ей очень симпатичное черное платье, а также обнаружили еще одно – коричневое, в котором Татьяна, как выяснилось, ходила на танцы со своим женихом (не выдержавшим несколько лет назад конкуренции со змеями). Теперь Татьяне, правда, в него было не влезть при всем желании, зато мне оно подходило идеально.

– Куда в крепдешине пойдешь? – спросила она меня. – И твое платье – ниже колена, а тут все ножки видны. Ноги есть – надо показывать. Вспомни, как на твои ноги в «Крестах» смотрели. Сама же мне рассказывала. Надевай.

Мы накрасились и стали двумя конфетками. Я не могла не взять диктофон, свой обычный фотоаппарат тоже прихватила. Сумочку на этот раз взяла побольше, он туда очень удачно вошел.

– Ой, девки, – покачала головой Ольга Петровна. – Юля, ты хоть Андрею позвонила? Он хоть знает, куда ты намылилась?

– Он сегодня дежурит, – сообщила я, но звонить приятелю все-таки не стала. Он на меня и так днем насмотрелся на набережной. И, подозреваю, будет не очень рад, узнав, куда я намерена направлять стопы на ночь глядя. Скажет, что не даю ему спокойно поспать на дежурстве: он не сможет лечь, пока я не отзвонюсь, что добралась до родного дома.

– Юля, парик будешь надевать? – спросила Ольга Петровна.

Вчерашний, по-моему, надевать не следовало. Опознают еще. В своем обычном виде появляться тоже не стоит, раз я у них в черном списке. Значит, надену парик, специально купленный мною после того, как я стала регулярно появляться на экране и это начало мешать мне жить обычной жизнью.

– Юлька, у меня же тоже парик есть! – внезапно воскликнула Татьяна и рысью кинулась к полкам в левой части трехстворчатого шкафа, вывалила все с нижней полки и парик все-таки нашла. – Я же совсем про него забыла!

Татьяна объяснила, что, когда я еще училась в школе (а она уже ее окончила), была мода на парики и она тогда купила его за бешеные деньги. С тех пор парик валялся в шкафу.

– Он на тебя не налезет, – посмотрела я на Татьянину голову: у нее длинные волосы, она заплетает косу, а потом ее скручивает и закалывает на затылке заколкой.

– Это ты его наденешь, – объявила соседка. – И вообще я его тебе дарю. Пусть у тебя три будет. Следует менять имидж. Хотя бы время от времени. Чтоб никто не успевал запомнить, как ты выглядишь, в таких злачных местах, как то, куда мы направляемся сегодня. Тебе надо, чтобы тебя кто-то узнал?

– Штатные сотрудницы. Те, с которыми я вчера познакомилась. Они же прибалдеют, если я сегодня перед ними в третьем облике предстану.

– Им лично представишься. А другим тебя узнавать ни в коем случае нельзя. Так что нужно выглядеть так, как ты никогда не выглядела. Надевай.

И я надела. Изменилась до неузнаваемости – или мне так показалось. Парик был светло-русого цвета с легким серебристым отливом, волосы вились крупными локонами, сзади шея была закрыта, уши тоже, на лоб ниспадала завитая челка. Да меня родная мать ни за что не признала бы в таком виде. Хотя вчера я тоже на себя не была похожа, но, с другой стороны, в моем вчерашнем прикиде (несмотря на то, что я была блондинкой) все-таки что-то оставалось от меня самой (мне так казалось, по крайней мере). Я была яркой – «змеиная шкурка», блестящие сумочка и босоножки. Сегодня же я облачилась в коричневое, с коричневой, не бросающейся в глаза сумкой… Ничего яркого. Скромняга и совсем не стерва.

Выходя из подъезда, мы столкнулись с соседкой со второго этажа, поздоровались. Она ответила Татьяне, назвав по имени, а по мне просто мазнула взглядом и ничего не сказала.

– Анна Сергеевна, это я, Юля.

Нижняя челюсть Анны Сергеевны поползла вниз.

– Зачем ты это с собой сделала, деточка? – наконец произнесла она. – Ты постарела лет на десять. Юленька, сними ты эту дрянь немедленно. Она ж тебя старит. Куда это вы собрались?

– У Юли – редакционное задание, – почти шепотом пояснила Татьяна.

– А, ну тогда понятно, – многозначительно кивнула Анна Сергеевна, словно провожала Штирлица во вражеский тыл.

Мы с Татьяной поймали такси и прибыли к дверям клуба. Мне было интересно: как тут сегодня с посетителями? Больше или меньше после вчерашних событий? А ну как мест не окажется? Димон Петроградский предупреждал меня насчет субботнего вечера. Надо было раньше приехать. Ладно: попытка – не пытка.

На улице сегодня никто из охранников не стоял, но стоило нам подойти к дверям, как они распахнулись и на пороге появился крепкий молодец, оглядел нас внимательно и уточнил:

– Вы без мужчин, дамы?

– Мы лесбиянки, – отчеканила Татьяна. Я чуть не поперхнулась, но смолчала. Потом подумала: Татьяна выбрала правильную линию поведения. Как я сама сразу не додумалась?

– А, – кивнул парень, восприняв сообщение как само собой разумеющееся. – Проходите, пожалуйста.