Мы мило распрощались, и я связь отключила.

– Может, в милицию все-таки сообщить, где машину искать, – вдруг робко предложил дедок.

Значит, совесть все-таки мучает?

– Так что ж вы раньше-то не сказали? – повернулась я к нему. – Только что дежурный по городу звонил. Интересовался окружающей нас обстановкой.

– Какой дежурный? – промямлил дедок.

– Самый обычный.

Татьяна с заднего сиденья сказала, что незачем хорошим людям сводку портить, а преследователи получили по заслугам: нечего было за нами гнаться. Купание в холодной воде пойдет им только на пользу. Остудит их горячие головы. А сотрудникам органов слишком мало платят, чтобы они еще ночью в холодную Мойку ныряли. Дедок кивнул, соглашаясь.

У меня опять зазвонила трубка. На этот раз прорезался Сухоруков. Тоже интересовался местом пребывания, самочувствием, настроением и окружением. Я ответила, что у нас с Татьяной все прекрасно и мы отдыхаем. Вокруг нас обстановка спокойная.

– А это кто был? – уточнил дедок. – КГБ?

– Нет, отечественная коза ностра, – сообщила с заднего сиденья Татьяна. – Один из главных представителей в Санкт-Петербурге. Как приятно, когда о тебе беспокоятся и органы, и мафия.

Дедуля поперхнулся и странно посмотрел на меня, потом бросил косой взгляд на заднее сиденье. Алла сидела с непроницаемым лицом, Татьяна радостно улыбалась. Мне было любопытно, что о нас думает Алла.

А мой телефон начал раскаляться. Всех словно прорвало. Виктория Семеновна с какой-то пьянки. Она, как напьется, начинает названивать всем сотрудникам, чтобы дать ценные указания. Я кратко отчиталась о проделанной сегодня работе (в смысле о заснятых во всех ракурсах утопленниках, на вылавливании которых присутствовала лично) и заявила: продолжаю работу по реке Мойке и всему, валяющемуся на ее дне. Посему долго беседовать не могу. Главная сказала: «Действуй, Юля, но чтоб репортаж был в срок» – и отключилась. О встрече с Кириллом Александровичем я решила не упоминать. Подозреваю, он о ней тоже в холдинге не будет рассказывать. Кстати, а когда у нас появится очередная секретарша? И где он их берет? С такими-то запросами: не порочная, блондинка, с фигурой модели.

– Сейчас еще кто-нибудь из «Крестов» позвонит – и полный порядок, – подала голос с заднего сиденья Татьяна.

Дедок в очередной раз поперхнулся и заметил, что это ведь тюрьма и звонить оттуда никому не дадут.

– А кто спрашивать-то будет? – хмыкнула Татьяна. – Вы думаете, народ там не телефонизирован? Это раньше было сложно, пока сотовой связи еще не было, а теперь-то…

На заднем сиденье очнулась Алла и стала давать указания: мы приближались к нужному адресу. Татьяна вручила дедку тысячу рублей, доставив ему тем самым несказанную радость, он спросил, ждать нас или как, мы ответили, что не стоит, так как неизвестно, сколько мы тут пробудем. Дедок объявил, что съездит посмотреть, как там купальщики. Интересно ему. «И почему наш народ так любит на утопленников смотреть?» – поразилась я, правда, вслух ничего не сказала. Прошлым летом, когда я загорала на карьере, тоже вытянули одного алкаша, утонувшего у берега, там, где по колено. Весь пляж сбежался. Побросали еду, книжки, детей малых – все принеслись смотреть. Или это мне неинтересно, потому что столько раз доводилось с патологоанатомами общаться по месту их работы?

Вместе с молчащей Аллой зашли в подъезд. Она нажала на кнопку вызова лифта, потом странно посмотрела на нас с Татьяной в тусклом свете лампочки.

– Вам вообще что от меня надо? – спросила она.

– Адрес девочек и поговорить, – ответила Татьяна.

– А вы кто?

– Вопрос сложный, – вздохнула я.

Алла нажала на кнопку четвертого этажа, там вышла первой и повернула к двери, обитой черным дерматином. Вообще мы находились в старой части города, и лифт тут установили в новые времена, вероятнее всего, во время капремонта. Трудно сказать, по скольку комнат было в этих квартирах: предполагаю, их поделили минимум на две каждую, сделав входы с парадной лестницы (которой воспользовались мы) и черной. Но могли быть и другие варианты. Мне доводилось видеть много странных архитектурных решений, однако люди, получившие отдельные квартиры, радовались и им после пятнадцати (а то и больше) хозяек на одной коммунальной кухне.

Алла долго жала на кнопку (звонок был один, и никаких табличек, возвещающих о том, кому сколько раз звонить, не висело), но никто нам не открыл.

– Ушли, наверное, куда-то, – наконец пожала плечами она.

– А номер телефона помнишь? – спросила я, извлекая из сумочки трубку.

Она кивнула. Я набрала под ее диктовку. Трубку сняли почти сразу же. Мужчина. Я сунула трубку Алле.

– Можно Лизу или Катю? – спросила она.

– Нет их, – рявкнул мужчина и связь отключил.

Татьяна все это время стояла в весьма пикантной позе, прикладывая ухо к замочной скважине.

– Ничего не слышно, – сообщила она нам и странно посмотрела на Аллу.

– В квартире семь комнат, – сказала девушка. – Хозяева за границей. Это какие-то дальние Катькины родственники. Им выделили одну комнату для проживания – и чтоб за квартирой присматривали. Они еще гостиной пользуются. В особенности когда обе клиентов приводят. Остальные комнаты заперты. Телефон где-то далеко от входа. Мы могли не услышать отсюда, как он звонил.

– А этот звонок там слышали? – Татьяна показала на кнопку.

– Может, не захотели открывать.

– Черный ход есть? – подала голос я.

Алла кивнула.

– Веди, – приказала Татьяна.

Мы вышли на улицу, затем проследовали под арку, в которой дико воняло человечьей и кошачьей мочой, увидели мусорные баки, а потом услышали, как в этом дворе, погруженном во мрак, заводится машина. Не сговариваясь, мы все метнулись за баки и присели там. Фары осветили двор, но нас не ослепили, машина развернулась и уехала. Мы не могли сказать, сидел там кто-то, кроме водителя, или нет.

Мы подождали пару минут, прислушиваясь к звукам, но ничего не услышали. Несколько окон, выходящих сюда, светились, но, как правило, были занавешены. Это неудивительно: расстояние между частями дома небольшое, а никому не хочется демонстрировать свою жизнь соседям. Так что правильнее было сказать: между некоторых штор пробивался свет.

– Показывай, куда идти, – велела я Алле.

– Вон та дверь, – она кивнула.

Мы втроем подошли к неприметной и невзрачной двери черного хода, толкнули ее и стали подниматься по узкой лестнице. Тут лифт отсутствовал. На четвертом этаже Алла остановилась и кивнула на одну из двух дверей. Татьяна решила не звонить, а просто взялась за ручку. Дверь была заперта. Я же снова извлекла трубку и запустила повторный набор. Мы тут же услышали, как за стеной зазвонил телефон, но на этот раз трубку никто не снял. Я дала отбой – звонок прекратился.

– Хотите попасть в квартиру? – спросила Алла. Я опять подумала, что она какая-то заторможенная и ведет себя странно. Или ей все настолько по барабану? Деньги заплачены, трахаться не заставляют – прекрасно. По набережной погуляли, на машине покатались, еще и парней из преследовавшей нас машины утопили по ее просьбе.

– Хотим, – ответила Татьяна.

Алла невозмутимо извлекла из своей сумочки универсальную отмычку, которую мне доводилось видеть только во время процедуры изъятия, куда меня приглашали дружественные сотрудники органов (и где я по их просьбе выполняла роль понятой – а то ведь очень сложно найти граждан, горящих желанием выполнять свой гражданский долг, вот и берут журналистов за предоставление фактуры). Алла справилась довольно быстро, да и замок вроде бы не представлял никакой сложности – у меня позаковыристей.

Дверь распахнулась, Алла тут же нашарила выключатель на правой стене, щелкнула им, и мы поняли, что стоим на просторной кухне, площадью не менее тридцати метров. После наших с Татьяной шестиметровых (даже в ее четырехкомнатной квартире) эта показалась нам пределом мечтаний. По всей вероятности, раньше тут была коммунальная квартира, а до нее… Если не ошибаюсь, в этом районе у нас до революции селилось купечество.