Кате стало смешно.

– Что за шпионские страсти?! Какие подслушивающие устройства?!

– Это не шутка, – серьезным тоном заметил Нилов. – Представь на секундочку, что твой муж каким-то образом узнал про твои отношения со мной? Что бы он сделал?

Катя задумалась. Ей совсем не хотелось даже в мыслях представлять возможную реакцию Степана. Как собственник, он пришел бы в негодование, узнав, что кто-то еще пользуется его вещью. Собственнические инстинкты у Степана были сильно развиты. По изменяющемуся выражению лица Катерины Нилов понял, что она догадывается о том, что он имеет в виду.

Катя кивнула.

– Хорошо, Леша. Я сделаю то, о чем ты просишь.

Четверг, 6 апреля

Дверь открыл молодой человек вполне специфической наружности и поинтересовался, к кому она и ждут ли ее.

Подготовленная Ниловым Катя ответила, что к Вере и что не предупреждала, а просто оказалась в этом районе по делам и решила заглянуть к старой знакомой, с которой давно не виделась. Теперь кругом только карточные таксофоны, а она практически никогда с улицы не звонит, и поэтому карточку не покупает, так что не смогла предупредить. Ни одного автомата с жетонами в этом районе нет. Просто безобразие.

Молодой человек сообщил, что госпожа Картуш прилегла отдохнуть, но госпожа – как зовут госпожу? – Зайцева может пройти в последнюю комнату по коридору слева. Наверное, госпожа Картуш еще не заснула.

Госпожа Зайцева прошла. Вера Картуш села на кровати. Она уже давно прислушивалась к разговору в передней. Две женщины в удивлении уставились друг на друга. Они когда-то вместе занимались легкой атлетикой, ездили в спортивные лагеря и на сборы.

– Верка? Соцкая?

– Орешина, неужели ты?

– Не может быть.

– Как ты меня нашла?

Первые пятнадцать минут прошли в воспоминаниях о тренировках, соревнованиях, различных поездках и общих друзьях.

«А Катька мало изменилась», – думала Вера.

«Неужели это та самая Верка, с которой мы столько раз вместе были на сборах?» – проносилось в голове Катерины.

Гостья с трудом могла узнать в располневшей женщине с одутловатым лицом худенькую девочку, которую, казалось, ветер вот-вот сдует с беговой дорожки.

Они говорили о своем бывшем тренере, Николае Степановиче, по которому тайно страдали все девчонки. Он обожал ребятишек и свою работу, был настоящим детским тренером, отдававшим всего себя любимому делу. Он проводил с учениками гораздо больше времени, чем с собственными детьми, и учил не только быстро бегать, а пытался воспитать их личностями.

– Где-то сейчас Николай Степанович? – вздохнула Вера. – Жив ли еще? Сколько там ему годочков-то должно быть?

– К шестидесяти где-то, – ответила Катя. – Сборы и соревнования – самые светлые воспоминания моей жизни. Я часто думаю о том времени, когда мы еще учились в школе, а вечерами спешили на тренировки. И хотя часто было тяжеловато, в памяти осталось только хорошее: наша дружная секция, Николай Степанович, поездки в другие города, спортлагерь…

На глазах Веры выступили слезы.

– Мы тогда были такие беззаботные, – сказала она. – Молодые, счастливые, лелеявшие какие-то надежды, мечтавшие о красивой жизни…

Вера махнула рукой.

– Пойдем-ка выпьем за нашу встречу, – предложила она. – Так хочется поддать.

И тут Катя вспомнила, о чем ее предупреждал Нилов. От неожиданной встречи у нее словно память отшибло. Она совсем забыла, зачем пришла.

– Пойдем, только на кухню, – сказала она.

– Еще не хватало, – возразила Вера. – У меня пять комнат, а я тебя на кухне принимать буду.

– Пойдем, – настойчиво сказала Катя. – Я там тебе все объясню.

Катерина приложила палец к губам. У Веры округлились глаза: она ничего не понимала, но тем не менее первой направилась на кухню, указывая дорогу.

Катя включила воду чуть ли на полную мощность.

– Ты чего… – начала Вера и запнулась.

– Не исключено, что у тебя в квартире установлены подслушивающие устройства, – тихо сказала Катя, стоя рядом с раковиной. – Меня о них предупреждали, однако я совсем забыла об этом, увидев тебя. Но, пожалуй, мы ничего такого еще не сказали.

– Но я думала, что только в телефоне…

Вера удивленно смотрела на старую знакомую. Потом до нее медленно начало доходить, что Катька, по всей вероятности, появилась здесь не просто так. Она же, судя по ее реакции, совсем не ожидала встретиться с Верой…

– Кать, – обратилась она к гостье, – а зачем… Кто…

– Давай сядем, – предложила Катерина, пододвигая табуретку к раковине.

Вера последовала ее примеру.

– Да, признаюсь честно, я не ожидала увидеть тебя. Я не знала, что Вера Картуш – это Вера Соцкая. Меня… попросил зайти к тебе один человек. Насколько я поняла, по просьбе своего друга, с которым ты… встречалась. Вот письмо.

Катя открыла сумочку, порылась в ней и протянула конверт Вере. Та молча взяла его в руки, но не стала сразу же открывать, а продолжала слушать гостью.

– Ты должна прочитать то, что там написано, – Катя кивнула на конверт, – и разорвать листок на мелкие кусочки, а потом сжечь. Я дала слово, что прослежу за этим. Оно не должно попасть в чужие руки.

Вера открыла конверт, прочитала записку и разрыдалась горючими слезами. Катя вскочила с табуретки и прижала ее к себе, потом стала гладить по голове. Вера уткнулась ей в живот. Поток слез не прекращался.

– Катька, – наконец подняла на нее заплаканные глаза Вера, – сходи, пожалуйста, в гостиную. Вторая по коридору направо. Там початая бутылка «Столичной» стоит у телевизора. Принеси. Из серванта возьми рюмки. Сходишь, ладно?

Катя кивнула и отправилась в гостиную.

Просторная комната метров тридцати—тридцати пяти была обставлена кожаной мебелью. Все было очень дорогим и свидетельствовало о богатстве хозяев. Однако тонко чувствующей красоту Кате интерьер показался полнейшей безвкусицей. Огромный широкоэкранный телевизор стоял на специальной тумбе.

Рядом с телевизором стояла литровая бутылка «Столичной», опустошенная на треть. Катя взяла ее, достала из серванта, до отказа забитого хрусталем, две рюмки и вернулась на кухню.

Вера перечитывала письмо.

– Нашла? – спросила она у Кати и тут же увидела у нее в руках водку и рюмки. – Поставь на стол. А, нет, он далеко от раковины. Давай еще одну табуретку пододвинем.

Катя пододвинула табуретку и поставила на нее бутылку и рюмки.

– Пошукай чего-нибудь в холодильнике, – попросила Вера.

Катя достала баночку польских огурчиков, болгарский лечо, порезала хлеб, приготовила тарелки и вилки.

Вера тупо смотрела на лист бумаги.

– Давай закончим с этим письмом, – предложила Катя.

– Они сказали сжечь? – уточнила Вера.

– Да, – кивнула Катя, удивленная множественным числом местоимения.

Вера разорвала лист на мелкие кусочки, положила их на блюдце и поднесла спичку. Когда от обрывков бумаги осталась только зола, Вера поставила почерневшее блюдце в раковину.

– Разливай, – попросила она Катю.

– А запивка у тебя есть какая-нибудь? – спросила гостья.

Вера пожала плечами.

– Взгляни в холодильнике. Не знаю. Я пью так.

– Ты не знаешь, что стоит у тебя в холодильнике? – искренне удивилась Катя.

– А ты что, сама занимаешься хозяйством? У тебя нет домработницы? – также искренне удивилась Вера.

– Муж хотел нанять, но я отказалась. Я хочу быть хозяйкой в своем доме, – объяснила Катя. – А если не заниматься хозяйством, то что вообще делать? К тому же я люблю готовить.

Вера смотрела на нее так, словно Катя только что прилетела с Марса.

– Ты сама готовишь?! У тебя что, вообще нет прислуги?

– Нет, – покачала головой Катя.

– Да, они все вороватые, конечно, – заметила Вера. – Но мой так счета проверяет, что тут же ставит на место. У него не забалуешь. – Она горько усмехнулась. – А чем твой занимается?

– Металлом торгует. А твой?