Предвестником «дождя» было исчезновение командира «голубой» роты. Продолжение немедленно последовало. Появилась едучая комиссия под председательством страшного полковника Виноградова, забегали по ротам в»едливые майоры, начались ежевечерние воспитательные разборки. Мало того, убийство младшего лейтенанта, командира взвода. И — грязные анонимки, изготовленные, конечно, мстительным лжеКоролевым.
Подполковник свыкся с мыслью о неминуемом увольнении из армии по несоответствию. Но все же в нем жила микроскопическая надежда — обойдется, вкатят очередной выговорешник, самый распоследний, и этим ограничатся. Во всяком случае, именно так заканчивались прежние чрезвычайные происшествия.
Следующая «капля» подкосила эту надежду.
Не успел командир отряда переговорить с сотрудником московской уголовки — выпрыгнула новость, не менее страшная, нежели пропажа «капитана». Позвонили из районной больницы: рядовой Тетькин скончался, не приходя в сознание. Причина прежняя: отравление неизвестным ядом. Именно, ядом, а не протухшими селедками, которыми приходится кормить личный состав по причине разразившегося в России экономического кризиса.
Пришлось доложить Виноградову. Сразу о двух трупах. Взводного и дневального.
— Очередное ЧП, — неожиданно спокойно отреагировал полковник, но тут же «поправился». — А чего, спрашивается, можно ожидать от воинской части, которая не без вашей помощи превратилась в бардак… Впрочем, ошибаюсь: в бардаке — чистота и порядок, а в вашем отряде…
И пошло-поехало на добрые сорок минут.
Откуда только у начальства столько желчи, размышлял Парамонов, глядя на тонкую папку с почтой. Явно медицинская недоработка — военным врачам бы время от времени откачивать её. В целях сохранения драгоценного здоровья и командиров-начальников и их подчиненных.
— Что собираетесь предпринять? — устав от беготни по кабинету, осторожно опустился в командирское полукресло полковник. — Командир роты, за ним — взводный, теперь — солдат, дневальный по штабу. Не пора ли остановиться?
— Пора, — миролюбиво согласился командир отряда. — Начальник штаба уже разработал план мероприятий. Подключим особый отдел, попросим выслать из Окружного госпиталя компетентную комиссию, проинформируем милицию. — Сергей Дмитриевич привычно перечислял набившие оскомину «мероприятия». — Приказом по отряду назначу расследование.
Виноградов, внешне добродушно, кивал, на губах змеилась презрительная усмешка. Да и чего можно ожидать от так называемого командира полугражданского формирования, который начисто позабыл все требования Уставов и Наставлений? С кем приходится работать, кем командовать?
— Особый отдел подключить — правильное решение. Сообщать в милицию запрещаю — там пасутся журналисты, такие небылицы распишут — всем нам аукнется. Никаких госпитальных комиссий! Ни-ка-ких! — по слогам произнес полковник, аккомпанируя постукиваниями по столу. — Согласно моему приказу, вы должны иметь в части дознавателя. Для проведения, так сказать, первичного расследования. Надеюсь, выполнили?
— А как же! — подняв на заместителя начальника управления честнейшие глаза, браво отрапортовал Парамонов. На самом деле, получив тот приказ, велел подшить в дело, никаких дознавателей не назначать — зряшное мероприятие, ничего не дающее. Дескать, сидят в Управлении дребанные бездельники и от нечего делать выдумывают разную чепуху. — Дознавателем назначен прапорщик Толкунов. Знающий человек — юрист, бывший сотрудник уголовного розыска.
— Вот даже как? — удивился Виноградов. — Вызовите прапорщика — познакомлюсь…
— Вы с ним знакомы — Толкунов организовал ваше размещение и… ужин.
Упоминать про «ужин» опасно, памятливый полковник может припомнить бутылки с коньяком. Но Сергей Дмитриевич все же пошел на риск.
Получилось! Виноградов не вспомнил про бутылки с яркими наклейками, его охватил азарт первооткрывателя.
— Все равно вызовите. Лично проинструктирую.
Только тут Сергей Дмитриевич понял в какую грязную лужу окунулся. Не признаваться же, что «юристосыщик» откомандирован им в распоряжение московского гостя. Без соответствующей отметины в книге приказов и распоряжений.
— Извините, вызвать прапорщика сейчас не имею возможности — он уже начал расследование…
— Ну, если так, — разочарованно протянул Виноградов. Наверно, мало ему одного командира отряда, захотелось поиздеваться над свежим человеком. — Пусть трудится. Можете быть свободны, подполковник, занимайтесь своими делами и… проблемами. А я ещё прогуляюсь по ротам, погляжу, как исправляются отмеченные комиссией недостатки…
Милостиво разрешив командиру отряда использовать собственный его кабинет, полковник натянул на голову форменную фуражку, привычно проверил в центре ли лба находится кокарда и вышел в коридор. Дежурный по штабу сержант Егоров так заорал «смирно», что даже в окнах командирского кабинета жалобно задребезжали стекла.
Молодец, сержант, улыбнулся Парамонов, оглушил председателя комиссии, показал, на что способен личный состав отряда. Авось, одумается Виноградов, наскучит ему доставать офицеров, рванет в другой отряд! На свежатинку.
Сергей Дмитриевич открыл тумбочку стола, достал оттуда бутылку водки, в целях самоуспокоения отпил несколько глотков прямо из горлышка. Взбодрившись, придвинул папку с почтой.
Знать бы про очередную ядовитую пилюлю лежащую в коричневой папке с витиеватой надписью «На доклад», ни за что не открыл бы — перепасовал тому же Сомову, всезнающему заму по воспитательной работе. Нет, лучше — начальнику штаба, который опух от безделья и от систематических дней рождения и именин.
Поверх служебных бумаг — удлиненный белый конверт. Без обратного адреса. Печатными буквами — короткая надпись: лично подполковнику Парамонову… От «Королева»! Предыдущие послания сраного бандита были упакованы точно в такие же конверты.
Анонимка! За время службы в военно-строительных частях подполковник немало повидал таких, с позволения сказать, писем, относился к ним брезгливо и равнодушно, одновременно. Авторы вываливали на бумагу накопившуюся желчь и лепехи грази. Информировали о нарушителях воинской дисциплины, ворюгах-кладовщиках, обращали внимание командования на развратных офицеров, сообщали о подделанных накладных и квитанциях. Подписи — тоже однотипны. «Доброжелатель» или «Патриот».
Странно, но на этот раз привычной брезгливости не было. Тем более, равнодушия. Очередная угроза — уже не шуточки, Добято прав — придется принять рекомендуемые москвичем меры. Парамонов закрыл папку, положил на неё конверт, задумчиво заходил по кабинету, все время косясь на неприятное письмо. Он заранее знал его содержание: собирайся на кладбище, подполковник, готовь себе приличное надгробье.
Нет, с этим ужасом пора кончать!
Сергей Дмитриевич решительно надорвал конверт, достал из него узкую полоску бумаги. Одна строчка. «Ты приговорен к смерти. Готовься.» Вместо полписи — витиевато выписанная буква «К».
«Королев»?
Первое желание — сорвать с рычагов трубку и дозвониться до «голубой» роты. Вызвать к аппарату московского сыскаря и…
Парамонов протянул руку к трубке телефона и… отдернул её, будто обжегся. Попросить помощи? Ни за что! Он никогда не обращался и обращаться за помощью не станет! Не тот характер!
Да и угроза расправы — по детски наивна. ЛжеКоролев решил ещё раз поиздеваться над бывшим своим командиром, вывести его из состояния равновесия. Если бы он намеревался, на самом деле, пристрелить подполковника, к чему предупреждать его? Появится куда-то исчезнувший особист — показать ему анонимку, посоветоваться. Молча, равнодушно, без просьбы о защите. Фээсбэшнику по штату положено заниматься подобными делами.
Успокоившись, Сергей Дмитриевич вложил письмо в конверт, засунул его в нагрудный карман форменной тужурки, к пяти другим, полученным ранее. Будто похоронил.
Походил по кабинету.
Нет, успокаиваться слишком опасно. В записках — не простое желание поиздеваться, между строк просматривается решимость проклятого садиста привести «приговор» в исполнение. Как уже убиты солдат Тетькин и младший лейтенант Кустов.
