— Не подскажете, бабули, как мне разыскать избу тетки Евдокии? — вежливо осведомился сыщик.

Конечно, можно обойтись без расспросов — Иванушка так ярко прочертил дорогу к прапорщикову жилью — не ошибешься. Но расчет на словоохотливость соскучившихся в одиночестве старушек, вдруг они захотят посплетничать в адрес соседки, а в любой сплетне, даже самой бессмысленной, всегда можно отыскать полезный «самородок».

Сыщик не ошибся.

— Енто какая-растакая Евдокия? — высвободив из под платка сморщенное ухо, прошамкала одна из старушек, обращаясь не к незнакомцу — к товарке. — На нашей улице много их проживает. Евдокия Лагина, котора поит самогончиком солдатиков… Или, взять хотя бы Евдоху Поспевалову. Кажную ночку новый мужик ночует. Ни стыда у бабы, ни совести. — Мне нужна Евдокия, у которой квартирует прапорщик. — Так бы и говорил, так бы и спрашивал, — укоризненно закачала головой вторая старушенция. — Твоя Евдоха себя блюдет, ничего сказать не могу. Окромя квартиранта ни с кем не якшается… Да и то сказать — жизня одна, есть-пить надобно, а с её достатков кошку не накормить. Вот и приманила баба в свою постелю богатого мужичка. Он ей — разносолы, она ему… сам знаешь что, — бабка стыдливо отмахнулась высохшей ручкой, засмеялась, будто прокудахтала.

— Неужто у Евдокии никого нет? — усомнился Тарасик, присаживаясь рядом с бабками. — Родственники, дети — они ведь должны помочь…

— Сродственники, баешь? — негодующе зашамкала беззубым ртом первая старуха. — Нетути у Евдохи сродственников! Единственный сынок, Федька, сидит в узилище — изнасильничал девку… Болван безмозглый! Зачем насильничать, когда бабы сами вешаются на шею мужкам.

— Господи, как же не везет бедной женщине, — посочувствовал Добято. — Одна осталась на белом свете… И долго ещё сидеть сыну?

— По всем подсчетам — пять годков. А что ему не сидеть-то, когда голодная мамаша сама не ест и не пьет — отправляет бездельнику, прости меня Господи, колбаску с сырком да маслицем, деньги переводит, дуреха! Хоть бы ты присоветовал Евдохе взяться за ум. Тюрьма, она и есть тюрьма, а вот для Федьки — санаторий…

— Прям — санаторий! — воспротивилась вторая бабка. — На прошлой неделе навестил Евдоху освобожденный парень. От сына привез приветик. Дажеть глядеть на него страшно: худющий, кашляет кровью, ветром мужика качает. А ты баешь — санаторий!…

Все остальное Тарасику уже известно, а вот посещение освобожденного зека насторожило. Вполне возможно — не зек, и не освобожденный — посланец Гранда. Вроде, навестил мать дружана, привез ей сыновий поклон, на деле — инструкции босса. Что до кровохарканья и худобы — их организовать легче легкого, Добято не раз и не два, общаясь с криминальным миром, сталкивался и не с такими умельцами.

— И что, Федькин дружан осел в Медвежьей Пади? — с деланным сочувствием спросил он. — Воздух у вас — целительный…

— Куды там! Умотал в Сибирь, баял: там под Красноярском живут его родители… Кажись, поднадоело парню таежное житье, вот и заторопился. Автобусов у нас нетути, дак Евдоха упросила Борьку подбросить сыновьего дружка до района… Хотел было паря отказаться: пехом, дескать, быстрей доберусь — отсоветовали. Какие-сь бандюги об»явились. дажеть ахфмцера уволокли… Слыхал, небось?

Сменяя друг друга, старухи посвящали незнакомца в самые свежие медвежьепадьевские новости. Перемешанные, конечно, с фантастическими сплетнями. С такой энергией и заинтересовнностью — молодые позавидуют.

Добято рассеянно слушал бабок, думал о своем. Кажется, первый же день пребывания в отряде оказался для него на редкость результативным. Если так пойдет и дальше, защелкнет он на лапах маньяка милицейские браслеты.

Недавние мысли о возможности ухода на пенсию, под давлением удачно проведенного дня, расплылись в розовом тумане.

— Спасибо, бабушки, очень вы мне помогли… Значит, по проулку, в конце справа изба Евдокии, да?

— Правильна, милай, пусть Бог тебе поможет…

Правы старухи, до чего же они правы! Сейчас, как никогда раньше, неверующий сыщик нуждается в Божьей помощи. Ибо он, кажется, угодил в такую мясорубку, из которой непросто выбраться живым и невредимым. Все перемешалось: сожительница прапорщика, её двоюродная сестра, водитель Борька, сидящий на зоне сын Евдокии, его дружан, неожиданно появившийся в поселке и так же неожиданно исчезнувший.

Медленно, как-то торжественно, темнело. В домах зажглись окна, залаяли выпущенные на свободу дворняги. Осень — паршивое время года, Добято не просто не любит — ненавидит небо, покрытое сплошной завесой черных туч, моросящий дождик, обнаженные, сбросившие листву, деревья, длинные темные ночи.

Ему бы сейчас поужинать в тепле солдатской кашей, завалиться до рассвета на койку, но жизнь подталкивает в спину, заставляет идти к едва знакомой Евдокии, выслушивать её бредни, задавать хитрые вопросы. А что прикажете делать? Служба!

Заскорузлая привычка «не засвечиваться», интуитивная уверенность — его пасут заставляет сыщика шагать не посредине проулка — в тени высоких заборов. Конечно, это не совсем удобно — собаки страсть как не любят, когда к охраняемым ими участкам приближаются незнакомые люди, раздраженно лают, бросаются на заборы. Приходится мириться. Неожиданно Добято услышал шелестящие шаги. Слава Богу, опавшая с деревьев листва плотным слоем покрыла землю, неслышно пройти по ней невозможно. Не обращая внимание на усилившийся собачий брех, Тарасик застыл, плотно прижавшись к шершавым доскам.

Мимо него скользящей походкой прошел… солдатик Тетькин, вечный дневальный по штабу отряда. Выждав, когда он скроется в темноте, сыщик осторожно двинулся следом. Но сколько он не вглядывался в сгустившуюся тьму, сколько не прислушивался — ничего не заметил. Тетькин исчез. На подобии бесплотной тени отца Гамлета. Впрочем, чему удивляться? Иван мог отправиться в самоволку — свел знакомство с местной красоткой, вот и порешил полакомиться продажными её прелестями. Или его отправили к прапорщику — срочно понадобился врио заместитель командира отряда по тылу. Или послан кем-нибудь из офицеров к местной самогонщице.

Десятки вариантов и все — из области чистейшей фантазии.

Скорей всего, ко всем подозрительным лицам, которые крутятся в бескровной пока мясорубке, добавилось ещё одно — тощий дневальный по штабу. Невелика должность, но для «клопа» — довольно перспективная. Тетькин вращается среди штабников, командиров рот и взводов, приезжающх на разные совещания и летучки. Следовательно, он в курсе всех отрядных, и не только отрядных — ротных, новостей.

Мигом в голове выстроилась логическая цепочка очередной версии: Тетькин — Евдокия — Гранд. Между Евдокией и Убийцей — недостающее звено, которое предстоит ещё вычислить… Прапорщик? Отпадает. Во первых, глуп, во вторых, всегда на людях. Не побежит же за десятки километров с новостью в зубах?

На память пришел водитель Борька… Вот оно, возможное недостающее звено!

Отложив в память для будущего анализа пришедшую в голову, кажется, добротную и достоверную версию, Добято поспешил к избе Евдокии…

В избе Евдокии готовились ужинать. Постоялец возвратился со службы не только уставший, но чем-то встревоженный. Все понятно, решила заботливая хозяйка, военная служба — не гостинец, всякое бывает. Особо на хозяйственной должности разнесчастного Серафимушки. Наверно, бежал, торопился поужинать, отдохнуть, вот и отдышаться не может, хватает воздух на подобии вытащенной из воды рыбы.

Поспешно сбросил форменную куртку небрежно швырнул её на скамью, расстегнул портупею и уселся во главе чисто выскобленного стола. Вдумчиво изучает позавчерашнюю газету, доставленную из района Борисом, и косится на хозяйку. Дескать, почему не появляется перед ним дымящаяся картоха, не нарезана ветчина не ласкают глаза пупырчатые огурчики?

— Серафим Потапыч, сбросили бы сапожки, надели тапочки. Чай, ноги устали до онемелости, отдых им надо бы дать. Полежали бы малость — вон как дышите тяжело!