Добято иронически усмехнулся. Если его не подводит талант психолога, которым про себя он не уставал гордиться, за дверью переминается с ноги на ногу толстый хозяйственник.
— Открыто. Входите… товарищ прапорщик.
Получив разрешение, Толкунов перешагнул порог. Его не насторожило то, что московский представитель «узнал» его сквозь запертую дверь. Зато удивило другое. Он ожидал застать теперяшнее свое начальство либо спящим, либо балдеющим в теплой постели. А высокий гость не только не спит и не балдеет — одетый, умытый, выбритый разгуливает по комнате с сигаретой в зубах. Будто ещё не ложился — только собирается.
— Прапорщик Толкунов прибыл в ваше распоряжение! — браво отрапортовал Серафим, артистически вскинув к пилотке сжатую в кулак руку. В последний момент слипнувшиеся пальцы распрямились и, будто приклеились к нижнему краю головного убора. — Ожидаю ваших указаний, товарищ… простите, господин…
— Просто — Тарас Викторович, — благожелательно улыбнулся Добято. — Присаживайтесь… как вас по имени отчеству?
— Серафим Потапович, — снимая пилотку и осторожно присаживаясь на краешек табурета, стоящего возле двери, солидно отрекомендовался Толкунов. — Товарищ подполковник велел быть в вашем распоряжении.
Покуривая и по прежнему расхаживая по комнате, Добято сам себе удивлялся. Спрашивается, зачем ему понадобился этот, кажется, недалекий «помощник»? Носить вслед за ним портфель или снабжать продуктами питания? Пожалуй, на большее «опытный юрист» не способен.
Впрочем, есть причина — Толкунов, наверняка, свел знакомство с охотниками, лесниками, пчеловодами, короче с жителями близлежащих поселков и лесоучастков. При необходимости внедрит новое свое «начальство» в местное «общество». Это — немаловажный фактор.
И потом — использовать в качестве «топтуна»…
— Успокойтесь, Серафим Потапович, никакой я не высокий чин. Вам могу признаться: приехал расследовать исчезновение капитана Королева. Именно этим мы с вами и займемся. Уверен, офицер вовсе не убит и не сбежал — со дня на день появится, никаких сомнений. Поэтому, его поиски — обычная придумка, а на самом деле мне захотелось отдохнуть от столичной крутоверти, подышать лесными ароматами, поохотиться. Признаться, люблю охотиться!
На самом деле, Добято не просто не любил охоту — ненавидел её, считал завуалированной формой убийства, кровожадностью, унаследованной от далеких предков. Но те убивали животных с целью спастись от донимающего их голода, прикрыть в морозы наготу шкурами. А чего, спрашивается, сейчас не хватает хваленному гомо сапиенсу?
Но приходилось вживаться в образ азартного охотника.
Не переставая расхаживать по комнате, разглагольствуя по поводу предстоящих таежных удовольствий, Тарас Викторович незаметно следил за реакцией будущего «помощника». Верит он артистическим вывертам москвича или сомневается?
Кажется, верит.
— Что говорить, охота у нас знатная. К примеру, лесники возвращаются из тайги с полными ягдашами. Чего там только не нацеплено! Куропатки, фазаны, зайцы, еноты. Однажды, Васька Чудак мишку завалил. Говорит, с одного выстрела, да я ему не верю — известный хвастун…
Минут пятнадцать Толкунов вываливал перед столичным «охотником» связки таежных новостей и сплетен. Часть из них позаимствована у знакомых выпивох, основная масса принесена квартирной хозяйкой, она же — прапорщикова сопостельница. Удовлетворив в постели немалые мужские потребности постояльца, женщина безумолку трещала, выкладывая таежные небылицы.
Сыщик терпеливо слушал эти байки, во время вставлял подбадривающие словечки — типа «скажи, пожалуйста, а я-то думал.»,…»неужели так и произошло?»… «Ну, и молодец же вы!». Когда рассказчик упомянул о живущей в таежной глухомани «травяной колдунье», которая своими отварами да мазями прямо-таки вытаскивает больных людей из гроба, Добято остановился напротив прапорщика, недоверчиво спросил.
— Неужто и от рака спасает?
— Еще как! Километрах в ста от Голубого распадка с месяц тому назад стояли геологи, Врать не стану, что там они искали никому неизвестно. Ихний начальник — худющий, бледнющий — доживал последние денечки. Один рабочий из той партии мне рассказал: рак у мужика, хирурги от него отказались. Сводили «скелета» к Александре, получил он бутылку с вонючим отваром — порозовел, оправился…
— Навестим вашу «колдунью» в первую очередь, — твердо заявил Добято. — Может и меня вылечит от псориаза. Замучил, проклятый!
— Обязательно навестим!… Ведь Александра — квартирная хозяйка пропащего капитана…
Очередная новость! Во время вчерашней беседы Парамонов, выкладывая сведения, полученные от своего «юриста-сыщика», об этом ни словом не обмолвился. Специально или просто упустил?
— Еще один вопросик, — нерешительно помялся сыщик. — Как у вас связь с Хабаровском действует? Или обходитесь письмами?… Понимаете, у друга послезавтра день рождения, хочется поздравить…
— Никаких проблем, Тарас Викторович! — обрадовался Толкунов. Пусть мужик в гражданском обличьи, но его, похоже, уважают и подполковник и страшный полковник, вдруг при случае замолвит доброе словечко. — В заимке есть почта, у лесничего — радиостанция. Напрямую выходит на Хабаровск.
— Все-то вы знаете, Серафим Потапович! Чувствуется настоящий детектив! — похвалил сыщик. — Сегодня же дам телеграмму! А послезавтра выезжаем в Голубой распадок. Советую сменить военную форму… Надеюсь, у вас найдется одежонка, которая не привлекала бы особого внимания?
— Найду… Понятно, секрет! Правильно делаете, господин-товарищ. У нас бабы похожи на сорок, трещат с утра до вечера. И вот что интересно — все знают! К примеру, моя квартирная хозяйка Евдокия проведала о приезде комиссии, когда мы с командиром даже не догадывались…
Добято понимающе кивнул. Внешне — равнодушно, на самом деле заложил в память новое действующее лицо — всезнающую, болтливую сожительницу прапорщика…
15
Отпустив прапорщика готоиться к поезде в Голубую Падь, Добято направился к заимке.
Крепко жили староверы, основательно, с завистью подумал он, глядя на добротный бревенчатый забор, построенный на века, такие же мощные ворота. А уж когда вошел в калитку и перед ним раскинулся просторный, крытый двор, окруженный срубленными из толстенных стволов избушками — на душе сделалось покойно и радостно.
В распахнутых воротах просторной завозни виднелись два трактора, несколько грузовиков. В соседней конюшне вольготно разместились лошади. Молоденький парнишка на тачке вывозил навоз.
— Где у вас телеграф? — остановил его Тарас Викторович.
Конюх вытер стекающий со лба пот, недоумевающе захлопал белесыми ресницами. Будто его спросили не о примитивном учреждении связи — о космической пристани для инопланетян.
— Что нужно, паря? Нетути у нас телеграфа, не обзавелись… Ежели понадобилась почта — вон в той, крайней избушке. Тетка Настасья заведовает.
Что поп, то батька, весело подумал сыщик, провожая взглядом рано повзрослевшего пацана. Ему бы сидеть за партой, писать диктанты, а не убирать лошадинное дерьмо.
Посредине двора — два мужика. Оба кряжистые, широкоплечие, бородатые — настоящие таежники. Один с носом, похожим на багровый набалдашник, второй — с кустистыми бровями, под которыми прячутся озорные глаза. Будто по команде, мужики перестали разговаривать, уставились на незнакомца, разгуливающего по заимке.
Независимо помахивая сорванной веткой — не то отгоняя комаров, не то дирижируя одолевающими его мыслями, Тарас Викторович направился к указанной конюхом избушке.
Почта размещается в двух комнатах. Первая — «операционный зал» — разделена дощатой перегородкой на два помещения: для посетителей и для почтовиков. В открытую дверь, ведущую во вторую комнату, виден телетайп, за которым с вязанием в руках лениво позевывает толстая, немолодая телетайпистка. За окошечком, выпиленном в перегородке, сидит, разгадывая кроссворд, симпатичная, курносая молодуха.