Я обратил внимание, что ваш номер телефона есть в справочнике.

«И это несколько удивляет американцев, они спрашивают, почему, а я говорю, какой смысл иметь телефон, если твоего номера нет в справочнике. По-моему это очевидно, что если твоего номера нет в справочнике, значит, вы можете обмануть своих друзей! Если вы хотите расширить ваш горизонт, для этого нужен телефон».

Сделать себя доступным всем и вся, и честно, на протяжении всей жизни, говорить о своей сексуальности, хотя это всегда было нелегко — вы считаете себя смелым человеком?

«Нет, но что означает физическая храбрость. Нет, я не могу даже вообразить себя взбирающимся по отвесным скалам Анд или спускающимся по порогам Колорадо на резиновом плоту».

Но я считаю, что физическая храбрость куда легче, проще, особенно для тех, кто физически готов к таким вещам. Я считаю, что вы делаете гораздо более интересные вещи, потому что — это социальная смелость. Вы один из немногих в Британии, кто «вышел из тени» в то время, например.

«Да, это так. Тогда было множество открытых гомосексуалов, но мало заметных. И как вы ранее сказали, быть особенным в Англии, это значит критиковать других. Они ничего не хотят, они ударят тебя и пойдут дальше. Здесь немного по-другому. Разумеется, над вами будут смеяться, но здесь это снисходительная насмешка. Как-то раз на другой день я стоял на Третьей авеню, ко мне подошел черный джентльмен и сказал: «Ну, парень, разумеется сегодня ты получишь это все». Это БЫЛА насмешка, но снисходительная. Он не собирался меня бить. Я засмеялся, и он засмеялся, и пошел своей дорогой. В Англии люди подходят ко мне со злобными лицами и говорят: «Какого черта ты о себе возомнил»».

Я знаю, что некоторые люди возможно не «обнаруживают», что они гомосексуалы, точно так же, как гетеросексуалы не просыпаются вдруг с осознанием того, что они натуралы, но меня всегда интересовали поворотные точки в жизни людей, и я не могу не думать о двух моментах в вашей жизни — первое, когда вы поняли, что вы гомосексуал и, второе — когда вы решили, что вы должны сказать об этом миру.

«Ну, слово «гомосексуал» никогда не звучало в моем присутствии до тех пор, пока мне не исполнилось двадцать, и я даже не знал, что оно означает. В моей жизни не было великого поворотного момента, потому что я НИКОГДА не пытался притворяться, что я обычное человеческое существо. Позже настал день, когда я сообразил, что мужчины преследуют меня на улицах, но не было внезапного озарения — я не такой, как другие… Моим грехом было женоподобие, но с другой стороны это моя неспособность сдерживать желание добавить к моей сущности, то, о чем я говорю». [Квентин говорит это с явно не-маскулинным волнением, всплескивая руками, волосы у него тщательно уложены волосы, макияж].

«…Это было недопустимо в Англии. В Англии настоящие люди никогда не меняются. Не меняются даже выражения лиц».

Не могу решить, какое общество более искушенное, британское или американское. Что означает искушенность в вашей книге?

«Утонченность, искушенность — это способность контролировать свои реакции. Например, вы возвращаетесь за стол, и у вас не застегнута ширинка, и если я человек неискушенный, я покраснею, начну хихикать и, подталкивая всех исподтишка, говорить — скажите ему. Но если я человек искушенный, я скажу: «Между прочим, у вас молния расстегнута», — и все. Нью-йоркцы удивительно цивилизованы в этом смысле, но, разумеется, они не цивилизованы в том смысле, в каком англичане. У американцев нет причин НЕ говорить о чем-нибудь. Они заинтересованы друг в друге. Полиция, например. В Англии они ведут себя по-военному, хорошо одеты, подтянуты. Здесь они подпирают стены в пыльных ботинках, волосы свисают из-под фуражек, они ездят на машинах по тротуару вслед за мной, а если я на них смотрю, они просто пялятся в ответ. Я перехожу на другую сторону, и они спрашивают, как меня зовут, я отвечаю и спрашиваю: «Я, что, преступник?» А они отвечают: «Да, нет, просто хотели спросить, как прошло ваше новое шоу!» Ни один английский полисмен не подъедет на своей машине, чтобы спросить, как прошло мое шоу».

Раз уж мы заговорили об униформе, вас ведь пытались призвать в армию, верно?

«Они меня не взяли. Они сказали, что я страдаю половым извращением».

И что вы почувствовали, когда вам это сказали?

«Я подумал — «это звучит серьезно». Все-таки они были настоящими докторами».

Вы почувствовали себя отвергнутым или посчитали, что вам повезло?

«Я не почувствовал себя как-то уж особенно отвергнутым, потому что меня все время отвергали. Современным людям это сложно понять. Я не мог ходить в пабы, меня не желали обслуживать в ресторанах…».

Движение за права геев все изменило, и было сделано немало хорошего, но подчас мне кажется, что оно слишком сепаратистское.

«Меня поражают современные геи. Я думаю: «Что же еще им надо?» Я был прецедентом, но если сейчас я могу пойти куда угодно, значит, любой может. Теперь у геев есть права. При встречах с ними я говорю им, что «ни у кого нет никаких прав… если мы все получим то, что заслуживаем, нам придется умереть». Они не желают присоединяться к человеческой расе, отрезают себя от девяти десятых населения. Они хотят быть обособленными, но при этом равными».

Но мне казалось, что многие геи считают, что они должны что-то доказывать остальному обществу, и это провоцирует такую реакцию. Они хотят превзойти себя и сказать: «Посмотрите, я могу быть таким, какой я есть, и это естественно».

«Ну, гомосексуальность — НЕ ЕСТЕСТВЕННА, потому что у природы одно только желание — сохранить себя. Гомосексуальность — это не плохо и не хорошо. Все что я могу сказать: «Не беспокойся, хуже уже не будет»».

То, что вы говорите, возможно вызвано вашим эдвардианским воспитанием. Вы писали о недостатке любви и физического контакта. Вы хотите быть любимым?

«О да… Но потому что я никогда не превозносил то, о чем я думал, и не говорил о моем желании любви, я все-таки понял, что на самом деле я жаждал восхищения».

Энди Уорхол был таким же. Казалось, он существует ради восхищения и славы, чтобы получить компенсацию за свои отказы в жизни. Вы были с ним знакомы?

«Ну, если вы приходили на вечеринку и оказывались в углу комнаты, там непременно стоял мужчина средних лет возраста слегка болезненного вида и не произносящий ни слова, это был мистер Уорхол. Однажды я попытался заставить его сказать что-нибудь, но он продолжал молчать. На одной вечеринке я подошел и сказал: «Вы послали за мной, и я вот здесь». А он ответил: «Мы должны сфотографироваться вместе». Он это говорил абсолютно всем. Он был профессиональной знаменитостью, как мы уже ранее говорили».

Он оставался католиком, в то время как вы всегда производили на меня впечатление человека высоконравственного, или, по крайней мере, человека, который сам устанавливает для себя нравственные правила. Что вы думаете о религии? Христианство в наши дни, кажется, стало очень популярно.

«Однажды во время выступления я сказал, что разница между религией и философией в том, что религия предлагает тебе сладкую сказочку. А один человек из публики сказал, что в иудаизме этого нет, и это правда. Бог евреев ничего тебе не обещает. Ты не будешь вознагражден, ты просто будешь праведен. Не существует еврейского рая. И, как Чарлтон Хестон, вы можете сказать: «Так-то вот»».

Здесь поднимается ужасный шум по поводу богохульства. У американцев отказывает чувство юмора, когда речь заходит об Иисусе. Что вы о нем думаете?

«Религия Иисуса всегда была примиренческой. Даже когда два человека умирали у него на глазах, он сказал «вы будете со мной в раю». А что еще он мог сказать? Он умер очень быстро, должно быть у него было слабое здоровье. Он умер за три часа. Кирк Дуглас умирал три дня!».

Несмотря на сильно запоздалое признание и счастье, обретенное в новом доме, вокруг Квентина Криспа витает дух печали. Жестокие нападки Лондона приучили его оставаться в стороне, быть наблюдателем. Хранить молчание и, несмотря на доступность, отчужденность. Его позиция — не судить других, считает он, и даже не говорить с ними, пока они не заговорят с тобой первыми. Восьмидесятилетний наблюдатель, истинный аутсайдер, он получил великолепное писательское образование — но также он многим пожертвовал.