– Товарищ капитан, товарищ капитан! – забеспокоился младший. – Вам что, плохо?

– Оставь ты его, Садчиков, – проговорил капитан, силясь ослабить галстук. Бусина покатилась по полу. – Не видишь, больной... Оставь... Не нашего ума это дело...

Лисапед возвращается в свою избушку, где всего одна комната с печкой и советские киноартисты на стенах. Кошки мурчат и толкутся у него под ногами. Лисапед тыркается по избушке, не зная, что делать сперва – кормить кошек, топить печку, греть железный электрический чайник, и вдруг прислоняется лбом к стене, гладит старые бревна, как живых, бормочет свое и хлюпает носом, вытирает ладонью слезы.

Напившись чаю, Лисапед ложится спать. Избушка еще не протопилась как следует. Кошки склубочиваются рядом, греясь и грея человека. Лисапед укрывается тулупом и зябко натягивает его на плечи. Закрывает глаза и видит...

БЕЛЫЙ БЕРЕГ

ДВЕ ДЕВОЧКИ В ЗИМНЕЙ ОДЕЖДЕ,

ВЗЯВШИСЬ ЗА РУКИ,

УХОДЯТ ВГЛУБЬ

ПО СВИНЦОВОЙ ШТОРМЯЩЕЙ ВОДЕ.

Тихим солнечным днем... В конце августа. Со стороны шоссе в поселок Кораблево приходит парень, вроде туриста, и идет по улицам. За спиной у него рюкзак, в руке – узел, что-то замотанное в темную ткань.

– Это поселок Кораблево? А где улица Песочная? Ага, спасибо...

И дальше по песчаной дороге. Останавливается у забора, зовет.

– Это какой дом? Где дом пять по улице Песочной?

Тетка выходит на крыльцо, вкусно ест яблоко.

– Я говорю, где дом пять по улице Песочной? Там живет Амаранта Серова?

– Хватил! Амаранта! В мореходном училище она. Учится на капитана дальнего плавания. Всем нос утерла. Про нее даже заметка была в журнале «Меридиан». Читал?

– Нет... А Аня?

– Какая Аня?

– Не знаю. Которая дружила с Амарантой.

– А ты чей? Что-то я тебя не помню.

– Я в Пречистое иду. Проездом из Архангельской области. Монастырь восстанавливал, по подряду. Там у нас был один... просил передать привет...

– Привет, это что же... Это можно...

– А Аня? Была еще девочка... Летом жила по соседству, дачница, дружила с Амарантой. Он так и сказал – Аня и Амаранта. Две.

– Аня? Это не Леонтьевых? Если Леонтьевых, то знаю... Заграницей она. На скрипке больно хорошо играет.

Парень пожимает плечами огорченно.

– Жалко... Он просил очень. Проводить меня вышел и все говорил: «Только не обмани». Не послушник даже, а так... Кирпичи таскал на колокольню. Молчал всегда. Никто и голоса его не слышал. И вдруг со мной заговорил, когда узнал, что я в эти края...

Тетка тоже сочувственно пожимает плечами. Чего, мол, только не бывает на свете.

– Куда же мне ее теперь? – растерянно спрашивает парень.

– Кого?

– Да вот...

Парень ставит на стол круглое и закутанное в темное. Разматывает темную материю. Показывается клетка, в клетке – птица. Молчание. Тетка смотрит на птицу, оторопев.

– Так ведь синяя она...

– Ну да, в общем-то. Может, выпустить?

– Ты что говоришь-то? Куда ее, такую? Люди обидят.

– Себе оставить?

– А как же? Ей одной нельзя.

– Тоже верно. Себе возьму, значит. А там поглядим... На монастырь напишу – так, мол, и так. А то беспокоился он. Говорил, что давно птицу эту обещал... Так я пойду?

– С Богом. Яблок возьми в дорогу, погрызешь.

– Хорошо бы дойти до Пречистого раньше дождя...