— А ну, кыш, голуби! Вы уж ни времени, ни места не знаете! По лестнице Их Светлость поднимаются. Нам только дуэлей посреди спальни не хватало!
Мудрая кормилица тихо радовалась, когда заставала свою любимицу рядом с графом де Лоржем. Он единственный, по её строгому мнению, был не просто достоин внимания Регины — он заслуживал её любви. Рядом с ним её подопечная из одинокой, переломавшей крылья дикой птицы превращалась в умиротворённую, тихую и нежную женщину. Словно Филипп был уютным тёплым огоньком, освещающим и согревающим тёмные глубины её души.
Раздосадованный возглас, повторенный на два голоса, к счастью, не был услышан Майенном, и когда герцог вошел в комнату, Регина вертелась у зеркала, а Филипп с видом знатока поправлял плащ на её плечах. Шарль по достоинству оценил оригинальный наряд графини, но при этом выражение его лица было настолько загадочным, что Регина заранее приготовилась к подвоху.
Когда вся троица вышла на крыльцо, девушка ахнула: разгадка стояла во дворе. Майенн преподнес графине по случаю первой в её жизни королевской охоты воистину роскошный подарок — сверкающе-вороного, без единого белого волоска, тонконогого андалузского жеребца. Де Лорж побледнел от бешенства, зато герцог сиял, как стекло в канаве.
Но Регина уже забыла про них обоих: её вниманием всецело завладел конь. В немом восторге она ходила вокруг него, время от времени дотрагиваясь кончиками пальцев до лоснящегося крупа, потом, осмелев, обняла его за шею и прижалась щекой к лошадиной морде, блаженно зажмурив глаза. Жеребец, минуту назад покусавший и разогнавший половину слуг, сейчас стоял, присмирев и тихо всхрапывая, словно понимая, для кого был предназначен. Регина шумно вздохнула, запечатлела звонкий поцелуй на бархатистом лошадином носу и объявила:
— Я буду звать его… Шарбон!
— Но, дорогая графиня, его зовут Чёрная Гроза… — попытался возразить Майенн, за что едва не попал в опалу.
— Я так понимаю, что он теперь мой? Следовательно, я могу звать его как мне заблагорассудиться. Хочу, чтоб был Шарбон!
Конец этому спору положил сам скакун. Он положил тяжёлую голову на плечо хозяйки, всем видом подтверждая её абсолютную власть над собой. Майенн пожал плечами и сдался.
Генрих III готовился к охоте и пребывал в добродушном расположении духа, когда его любимец шут г-н Шико в своей обычной манере заявил о том, что к Его Величеству с безотлагательным делом пожаловал канцлер королевы. Генрих скривился:
— И почему матушка, уезжая к своему дражайшему зятю Анрио, не могла прихватить с собой и этого паука?
— Потому что в Лувре всегда должен быть паук, который охотиться за мухами, — вкрадчиво шепнул шут.
— И кто же у нас тут в последнее время так разлетался, что понадобилась паутина с печатью короля?
— Большая жирная муха по имени Генрих Гиз, ещё одна тощая муха в кардинальской мантии, чёрная бабочка-могильщица с улицы Де Шом. И прелестный глупенький мотылёк, заигравшийся слишком близко от паутины.
Король изумлённо приподнял бровь и с интересом посмотрел на своего шута:
— Этак ты, мой дорогой дурак, скоро переплюнешь Ронсара. И как я раньше не заметил сходства герцогини Монпасье с этим мерзким насекомым! А вот наша ослепительная графиня не такая уж и глупенькая. Я так понимаю, ты ей симпатизируешь?
Шико дурашливо поклонился:
— В последнее время при дворе стало модным восхищаться графиней де Ренель.
— Что, настолько модным, что это коснулось даже моего дурака?
— О, мой король, что уж говорить про меня, дурака, если эта мода задела даже герцога Анжуйского!
— Что-то меня начинает раздражать эта слабость нашей семьи по отношению к семье Клермонов, — король в раздражении даже пнул свою любимую собаку, вертевшуюся под ногами в предвкушении охоты.
— Ты, король, будешь удивлён, но канцлера это тоже не радует.
— Ха! Что ж, раз мнение канцлера совпадает с мнением дурака, думаю, его будет интересно послушать, — фыркнул Генрих, — ладно, пусть войдёт. Только предупреди его, что у меня мало времени, так что пусть говорит коротко и по делу, а не растекается мыслью по древу, как любит королева-мать.
Когда вошёл Рене де Бираг, Генрих уже догадывался, о чём пойдёт речь:
— Полагаю, канцлер, вы хотите поговорить со мной о королевских аппетитах отродья Уго Амбуаза? Пока старший брат кувыркается в постели королевы Наваррской, младшая сестрица протаптывает дорожку к постели нашего Франсуа. Ну что ж, сколько я помню, вокруг нашего вертопраха всегда крутились женщины, — и ядовито добавил — И гугеноты.
— Но раньше эти женщины не относились к окружению Гизов. А Ваше Величество не настораживает тот факт, что эта добродетельная красавица очень быстро сменила сферу своих интересов? Из трепетной лани — невесты графа де Лоржа — она сначала превращается в подругу короля Наваррского, а затем освобождает для себя место фаворитки герцога.
— А что именно в этой ситуации настораживает вас, канцлер? Девица повзрослела, похотливая порода Бюсси дала о себе знать, так что же удивительного в том, что графиня пустилась во все тяжкие, пошла, так сказать, по рукам?
— Настораживает то, что эти самые руки очень тщательно подобраны. И подобраны не без участия герцогини де Монпасье.
— У нашего брата она будет далеко не первой и не последней фавориткой.
— Да, но кем были прежние? Вряд ли среди них были потомки Уго Амбуаза и Робера де Клермона. И не забывайте о Гизах, стоящих за её спиной.
— Ну и что вы мне предлагаете? Обвинить графиню в государственной измене и отрубить голову на Монфоконе? Или назвать её ведьмой и отдать в руки Церкви? Чтобы окончательно настроить против себя всех этих спесивых герцогов и графов? И стать посмешищем для всей Европы — король, испугавшийся восемнадцатилетней девчонки!
— Голову рубить не надо. По крайней мере, графине. Ведь её внезапное увлечение Его Светлостью герцогом Анжуйским нам на руку.
— Это что-то новенькое!
— За графиней легче следить, нежели за Гизами. И, в отличие от них, у неё есть слабое место — Бюсси. Страх за него сильнее всех её дружеских чувств к герцогине Монпасье. Стоит только намекнуть на арест графа, и она сдаст с потрохами все секреты и интриги кардинала Лотарингского. Гизы могут плести свои заговоры хоть до скончания века, но в случае явной опасности вы сможете взять в оборот юную графиню. И она будет у вас на коротком поводке.
Король задумчиво молчал.
— Пусть пока это осиное гнездо чувствует себя в полной безопасности. Им совершенно ни к чему знать, кто в конце концов продиктует свои условия.
— Всё не так просто, господин канцлер, как думает моя мать. Потому что эта юная бестия, которую вы любите представлять наивной дурочкой, декоративным украшением особняка Гизов, на самом деле гораздо умнее своего брата. И, возможно, даже вас. Младший Гиз ползает у её ног. А теперь, по вашим же словам, к нему готов присоединиться и наш брат. И пока Бюсси в отъезде, у Франсуа есть все шансы заполучить себе графиню. К тому же, насколько я знаю великолепного Бюсси, он наделает ради прекрасных женских глаз — и не суть важно, если это будут глаза его родной сестры — таких глупостей, что мы будем их разгребать долго и упорно. Бюсси надо было убирать, когда я об этом только заговорил, но королева-мать, Марго и герцог Анжуйский встали на его защиту. И что теперь? Вы не боитесь, канцлер, что ваше оружие может повернуться против вас? С Бюсси станется вызвать на дуэль из-за графини де Ренель кого угодно. Давать Гизам такой шанс — непростительная глупость! Я не хочу, чтобы тех, кого не убьёт шпагой Бюсси, отравила герцогиня Монпасье. Мне не нужны распри ещё и в Париже.
— Но Ваше Величество, это нельзя пускать на самотёк! Герцог Анжуйский ради власти вступал в союз даже с гугенотами, что удержит его от объединения с Гизами? Тем более если эту идею ему нашепчут звёздной ночью нежные губы графини де Ренель?
Генрих внимательно посмотрел на канцлера и загадочно улыбнулся. И от этой улыбки канцлеру стало не по себе.
