Я сидел в постели с конспектом по грамматике немецкого языка. Бабетта лежала на боку, уставившись на часы-приемник, и слушала звонки радиослушателей в эфир. Позвонила женщина: – В семьдесят седьмом году я посмотрела в зеркало и увидела, в кого начала превращаться. Я то ли не могла, то ли не хотела вставать с постели. На периферии моего поля зрения двигались какие-то фигуры – вроде как бегали, суетились. Мне часто звонили с ракетной базы – стартовой площадки «Першингов». Нужно было поговорить с кем-то, у которого тоже такое бывало. Записаться на программу помощи, в какую-нибудь организацию.

Я перегнулся через жену и выключил радио. Бабетта продолжала смотреть прямо перед собой. Я нежно поцеловал ее в макушку.

– Марри говорит, что твои волосы имеют большое значение.

На лице у нее появилась бледная, бессильная улыбка. Я отложил конспект и осторожно повернул ее на спину, чтобы она смотрела в потолок.

– Нам пора серьезно поговорить. Мы оба это знаем. Ты расскажешь мне о диларе. Если не ради меня, то ради своей маленькой дочки. Она переживает и очень сильно. Да и деваться тебе уже некуда. Мы приперли тебя к стенке. Мы с Денизой. Я нашел спрятанный пузырек, взял одну таблетку и отдал ее на анализ специалисту. Эти белые кругляши сработаны превосходно. Лазерная технология, новейшие синтетические материалы. Дилар – почти такое же хитроумное изобретение, как микроорганизмы, которые вдруг сожрали вздымающееся облако. Кто поверил бы, что бывает маленькая белая пилюля, которая работает, как эффективный и безопасный нагнетательный насос, снабжает организм лекарством и вдобавок самоуничтожается? Меня поражает красота этого устройства. Мы знаем кое-что еще, и против этого у тебя аргументов не найдется. Мы знаем, что дилара нет в свободной продаже. Уже поэтому мы вправе требовать объяснений. По существу, тебе почти нечего сказать. Расскажи только, что это за лекарство. Как тебе хорошо известно, донимать людей – не в моем характере. Но Дениза сделана совсем из другого теста. Я всячески стараюсь ее удержать. Если ты не расскажешь, я введу в бой твою маленькую дочку. Дениза сразу выложит тебе все, что у нее накипело. Она не станет понапрасну бередить твою вину. Дениза предпочитает лобовую атаку. Она загонит тебя в угол, и ты расколешься. Ты же знаешь, что я прав, Бабетта.

Прошло минут пять. Бабетта лежала, уставившись в потолок.

– Давай только я расскажу все так, как считаю нужным, – сказала она вполголоса.

– Хочешь ликера?

– Нет, спасибо.

– Не торопись, – сказал я. – У нас вся ночь впереди. Если тебе что-то захочется или понадобится, только скажи. Просто попроси, и все. Я буду рядом, сколько нужно.

Прошла еще минута.

– Я точно не помню, когда это началось. Может, года полтора назад. Мне показалось, что я вступила в новую стадию, прошла некий поворотный раздел своей жизни.

– Поворотный пункт, – сказал я. – Или водораздел.

– Начался некий период стабильности. Так мне казалось. Зрелые годы. В общем, что-то вроде этого. Я думала, состояние пройдет, и можно будет обо всем позабыть. Но оно не прошло. Мне стало казаться, что этого не произойдет никогда.

– Какое состояние?

– Это пока к делу не относится.

– В последнее время ты какая-то подавленная. Такой я тебя еще никогда не видел. В этом ведь и состоит главное достоинство Бабетты. Она оптимистка. Никогда не унывает и не жалуется на судьбу.

– Дай мне все рассказать, Джек.

– Хорошо.

– Ты меня знаешь. Я считаю, что все можно исправить. При наличии верного подхода и надлежащих усилий человек может изменить неприятную ситуацию, разложив ее на простейшие части. Можно составлять списки, придумывать категории, строить диаграммы и графики. Именно так мне удается обучить своих учеников стоять, сидеть и ходить, хоть я и знаю, ты считаешь эти дисциплины слишком тривиальными, расплывчатыми и обобщенными, чтобы разлагать их на компоненты. Я не очень изобретательна, зато умею разбивать вещи на категории, сортировать и классифицировать. Мы можем подвергать анализу осанку, можем – прием пищи, питье и даже дыхание. На мой взгляд, иначе мир не постигнешь.

– Я здесь, рядом, – сказал я. – Если тебе что-то захочется или понадобится, только скажи.

– Когда стало ясно, что состояние не проходит, я решила получше разобраться в нем, разложив его на части. Сначала нужно было выяснить, имеются ли в нем эти компоненты вообще. Я ходила в библиотеки и книжные магазины, читала простые и специальные журналы, смотрела кабельное телевидение, составляла списки и диаграммы, строила цветные графики, звонила авторам специальных статей и ученым, разговаривала с сикхским праведником в Айрон-Сити и даже изучала оккультные науки, пряча книжки на чердаке, чтобы вы с Денизой не нашли их и не стали выяснять, в чем дело.

– И все это без моего ведома. Главное достоинство Бабетты – в том, что она говорит со мной, откровенничает, ничего не скрывает.

– Эта история не о твоем недовольстве. Эта история – о моей боли и попытках с ней покончить.

– Я приготовлю горячий шоколад. Хочешь?

– Постой. Тут ключевой момент. Вся эта бурная деятельность – эти изыскания, научные занятия и попытки сохранить все в тайне – ни к чему не привели. Состояние не исчезало. Оно угрожало моей жизни, не давало мне покоя. И вот однажды, когда я читала мистеру Тридуэллу «Нэшнл игзэминер», на глаза мне попалось одно объявление. Его точный текст к делу не относится. Требовались добровольцы для секретных исследований. Остальное тебе знать не обязательно.

– А я-то думал, это мои бывшие жены склонны хитрить. Милые обманщицы. Экзальтированные, широкоскулые, говорят с придыханием, да еще на двух языках.

– Я пришла по объявлению, и со мной побеседовал представитель небольшой фирмы, занимающейся психобиологическими исследованиями. Знаешь, что это такое?

– Нет.

– А знаешь, как сложно устроен человеческий мозг?

– Имею некоторое представление.

– Нет, не имеешь. Назовем компанию «Грей Рисерч», хотя это не настоящее название. Назовем их представителя «мистер Грей». Мистер Грей – собирательный образ. В общей сложности я общалась с тремя или четырьмя представителями фирмы, если не больше.

– Это такое невысокое длинное здание из светлого кирпича, окруженное электрифицированной оградой и низким кустарником.

– Их главного офиса я ни разу не видела. Почему – к делу не относится. Суть в том, что я проходила тест за тестом. Психологические, на эмоциональную устойчивость, на моторную реакцию, на мозговую деятельность. Потом мистер Грей сказал, что осталось трое финалистов и я – одна из них.

– Финалистов чего?

– Над нами должны были ставить опыты при разработке чудо-препарата, экспериментального и сверхсекретного, под кодовым названием «дилар». Над созданием средства мистер Грей трудился много лет. Он обнаружил в человеческом мозге рецептор дилара, и уже завершал работу над самой таблеткой. Но при этом он говорил, что опыты над людьми чреваты опасностями. Я могу умереть. Могу выжить, но может умереть мой мозг. Левое полушарие мозга может отмереть, а правое – остаться целым и невредимым. В результате левая сторона моего тела не пострадала бы, а правая – омертвела. Все это сулило мрачные перспективы. Я не смогла бы ходить вперед – только вбок. Я разучилась бы отличать слова от вещей, и если бы кто-нибудь сказал «летит пуля», я грохнулась бы на пол и поползла в укрытие. Мистер Грей хотел, чтобы я сознавала, чем рискую. Мне следовало подписать документы об освобождении фирмы от ответственности и другие бумаги. У фирмы имелись свои адвокаты, священники.

– Они развязали себе руки, а отдуваться тебе, подопытному кролику.

– Нет, это не так. Мне сказали, что все это очень рискованно – в правовом, нравственном и прочих смыслах. Они начали разрабатывать компьютерные модели молекул и мозга. Но этого мне было мало. Я уже зашла слишком далеко, подошла очень близко. Постарайся понять, что произошло потом. Если уж я решила рассказать тебе обо всем, мне придется упомянуть и об этом грязном уголке души человеческой. Ты же сам говоришь, что Бабетта откровенничает и ничего не скрывает.