— Именно так нам и говорили, — подтвердил мейстер Юлиус.
— Еще бы. Да, вас непременно наймут в Милане. Либо сам папа, либо миланцы; или вас пошлют прямо в Неаполь, на помощь королю Ферранте, если, конечно, вы согласитесь. Кстати, будьте осторожнее по дороге, тут полно сторонников французов, которые направляются в Мантую. Постарайтесь не пересекаться с ними, если получится.
Добрый совет, только ему непросто было следовать на такой высоте, где снег падал крупными хлопьями, словно шерсть при ворсовании, и уже почти засыпал протоптанные дороги. Лошади опускали головы, а у людей мерзли щеки, там, где заканчивалась борода, а когда они сморкались, то пальцы прилипали к забралу шлема. Так что если в этой окружающей белизне на дороге оказывался хоть кто-то еще, то отряды соединялись, не выбирая попутчиков, поскольку сообща было безопаснее.
К тому времени, когда многоязычная кавалькада достигла наконец монастыря, основанного святым Бернардом, то даже англичане смягчились, и ели и пили вместе со всеми в дымном тепле трапезной, и позволили своим лакеям отзываться, когда Клаас испробовал на них свой английский, полученный от Джона Бонкля. Наутро Асторре поднялся до зари, снаряжая караван для второй, самой трудной части путешествия. Обвязывать груз поручили Клаасу, которого пришлось ради этого вытащить из веселой компании, собравшейся на монастырском дворе, где он чинил монахам водяной насос.
Благословение, полученное Клаасом от приора, Асторре счел чересчур пышным, но решил, что, возможно, хотя бы это поможет юнцу удержаться в седле, пока они не перевалят через горы. Хотя, конечно, этот недоумок делал успехи. Прислушиваясь к болтовне у себя за спиной, Асторре отметил, что в большинстве своем наемники уже перестали потешаться над бывшим подмастерьем, хотя парочка грубиянов по-прежнему не упускала случая сыграть нал ним злую шутку.
Капитан, менее опытный, нежели Асторре, попытался бы остановить их, чтобы не доводить дело до переломанных рук или ног, но такая тактика никогда не приносила успеха. Солдат раздражали любимчики командира, и они принимались избивать их втихую, так что Клаас сам должен был поскорее научиться постоять за себя. Что он и делал. А их путешествие будто нарочно самим дьяволом было придумано, чтобы вымотать даже самых опытных путешественников, не говоря уж о сумасбродных юнцах, склонных к глупым проказам.
Асторре даже поделился своими мыслями с Тобиасом, который, как прежний спутник Лионетто, до сих пор находился у него под сенью самых темных подозрений. Однако со временем Асторре, к вящему своему удивлению, обнаружил, что этот лекарь крепкий парень, и вполне ему по душе. И такой резкий на язык, что мог подстегнуть лентяев не хуже Томаса. На самом деле, Томас оказался для Асторре немалой проблемой: ему пришлось долго убеждать своего помощника, что отряду и впрямь отныне необходимы четыре командира вместо двух, ибо с меньшим числом им просто не справиться.
Для отряда с честолюбивыми устремлениями необходим человек, который будет составлять контракты, писать письма, вести учетность, а времени у них слишком мало, чтобы по полдня обыскивать город в поисках стряпчего или пользоваться услугами человека, предоставленного будущим нанимателем, который непременно попытается их надуть. То же самое и насчет лекаря. Хорошие бойцы остаются там, где есть хороший хирург. Первоклассная еда, оплата и лечение — вот что удерживает наемников. А также командир, который хорошо знает свое дело, не рискует по-глупому, умеет найти богатую добычу и делит ее по-честному.
До сих пор, он готов был признать, отряду недоставало организованности. Во-первых, они редко выступали дважды в одном и том же составе. Контрактные наемники отвечали на призыв, но далеко не все. Некоторые успевали погибнуть. Другие — сбивались в шайки и грабили на большой дороге, чтобы на всю зиму обеспечить себе еду, выпивку и девочек, а также оружие. Сам Асторре не раз попадал в такие засады и замечал знакомые лица, которые тут же убирались с дороги, когда видели, с кем столкнулись. Многих из них ловили и вешали еще до наступления весны.
И наконец, третьи успевали найти другого капитана, который платил больше или имел лучшую репутацию; а были и такие, кто принимал деньги от противника, чтобы не приходить на сбор.
Самые удачливые отряды, — по-настоящему крупные, с репутацией, которые сами назначали себе цену в большой войне, — у таких отрядов была собственная канцелярия, как у какого-нибудь вельможи, а также Совет и казначей, и пособия для ветеранов, и все такое прочее, словно в маленьком государстве. Сильная сторона таких отрядов была еще и в том, что они всегда оставались вместе. Люди знали друг друга, и порой вообще не расходились по домам, но оставались на оплаченных зимних квартирах даже после окончания военных действий, и были готовы начать все заново на следующий год.
Вот к чему стремился Асторре. Он был незнатного происхождения, а потому из него едва ли вышел бы второй Хоквуд или Карманьола. Он не рассчитывал, что когда-нибудь его станут обхаживать монархи, но при поддержке Марианны де Шаретти он мог бы обратить на себя внимание. Герцогские полководцы будут спрашивать его совета. Он станет известен не просто как хороший наемник с маленьким надежным отрядом Его будут приглашать для важной осады или крупной битвы. Люди будут стремиться под его знамена, и у него появятся деньги, чтобы платить им. И наконец, возможно, какой-нибудь владыка откупит отряд у вдовы, и у них появится постоянный дом. Такие люди могли быть весьма щедрыми. Он знавал капитанов, которые получали в уплату целые города и затем удерживали их за собой. Об этом мечтал Асторре. И Лионетто также мечтал об этом. Но Асторре первым получит и людей, и деньги, и поддержку, и победы. Впервые за все время это казалось возможным. И пусть лучше Лионетто не встает у него на пути, или он раздавит его.
Конечно, во время больших военных кампаний жизнь нелегка Ни жен, ни дома… Или их несколько в каждом городе, как у моряка. Но маркитантки — да, это возможно. Они появятся непременно, когда к нему присоединятся наемники из Фландрии, Швейцарии и Бургундии. Женщины, которые будут готовить, стирать и доставлять радость мужчинам. Порой он сам с удовольствием вспоминал о тех временах, когда был простым солдатом, рядом были надежные товарищи, и никаких забот, кроме как придумать прозвище похуже для старого ублюдка, который вел их в бой.
Но он тут же вспоминал, как это приятно, когда ты первый, и никто не в силах тебя остановить. Приятно, конечно, не тогда, когда приходится переходить Альпы во время снежной бури, и слезы текут из сощуренных глаз. Сейчас дорога сделалась такой узкой, что они шли, вытянувшись в цепочку между нависающих заснеженных скал, а впереди высились обледеневшие горные громады, и его лошади это очень не нравилось. Асторре как раз силился совладать с ней, когда вдруг заметил, что лекарь Тобиас пытается привлечь его внимание. Асторре натянул поводья и обернулся, чтобы понять, куда указывает лекарь.
За припорошенными снегом покачивающимися шлемами и смутными очертаниями вьючных лошадей тянулось бесконечное нетронутое белое пространство, а вдалеке — лошадь, оставшаяся без всадника. Еще чуть дальше — яма в снегу, и едва угадывающаяся человеческая фигура.
— Кто? — рявкнул Асторре. Придется останавливаться. Если оставить беднягу в снегу, он погибнет. По его знаку, караван замедлил шаг, а затем всадники столпились за спиной командира. Он окинул их взглядом, отметив, что все его помощники на месте, а также Клаас и даже негр Лоппе. Стало быть, кто-то из солдат, будь он проклят.
Лекарь подал голос:
— Похоже, он расшибся. Я вернусь, если вы сможете меня обойти. Нет, стойте. Там, за ним, еще один отряд. Они его подберут.
Юлиус выехал вперед.
— Если только не перережут ему горло, чтобы забрать доспехи.
— У него нет доспехов. Это брат Жиль, любимый монах капитана Асторре, — отозвался подмастерье Клаас. Даже сейчас на его обветренном лице играла улыбка; шапка была присыпана белым снегом, словно у янычара. — По-моему, это ланкастерцы, англичане. Они ему ничего плохого не сделают. Но я лучше вернусь, чтобы убедиться, они это или нет. — И, ударив пятками лошадь, он развернул ее к ближайшему возвышению.
