— Вообще-то, их родовое имя — Сент-Пол, — уточнил Тоби.

— Клаас ван дер Пул — промолвил Грегорио. — Ну, конечно. Несомненное упрямство. Он не желал отказываться от этого имени. Теперь я понимаю.

Для Юлиуса значение имело лишь одно:

— Так что сказала демуазель?

Тоби долго не отвечал. Когда же, наконец, он заговорил, то голос его звучал резко и по-деловому:

— Она велела мне рассказать вам все о Николасе. Также попросить вас больше никому не говорить об этом. Еще предупредить, что Саймон, скорее всего, будет мстить и дальше. И мы должны знать, что работать на компанию Шаретти может быть опасно. И, наконец, передать вам, что она верит в Николаса. В его преданность. Но нам самим предстоит решить, готовы ли мы сделаться его надсмотрщиками, дабы держать в узде этот слишком живой ум. Надсмотрщики — это ее слово.

Лекарь помолчал, а затем продолжил:

— Она также сказала, что венецианец Пьеро Зорзи устраивает сегодня вечером празднество на своем флагмане и пригласил туда ее с супругом. Она до сих пор не виделась с Николасом, но полагает, что он ждал именно этого.

— Не виделась… — переспросил Юлиус. — А разве он не вернулся с ней из церкви?

— Сюда? — изумился Тоби. — Когда нам все о нем известно? Думаю, повезет, если мы, вообще, увидим его до конца недели. И, честно говоря, на месте Николаса, не представляю, как бы я смотрел нам в глаза.

— Это потому, что ты не Николас, — отозвался Грегорио. — Тоби, ты лекарь. У него больше нет от нас секретов. Как это повлияет на его действия в будущем? Теперь ты больше веришь в него, или меньше?

Тоби очень долго хранил молчание. Наконец, он отозвался:

— Не знаю. По-моему, в моем отношении ничего не изменилось. Я по-прежнему уверен, что сумею перехитрить его. В любом случае, любопытно было бы попытаться.

— Здесь? — спросил Юлиус. — Думаешь, он останется здесь?

— Не знаю. Тем более, если в дело замешана Венеция. Хотели бы вы отправиться в иные края? Горо? Юлиус?

— Мне все равно, куда плыть, — ответил Грегорио. — Но демуазель нуждается в надежном человеке здесь, в Брюгге. А я полагал, что вы с Юлиусом на будущий год вернетесь к Асторре. Там вы будете в безопасности от Саймона.

— Но только не Николас, — возразил Тоби. — Особенно, если останется в Брюгге. Интересно, чего хочет он сам? О чем сейчас думает?

— А мне интересно, где он? — Юлиус наморщил лоб. — Страус!

— Что?

— Он что-то говорил о том, чтобы навестить страуса. Это подарок герцогу Миланскому. А Томмазо жаловался, что птица подыхает.

— Очень похоже на Николаса, — натянуто объявил Грегорио. — Если уж он не в силах взглянуть нам в глаза, то можно не сомневаться, что он отправиться полюбоваться на страуса.

А Николас и впрямь отправился полюбоваться на страуса. Главной бедой было то, что больше идти оказалось попросту некуда.

И если ограничить проблему пределами Брюгге и не позволить ей принять космические масштабы, то не было такого места, где он сумел бы ускользнуть от Тоби, Грегорио и Юлиуса которые теперь знали о нем то, чего никогда не должны были узнать. Он не мог вернуться домой, не встретившись там с Марианной… А еще Брюгге был полон людей, который слышали о том, что случилось нынче утром в особняке Грутхусе. Или хотели поговорить с ним о Жааке де Флёри. Или о Лионетто. Или о Феликсе. И наконец, где-то в Брюгге находился Саймон Килмиррен и его беременная жена Кателина, о чьих чувствах он догадывался, но намерения оставались для него загадкой.

Вот почему Николас вспомнил о страусе, который обитал на конюшне, принадлежавшей флорентийским купцам, и решительно направился туда.

Вполне резонно было предположить, что там он не встретит никого из служащих компании Шаретти. В свою очередь, флорентийцы, в большинстве своем, не почтили присутствием утреннюю мессу по покойному шотландскому монарху. Фландрские галеры представляли для них куда больший интерес.

И поскольку они отправились на фландрские галеры, то ему не придется говорить ни с кем о шифрах, депешах и прочих увлекательных, но опасных вещах, что могли бы привести к новым интригам или напомнить о прежних. Только о простой задаче: как отправить страуса в Милан.

Он встретил Анджело Тани, управляющего банка Медичи, едва переступив порог изысканного, украшенного башнями особняка рядом с биржей.

— Мне нужно уйти, — сказал ему Тани, — но добро пожаловать к нам. Томмазо где-то внутри. И кстати, вам принесли послание… Понятия не имею, почему именно сюда Сегодня после обеда вас ожидают на Сильвер-стрете, в доме Флоренса ван Борселена.

Кто-то заметил:

— Я думал, он в отъезде. — Николас внезапно осознал, что это говорит он сам.

— Верно. Вас желает видеть его дочь Кателина. Может, ей нужны новые занавеси? Они уже купили у меня превосходное серебро для крестин. Они хорошо платят.

— Это верно, — подтвердил Николас.

Он еще долго стоял, глядя вослед Тани, так что пару раз на него наткнулись входящие и выходящие. Подросток лет четырнадцати вежливо сообщил, что если гость желает видеть мессера Томасо, то он на конюшне.

Тон был любезным, но в нем проскальзывали и какие-то иные нотки. Приглядевшись, Николас опознал мальчугана, с которым Феликс разговаривал в тот далекий день, когда на барке Медичи они отплыли полюбоваться на фландрские галеры.

— Я слышал, что в последнее время именно ты заправляешь тут всеми делами. А что поделывает мессер Томмазо? Собирается в путешествие?

— О, нет. Он опять пошел взглянуть на страуса.

— Опять? — переспросил Николас.

— На его помет. — Глаза парнишки вспыхнули лукавством.

Сделав над собой неимоверное усилие, Николас отвлекся от всех прочих забот.

— Мессер Томасо пытается его вылечить? Внезапно подросток широко и безмятежно улыбнулся.

— Нет. Просто смотрит помет. Страус съел все украшения со шляпы мессера Томасо и два его перстня.

— А я думал, — заметил Николас, — что это младшие служащие должны решать подобные вопросы.

Мальчик бросил на него быстрый взгляд, затем, убедившись, что гость шутит, вновь с облегчением улыбнулся.

— Он пытался меня заставить в первый день, но решил, что я смотрю недостаточно внимательно.

— Бедный мессер Томмазо! Как насчет того, чтобы мы с тобой вместе помогли ему? Можем подержать камзол. Он ведь при этом снимает камзол?

— Один из конюхов дает ему фартук, — отозвался подросток. — Но кое-кто говорит, будто кольца могут остаться у страуса в желудке навсегда.

— Или выйти гораздо позже, как дополнительный подарок герцогу Миланскому, — предположил Николас. Пройдя через дом, они вышли на двор конюшни. — Так, стало быть, птице уже лучше?

— Говорят, что да. Вы слышали про рыбу?

— Еще бы. Кто же додумался кормить его рыбой?

— Он сам стал ее есть, — пояснил мальчик. — Бродил по берегу после крушения. Затем объел половину пшеничного поля, прежде чем его поймали. Он очень быстро бегает. Понадобилось восемь всадников, чтобы его удержать, потому что они боялись повредить перья. Еще он любит маленьких птичек.

— Как мило!

— Он их глотает. И насекомых. И траву. Его стараются держать в клетке, иначе он съедает весь овес у лошадей. У него очень длинная шея. И длинные ноги. Он начинает лягаться, когда мессер Томмазо заглядывает в клетку.

— А как он… Как он добрался до колец? — поинтересовался Николас. Во дворе, от самых дальних стойл доносился топот и грозный рев. — Неужели это птица?

— Да, страус, — подтвердил подросток. — Он ревет, когда чем-то недоволен. Обычно принимается шипеть, когда видит мессера Томмазо. Иногда от удовольствия кудахчет. А кольца слетели, когда рука застряла между решеток.

— Полагаю, в этот момент страус кудахтал, — заметил Николас. — Итак, что у нас здесь? Лошади как будто в порядке. А вот и клетка. Какая высокая!

— Это крупная птица, — пояснил подросток. — Пять футов в холке, восемь — с головой. Петух. Это определяют по перьям. Вот что делает их такими ценными. Длинные черные и белые перья.