— Мои поздравления, демуазель. Даже герцогский казначей не смог бы произнести лучшую речь.

— Это все благодаря Феликсу, — отозвалась она. — Но где же наше вино?

Бочонок был тут как тут. Толпа вокруг Николаса без особой спешки рассеялась, а точнее — сместилась, сделав своим ядром стол с расставленными кружками. Кто-то начал разливать вино. Подняв свой бокал, вдова провозгласила здравицу за компанию, а они — в ее честь. Затем вместе с сыном она удалилась в дом. Грегорио остался: ему было любопытно, что произойдет дальше.

Внезапно Николас оказался рядом с ним.

— Разумеется, я был бы рад остаться и напиться допьяна вместе с приятелями, но полагаю, что нам лучше пройти внутрь. Я сказал Хеннинку, что они могут еще полчаса пьянствовать, а затем ему лучше присоединиться к нам.

Огромным усилием воли Грегорио сохранил маску невозмутимости и удержался от вопроса, как им удалось перетянуть на свою сторону Феликса де Шаретти. Или, если не перетянуть окончательно, то по крайней мере убедить выступить на их стороне сегодня. Вместо этого он сказал:

— А почему ты задержался?

Бок о бок они двинулись ко входу в дом.

— Письмо от… Письмо, — отозвался его новый хозяин. — Я обо всем расскажу демуазель чуть позже. Мне придется спешно отправляться в Италию, на следующий же день после турнира.

— Неприятности? — осведомился мейстер Грегорио.

— Ну, неприятности лишь в том смысле, что у меня будет не так много времени на то, чтобы уладить все здесь. Это несправедливо по отношению к тебе или к демуазель. Я постараюсь сделать как можно больше до отъезда. Но в каком-то смысле это не так уж плохо. Дадим время улечься слухам. Если кто и желает ссоры на людях, то только со мной, а не с демуазель.

— Но кто же может желать поссориться с тобой? — удивился Грегорио.

— Тот, о ком ты сейчас думаешь, — без особой враждебности отозвался Николас. — Ладно, пройдем в гостиную. Там нас ждет особое вино.

— А Италия? — торопясь за ним вслед, полюбопытствовал Грегорио. — Что за неприятности в Италии?

— Неприятности в Италии, — отозвался его новый хозяин, — состоят в том, что Якопо Пиччинино перешел на другую сторону.

Это казалось столь далеким от красильных чанов, свадеб и вина в гостиной, что Грегорио невольно нахмурился.

— Кондотьер? — переспросил он. — Тот самый, что был на жалованье у неапольского короля Ферранте? А, понимаю. Теперь капитан Асторре со своим отрядом поддерживают ослабевшую армию. Пиччинино перешел на сторону анжуйцев?

— Пиччинино теперь поддерживает герцога Калабрии. Да. Они задержались в дверях.

— И что же ты будешь делать? — мессер Грегорио недоуменно воззрился на Николаса.

— Одной левой разгоню целую армию, — отозвался Николас. — Но дело не в этом. На стороне Пиччинино сражается некто Лионетто. И мне очень не по душе та мысль, что теперь он против нас.

— Не понимаю.

— Вот и славно, — отозвался этот поразительный молодой человек с широкой улыбкой. — Иначе ты бы сразу развернулся и поспешил унести ноги подальше. Предупреждаю сразу — тебе лучше здесь не задерживаться, если предпочитаешь спокойную жизнь.

С наступлением темноты Марианна де Шаретти ощутила себя усталой до крайности. Разговоры и обсуждения дальнейших планов продолжались весь вечер. Тильда, которая не пожелала выпить с ними вина, все же вышла к ужину, присоединившись за столом к Феликсу, Катерине, Николасу и матери. С напряженным, опухшим от слез личиком Тильда едва отвечала, когда кто-то обращался к ней, и весь вечер просидела рядом с матерью, крепко держа ее за руку. Николас не обращал на нее внимания и завел разговор о турнирных боях.

Прямо на глазах Феликс начал оттаивать. Изъяснявшийся сперва лишь междометиями, он вскоре заиграл ведущую скрипку в разговоре, и никого не удивило, когда он внезапно во всеуслышанье провозгласил:

— Ты, кажется, сказал, если я правильно понял, что сейчас компания процветает? В таком случае, полагаю, она выдержит приобретение еще одной пары лошадей и, скажем, нового щита?

Ответ Николаса, который невозмутимо выразил свое согласие, прозвучал в тот же миг, что и резкий отказ самой Марианны. Она удивленно покосилась на Николаса.

— А почему бы и нет? — удивился тот. — Феликс все же станет главой компании. Он должен достойно выглядеть перед всем Братством Белого Медведя.

Она изумленно уставилась на него.

— Мне казалось… — но тут же осеклась.

— Вам казалось, что мы не сможем себе этого позволить. И мне тоже. Но во дворе выпили вдвое меньше вина, чем я предполагал. И свадьба обошлась нам дешево. — Он лукаво улыбнулся.

Тильда, озадаченная, переводила взгляд с одного на другого. Лишь теперь Марианна поняла: все, вероятно, ожидали, что отныне их заставят подтянуть пояса. Николас же хитростью заставил их дать ему возможность проявить щедрость.

Позже, когда после ужина Тильда с Феликсом ушли к себе, а Катерина заснула в ее большой постели, Марианна впервые за весь день осталась в гостиной наедине со своим супругом. Конечно, сегодня они не расставались ни на миг, но в каком-то смысле на его месте мог быть, к примеру, и Хеннинк. Вот только и за тысячу лет Хеннинку не удалось бы добиться того, что смог сделать сам Николас со вчерашнего дня. Равно как и Корнелису.

Хотя, конечно же, Корнелис подарил ей брачную ночь. А она ясно дала Николасу понять, что у них не будет ничего подобного. Он согласился: даже устроил так, чтобы Катерина осталась с матерью. Таким образом, ни у кого из окружающих не осталось ни малейших сомнений, на чем основан их брак. Только ради нее, Марианны.

По той же причине ему нужно будет поскорее уйти из гостиной и вернуться в ту комнату, в другом крыле здания, которую он будет отныне занимать. Проверив, как там Катерина, демуазель вернулась в гостиную и налила ему последний бокал вина, заметив при этом, что у Николаса слипаются глаза Возможно, и он тоже прошлую ночь провел без сна, — либо, напротив, спал мирно и без сновидений.

— Прошу меня простить, — произнес он внезапно. — Вы, должно быть, устали.

Он говорил так, словно они были совсем чужими друг другу, и их отношения всегда были столь церемонными, словно она никогда не ухаживала за ним во время ранения, пока он метался в бреду.

— Боюсь, мне вообще ни о чем не хочется сейчас говорить, — промолвила Марианна де Шаретти. — Хотя, впрочем, нет. Турнир.

— Он не будет в нем участвовать, — ответил Николас. — Поверьте мне на слово.

— После таких затрат? — она улыбнулась еще шире. — Две лошади? И щит?

— Вот как щедро я распоряжаюсь вашими деньгами. Но, впрочем, это поможет ему… поможет ему в общении с друзьями.

— Ты хочешь сказать, что он сможет хвастать перед ними тем, как обвел тебя вокруг пальца?

— Что-то вроде того. И, впрочем, он это заслужил. — Веки Николаса опустились. — Господи Иисусе, мне пора.

Он открыл глаза и поднялся с места. Но задержался на пороге.

У Марианны де Шаретти все тело ныло от усталости, и больше всего ей сейчас хотелось, чтобы он ушел без единого слова. Не произносил бы никаких ловких, заранее подготовленных фраз, дабы послужить завершением всей этой истории, и на которые ей пришлось бы подыскивать столь же искусный ответ.

— Думаю, сегодня вы будете крепко спать, — промолвил он вместо этого. — Завтра все утро я буду во дворе либо в кабинете. Пошлите за мной, если понадоблюсь.

Он наградил ее одной из своих щедрых внезапных улыбок, но глаза оставались по-прежнему сонными. Она также улыбнулась в ответ.

— Доброй ночи, Николас. — И проводила его взглядом до дверей. Он обернулся, касаясь засова, и словно бы приготовился что-то сказать, но вместо того опять улыбнулся.

Ей не следовало бы обращать на это внимание. И все же она спросила:

— Что ты хотел?

Он по-прежнему улыбался, не трогаясь с места.

— Одолжение, о котором я не решился просить.

Ей сделалось любопытно. Судя по тону его голоса, причин для тревоги не было.