Солнце садилось за холмами Уэльса, окрашивая черным цветом залитый кровью склон, где проходило сражение. Среди мертвых тел уже бродили вороны. Несколько валлийцев еще продолжали сражаться, но основная часть сбежала или собиралась бежать.

— Крейн! — долетел до него чей-то голос. Взгляд Ника заметался среди мертвых тел и сражающихся воинов. — Крейн! — снова прозвучал тот же голос. Ник повернул голову в сторону границы, и кровь застыла у него в жидах.

Всего в сотне ярдов выше по склону стоял Ллевелин ап Донегал с коротким мечом в руке. Слева от валлийца находились два его приспешника, удерживая на коленях третьего воина. На пленнике не было шлема, и рыжеватые волосы ярко горели в последних лучах солнца. Это был Тристан.

— Победа за мной, Крейн, — проорал Донегал и поднял меч.

— Нет! — прорычал Ник и бросился на врага, но ноги едва держали его, а руки двигались медленно, слишком медленно.

Донегал взмахнул мечом и пронзил грудь Тристана. Валлийцы отпустили его, и тело Тристана повалилось на бок. Донегал уперся ногой в плечо Тристана и выдернул меч.

Валлийцы развернулись и побежали. Они исчезли за гребнем холма раньше, чем Николас успел добежать до брата.

* * *

К вечеру обитателей Хартмурского замка охватила паника. Гости, прибывшие на свадебный пир, разъехались. Кто отправился на поле боя, кто домой. Всех пугали странные происшествия и дурные предзнаменования, черной тенью окутавшие старинный замок.

Роза и Тилли, горничная Женевьевы, вместе с Хейт обыскали весь громадный дом и все закоулки замка, но пропавших нигде не было. Теперь женщины собрались за хозяйским столом, к ним присоединилась и старая колдунья Минерва.

Ивлин в одиночестве сидела на противоположной стороне стола. Сложив руки на грубой ткани своего одеяния, она молчала и слушала.

Тилли, молодая и несдержанная, громко рыдала:

— Ума не приложу, куда они подевались. Их весь день никто не видел.

Ивлин хотела сказать, что видела леди Симону утром, но щеки ее вспыхнули при мысли, что придется рассказывать обо всех обстоятельствах, и она промолчала. Леди Симона ненавидела ее. Ивлин не могла винить ее за это. Сейчас она молилась о безопасности Ника и о том, чтобы с Симоной тоже ничего не случилось.

Словно прочитав ее мысли, старая Минерва посмотрела на Ивлин и нахмурилась. Ивлин пришла в ужас.

— Теперь уж ничего не поделаешь, детка. — Голос старухи звучал почти ласково, и Ивлин обрадовалась, когда та отвела наконец взгляд.

— Минерва права. Надо дождаться возвращения Николаса и Тристана. — Хейт опустила глаза на дочку, отбросила прядку у нее со лба. У обеих — у матери и дочери — покраснели носы, а на щеках горели лихорадочные пятна. — А вы сейчас же ложитесь, — скомандовала она служанкам. — Будут новости — я вас разбужу.

Когда служанки ушли, Хейт обратилась к старой колдунье:

— Может быть, ты попробуешь еще раз, Минерва? Прошу тебя! — Хейт прижала руку к груди. — У меня так болит сердце.

Минерва вздохнула и достала из складок своей юбки небольшой меховой мешочек.

— Ладно, племяшка. Но будет то же самое, точно тебе говорю.

Ивлин сжимала в руках четки, а Минерва, бормоча под нос рифмованные заклинания, вытащила из мешка три камешка и положила их на столе в одну линию. Ивлин показалось, что это кусочки костей.

— Видишь, — обратилась Минерва к Хейт, — все также, как было в последний раз.

Хейт наклонилась к столу:

— Здесь камень Смерти.

— Но и камень Удачи тоже. — Минерва собрала камешки и со стуком бросила их в мешочек. Ивлин облегченно выдохнула. Минерва продолжала:

— Ты не хуже меня знаешь, что камень Смерти не всегда указывает на смерть. Очень часто он означает просто… — она понизила голос и зашептала в самое ухо Хейт, — новое начало. — Ивлин вздрогнула. — А сейчас тебе лучше всего выспаться.

Хейт опустила голову на ладонь. Ивлин видела, как затряслись ее плечи. Она не понимала всего этого колдовства и не хотела понимать, но горе Хейт, так беспокоящейся о своем муже, находило отклик в ее сердце.

— Я не засну, — наконец проговорила Хейт.

— Попробуй ради ребенка. Она-то не может всю ночь держать свои маленькие глазки открытыми. — Минерва протянула через стол руку, и Хейт вложила свою ладонь в ее пальцы.

— Ну ладно, — прошептала она. — Спокойной ночи, Минерва. — Хейт поднялась из-за стола, ее взгляд встретился с глазами леди Ивлин. Хейт заморгала, как будто только сейчас заметила, что монахиня сидит с ними за одним столом. — Спокойной ночи, леди Ивлин.

Ивлин улыбнулась и кивнула:

— Спокойной ночи.

Когда Хейт с ребенком на руках вышла, Минерва уронила голову. Ивлин заметила, как побледнела колдунья.

— Простите меня… Минерва.

Старуха искоса посмотрела на нее из-под руки.

— Вы нездоровы?

— Нездорова? — Минерва усмехнулась. — Нет, детка. Просто я старая и очень, очень устала.

Ивлин не знала, что на это сказать. Минерва продолжала пристально изучать ее. У Ивлин даже возникло желание перекреститься.

— А что будет с тобой, сестра Ив? Вернешься в обитель?

От этой мысли у Ивлин перехватило дыхание. Она с трудом выдавила:

— Нет-нет! Это место… оно плохое.

Минерва кивнула, как будто отлично поняла ее.

— Значит, останешься в Хартмуре?

Ивлин нахмурилась:

— Я не знаю, где еще могу приклонить голову. Я не хочу оставаться здесь. Леди Симона ненавидит меня. Конечно, я знаю, что Ник… лорд Николас не откажет мне… Но ведь я заставила его страдать.

— Да, заставила.

Ивлин кивнула:

— Я хочу… хочу уснуть и проснуться далеко-далеко отсюда. И все забыть. Хочу оказаться там, где никто меня не знает, и начать жизнь сначала.

— Правда хочешь? — спросила старуха.

— Да. — Ивлин посмотрела прямо в глаза колдунье. И похолодела. «Господи, прости меня грешную за то, о чем я хочу попросить». — Минерва, вы… вы можете это сделать? — шепотом закончила она.

— Не так, как ты думаешь, детка, — улыбнулась старуха. — Но возможно, мы сумеем друг другу помочь.

В душе Ивлин страх боролся с волнением.

— Как?

Минерва с трудом поднялась на ноги.

— Скоро. А ты держи язык за зубами и будь готова, если я шепну тебе словечко, поняла?

Ивлин ничего не поняла. Она едва сознавала, что отдает свое будущее в руки этой старой насмешливой ведьмы. Но все же кивнула и пообещала:

— Я буду готова. Сказано это было всерьез.

Одну за другой Николас быстро переставлял ноги по мерзлой земле и грязи. Дыхание со свистом вырывалось у него из груди. Всю ночь он шел, не позволяя сменить себя. Он сам проделает каждый шаг тяжелой дороги с носилками, на которых лежит Тристан. Глаза Ника не отрывались от восточного горизонта, шаг не замедлялся ни на минуту.

В голове билась одна неотступная мысль: «Кровь брата на мне, кровь брата на мне». Слова, мучительные и горькие, ритмично кружились в мозгу Ника, как вороны над полем сражения. И в этих словах была страшная правда. Все повторялось, как в кошмарном сне, — он снова возвращается в Хартмур с телом на носилках.

Мысли о леди Хейт, о маленькой Изабелле, о матери отдавались в груди давящей болью.

Носилки дернулись у него за спиной. Ник, не оборачиваясь, прокричал:

— Тот, кто уронит моего брата на землю, сам окажется в земле.

— Да, сэр.

— Простите, сэр.

— Не беспокойтесь, сэр.

— Ник, не будь дураком. Я говорил тебе, что могу сесть на лошадь, но ты же не слушаешь.

Ник, не замедляя шага, бросил через плечо:

— И ты истечешь кровью. Помолчи, брат, радуйся, что тебя несут.

Тристан слабо усмехнулся:

— У твоих добрых воинов не найдется эля? У меня от этой тряски пересохло во рту.

Ник услышал суету за спиной, брат кого-то поблагодарил. Раздалось бульканье, потом — удовлетворенный рык.