Вперед вышел Николас, но не приблизился к ней, а упал на колени и привлек к себе Ивлин. Она, рыдая, припала к его груди. Губы Николаса дрогнули. Симоне казалось, что она становится все легче и легче и скоро оторвется от каменных плит пола и улетит в небо.

Но нет, она еще не сдалась!

— Милорд, — тихонько позвала она мужа, не сводя глаз с его лица. Она поможет ему, если только он ей позволит.

Ник открыл глаза, и Симона ощутила дурноту от страшного выражения в их глубине.

— Симона. — Ник посмотрел на нее и отвернулся. — Иди к себе. Тебе нечего здесь делать.

Его слова кинжалом вонзились в ее сердце, но Николас ни на секунду не задержал на ней своего внимания. В зале раздался стук. Симона обернулась и в проеме дверей увидела двух монахов с гладко выбритыми макушками и широкими палашами.

— Ивлин Годвин, — бесстрастно провозгласил один из монахов. — Ты повидала своего отца на смертном одре. Время возвращаться в монастырь.

Симона услышала, как вскрикнула Ивлин:

— Ник, пожалуйста, не позволяй им увезти меня от Хандаара!

Ник погладил ее по плечу:

— Не бойся, Ивлин.

Он встал с колен, вытащил из ножен липкий от крови меч и двинулся к монахам.

— Покиньте мой дом, слуги Господни, — грозно произнес он, заставляя монахов взяться за рукоятки своих палашей. — Леди Ивлин останется здесь, сколько пожелает. И вы не тронете ее.

— На то не твоя воля, барон, — фыркнул один из монахов. — Сестра принадлежит Небесному Отцу и должна служить только Ему.

Николас поднял меч и, держа его на высоте пояса, быстро приблизился к монахам. Казалось, схватка неизбежна. У Симоны перехватило дыхание.

— И ты тоже, наглец! Или я отправлю тебя испытать Божью милость, если ты сейчас же не оставишь нас в покое!

Тристан встал между готовыми к бою противниками. Симона прижала ко рту грязную ладонь.

— В этом зале не будет кровопролития, — громко заявил Тристан. Симона перевела взгляд на Ивлин, которая по-прежнему стояла на коленях возле своего отца. Ивлин смотрела на нее, затуманенные синие глаза явно отметили жуткие пятна на платье Симоны. Гостья заговорила. Ее голос звучал мягко и слабо, как моросящий дождь.

— Благодарю вас, — дрожащими губами выговорила она, положив руку на грудь Хандаара. — Благодарю вас за то, что вы сделали для моего отца. Вот… — Она полезла в кошелек, вынула искореженную монету и протянула ее Симоне. — Я знаю, этого мало, но больше у меня ничего нет. Возьмите, пожалуйста.

Симона застыла, не сводя с монеты глаз.

— Пожалуйста, — повторила Ивлин и нервно оглянулась на монахов. — Пока они не видят.

Симона протянула руку, всю в засохшей крови Хандаара, и Ивлин вложила в нее свою убогую монетку.

— Благослови вас Бог. А теперь идите, как приказал вам хозяин, иначе он вас накажет.

Симона онемела, ее пальцы сжимали монету так, что на ладони остались кровавые следы от ногтей, но тут рядом с ней возникла Хейт.

— Леди Симона, позвольте мне…

Симона отшатнулась и побежала к лестнице, не оглядываясь на недоуменное восклицание Ивлин.

— Я сам разберусь, Тристан. Отойди, — сквозь стиснутые зубы процедил Николас.

— Нет, Николас. Ты сейчас не в себе, — возразил Тристан. Ник на мгновение испытал желание повернуть оружие против брата. Хартмур принадлежит ему, Тристан не имеет права командовать здесь.

— Я сказал — отойди! — Ник надвигался на монахов до тех пор, пока его плечи не уперлись в грудь Тристана. Брат схватил его за руку.

— Ты сейчас зол, Ник, — тихо проговорил он. — Но остановись на минуту и подумай. Эти люди неровня тебе, а их смерть вызовет нежелательные последствия. Клянусь, они не заберут Ивлин, пока Хандаар не испустит дух.

Словно почувствовав колебания Николаса, один из монахов сказал:

— Мы не желаем ссориться с тобой, Николас Фицтодд, но у нас есть приказ, и мы должны ему повиноваться.

Душа Ника пылала от гнева и унижения. Тристан, черт его подери, опять оказывался прав. Нельзя нападать на монахов. Королю донесут, и он прогневается. Известие о гибели Обни разозлит Вильгельма еще больше. Нельзя позорить свое имя.

Издав грозный рык, Ник вложил меч в ножны.

— Убирайтесь из зала. Можете остаться в конюшне до тех пор, пока… — Ник запнулся, с трудом сглотнул неожиданный ком в горле. — Когда он умрет, вы сможете вернуться с ней в Уитингтон. Клянусь, вам не придется долго ждать.

Монахи убрали палаши. Один из них заговорил.

— Мы должны вернуться сегодня, — твердо произнес он, но глаза его жадно блеснули. — Возможно, мы могли бы забрать нашу сестру через две недели, будь у нас деньги, чтобы возместить ее богоугодные труды. Видишь ли, барон, наш монастырь — слишком бедное прибежище богомольцев…

Ник презрительно фыркнул. Жадность монаха вызвала в нем отвращение. Он почти наверняка знал, что не было никакого приказа вернуть Ивлин в монастырь через определенный промежуток времени. Скорее всего, эти две недели монахи проведут в трактире, пропивая полученные за нее деньги.

— Сколько? — спросил Николас. Тристан понял, что беспокоиться больше не о чем, и удалился от договаривающихся сторон.

Монахи переглянулись, затем один из них заявил:

— Пятьдесят золотых монет возместят труды сестры за две недели.

— Вы получите десять, — непреклонно произнес Ник. — Подождите у конюшен. Кастелян принесет деньги.

Монахи поклонились и начертали в воздухе крест.

— Да благословит тебя Бог, благородный господин. Да не оставит Он тебя своей милостью в это…

Ник развернулся и пошел прочь, не слушая фальшивые пожелания. Тристан — очень решительно и непреклонно — вызвался проводить незваных гостей до конюшни. Двери зала захлопнулись.

Ивлин все еще стояла на коленях у ложа отца. Ник пошел к ней, испытав облегчение оттого, что Симона в кои-то веки ему подчинилась.

Николасу было невыносимо видеть ее рядом с бесчувственным телом Хандаара, всю в крови старого лорда, и знать, что она стала свидетельницей его страшных ошибок, приведших к смерти людей, которых он поклялся защищать.

«Я совсем запутался».

Слезы Ивлин высохли. Сейчас она сидела на камышах, поглаживая мех, который укрывал тело Хандаара. Ник присел рядом.

— Монахи ушли, — негромко сообщил он. — Они вернутся через две недели. Ты сможешь побыть с Хандааром.

— Благодарю вас, милорд, — ответила Ивлин, не поднимая на него глаз.

Милорд? Ивлин лет десять не называла его так. Может быть, это потому, что он оставил ее: не стал мужем, не защитил отца?

— Как ты живешь, Ивлин? — спросил Ник, надеясь, что она посмотрит на него. — Я не хотел оставлять тебя одну. Думал, что моя невестка…

— Она ушла с леди Симоной, — бесстрастно произнесла Ивлин, а потом все же взглянула ему в глаза. — С твоей женой.

Ник смотрел на нее, предчувствуя, как заноет сейчас сердце — у него другая жена, не Ивлин. Но боль не пришла.

— Да, Симона моя жена. Мы поженились в Лондоне несколько недель назад.

Ивлин прикрыла глаза, из-под темных ресниц по щеке скатилась единственная слеза.

— После всех моих писем? Почему ты не сказал мне, Ник? Почему позволил мне унижаться снова и снова? — Она открыла глаза, В их синих глубинах Николас увидел сверкнувшую искру. Ивлин перевела взгляд на отца и склонила голову. — Неужели это мое наказание? За то, что я оставила Обни и тебя? Теперь мой отец умирает, а дом разрушен…

Ник почувствовал, как сдавило грудь.

— Нет, Ивлин, ты не виновата. Тебе не за что себя корить. Я…

— Но в каждом моем письме…

— Я не прочел ни одного. — Наступила тяжелая тишина.

— Понятно, — наконец произнесла Ивлин. — Значит, я так сильно обидела тебя?

Ник не мог признаться Ивлин, что боль, которую он испытал после ее отказа, была вызвана не разбитым сердцем, а раненой гордостью, недовольством, что он не сумел выполнить просьбу матери и жениться, как Тристан, не обеспечил наследника отцовского достояния.

Он не мог сказать ей, что чувство, много месяцев назад принимаемое им за любовь, было лишь бледной тенью того, что он испытывал сейчас. Испытывал к Симоне.